В КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

 

 

Заявитель:                                 Савельева Раиса Петровна

 

Должностное лицо (орган),

подписавшее акт,

конституционность которого

подлежит проверке:                                 

Президент Российской Федерации,

г.Москва, Кремль

 

                                                                     

Орган, принявший акт,

подлежащий проверке:         Государственная Дума Федерального                                                      Собрания Российской Федерации,

103265, г.Москва, ул.Охотный Ряд, д.1.          

 

 

 

ЖАЛОБА

 

 

на нарушение конституционных прав ст.389, абз.абз. 2, 3 и 4 ст.380 и абз.4 ч.3 ст.382 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, принятого Федеральным Законом от 14 ноября 2002г. N 137-ФЗ "О введении в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации".

 

 

1. Источник официального опубликования акта:

 

Текст Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее – «ГПК РФ») опубликован в "Российской газете" от 20 ноября 2002г. N 238-239, в 140

Собрании законодательства Российской Федерации от 18 ноября 2002г. N 46 ст.4532.

 

 

2. Основаниями для обращения в Конституционный суд явились следующие обстоятельства.

 

18 июля 2005г. заместителем Председателя Верховного Суда Российской Федерации (далее - «ВС РФ») Карповым А.И. на основании («руководствуясь») обжалованной настоящим статьи 389 ГПК РФ было вынесено Определение № 11ф05-423 (прилагается) об истребовании из Нижнекамского городского суда названного дела. В указанном Определении делается в качестве обоснования повода его вынесения ссылка на заявление Генерального директора ООО «ИК АйБиЭйч» о внесении в Президиум ВС РФ мотивированного представления о пересмотре в порядке надзора в целях обеспечения единства судебной практики и законности решения Нижнекамского городского суда от 3 декабря 2003 года по делу по иску Савельевой Р.П. к  ОАО «Нижнекамскнефтхим», ООО «ИК АйБиЭйч» о возврате вклада.

            Итак, в рамках судебного дела, в котором заявитель настоящей жалобы является лицом, участвующим в деле, применена статья 389 ГПК РФ.

            Кроме того, эта статья будет применена еще раз по указанному делу: когда истребовавшее дело лицо внесет представление в Президиум Верховного Суда Российской Федерации, или же откажется от внесения такого представления.

            Таким образом, в нашем случае дважды выполняется требование, содержащееся в ст. 96 Федерального конституционного закона «О Конституционном суде Российской Федерации», о конкретных основаниях к рассмотрению настоящего обращения. Обжалованные нормы абз.абз 2, 3 и 4 ст.380 и абз.4 ч.3 ст.382 ГПК РФ находятся в нормативной связи со ст. 389 ГПК РФ и они являются неконституционными (в том понимании, которое им придает судебная практика) постольку, поскольку является неконституционной ст. 389 ГПК РФ.

            Нормативным основанием для обращения в Конституционный суд являются положения ч.2 ст.15, ч.2 ст.45 и ч.4 ст.125 Конституции РФ и положения ч.2 ст.36 и ч.1 ст.96 Федерального конституционного закона №1-ФКЗ от 21 июля 1994г. «О Конституционном суде Российской Федерации»,

Я полагаю обжалованные нормы ГПК РФ неконституционными также и в связи со специфическим пониманием, придаваемым ей судебной практикой.

 

 

3. Понимание судебной практикой нормы ст.389 ГПК РФ. Позиция заявителя.

 

Особенности понимания судебной практикой нормы ст.389 ГПК РФ состоят в следующем: лицо, обладающее полномочиями, предоставленными ему ст. 389 ГПК РФ, свободно от необходимости соблюдения большинства процедур и сроков, предусмотренных Главой 41 ГПК РФ («Производство в суде надзорной инстанции»). Эта специфика по факту образована, в основном, благодаря тому сложившемуся в литературе и судебной практике мнению, что для внесения представления в порядке ст.389 ГПК РФ не нужно надзорной жалобы (представления прокурора)[1]. И тогда, например, срок, установленный ч.2 ст.376 ГПК РФ («Судебные постановления могут быть обжалованы в суд надзорной инстанции в течение года со дня их вступления в законную силу»), никакого влияния на возможность внесения представления в порядке ст.389 ГПК РФ не оказывает. То есть это полномочие получается не ограниченным никаким сроком[2]. Верховный суд РФ полагает, что «вынесенные по делу судебные постановления в порядке ст. 389 ГПК РФ подлежат проверке на предмет установления их законности независимо от усмотрения сторон по делу»[3].

 

Полагаю, что такое понимание судебной практикой статьи 389 ГПК РФ не может иметь места, поскольку такое ее понимание делает ее противоречащей сразу нескольким статьям Конституции РФ, признанным правам и свободам человека, нарушает принципы диспозитивности, разделения властей и законности.

В качестве обоснования своей позиции привожу следующие соображения.

 

Процессуальные отношения, возникающие между лицом, участвующим в деле, с одной стороны, и судом, с другой стороны, могут выступать только в правовой форме. То есть эти отношения имеют форму, установленную процессуальным законодательством и никаким другим.

Поскольку ГПК РФ не содержит правовой регламентации формы и содержания обращений в адрес лица, замещающего должность, упомянутую в ст. 389 ГПК РФ, соответственно, отношения между заявителем и судом не имеют процессуальной формы, что означает, в свою очередь, отсутствие процессуальных отношений между заявителем и должностным лицом.

В таких условиях в нашем случае упоминание о заявлении Генерального директора ООО «ИК АйБиЭйч» является поводом для использования должностным лицом суда своих полномочий по ст. 389 ГПК РФ, но не основанием для их – полномочий – возникновения. Эти полномочия не зависят, от каких бы то ни было действий лиц, участвующих в деле.

Мотивированные необходимостью обеспечения законности эти полномочия становятся схожими до степени смешения с полномочиям прокуратуры[4]. Тот факт, что в случае со статьей 389 ГПК РФ мы имеем специфический объект такого надзора, (судебные акты), сути дела не меняет: указанные в ней должностные лица, реализуя предоставленные им полномочия, выступают не в качестве судьи, поскольку у них не возникает никаких процессуальных отношений с лицами, участвующими в деле, а в качестве самостоятельного – по отношению к делу - субъекта, совершающего действия, влекущие определенные процессуальные последствия. Таким образом, в данном случае возникают процессуальные отношения между судом (президиумом ВС РФ) с одной стороны, и этим должностным лицом – с другой. Предметом этих отношений является вопрос о пересмотре в порядке надзора судебных актов, касающихся участников процесса, которые ни в какие процессуальные отношения ни с должностным лицом[5], ни с Президиумом не вступили.

 

Это, во-первых, означает нарушение принципа диспозитивности. Тут даже нет ограничения принципа диспозитивности, о котором писалось в литературе авторами, являющимися одновременно и разработчиками проекта ГПК РФ и судьями ВС РФ[6]. Однако, если такое нарушение и можно квалифицировать как ограничение, то, как и любое ограничение прав и свобод, это ограничение может быть обосновано – через ч.3 ст.55 Конституции – необходимостью достижения указанных в названной норме Конституции целей. ч.ч.2 и 3 ст.55 Конституции РФ.

 

Во-вторых, указанная ситуация – когда лицо, являющееся судьей (и должностным лицом), наделяется полномочиями, не мотивированными и вообще никак не связанными с процессуальными отношениями (которых не возникает) - означает нарушение принципа разделения властей. То есть такое понимание судебной практикой ст. 389 ГПК РФ означает также и  нарушение принципа разделения властей (ст.10 Конституции РФ)[7]. Помимо самой нормы эти полномочия имеют связь только с фактом занятия лицом соответствующей должности. Ни с какими другими фактами они связи не имеют, действуют абсолютно в отношении всех и любых решений, принятых судами общей юрисдикции в порядке гражданского судопроизводства и вступивших в законную силу. Иначе говоря, права любого лица, получившего, например, в свою пользу решение, находятся под пассивным действием этого полномочия, являются неявно обусловленными возможностью их применения. Такая абсолютизация этих полномочий, не ограниченных ни кругом их действия, ни сроком их применения, преодолевает – среди прочего – внутреннее инстанционное распределение функций, то есть нарушает принцип независимости суда, установленный ч.1. ст. 120 Конституции РФ.

Любое властное полномочие должно быть обусловлено фактическим составом как основанием возникновения права на их реализацию. Здесь такого фактического состава нет, поэтому исключена проверяемость реализации таких полномочий на предмет их законности. То есть существующее понимание ст.389 ГПК РФ делает эти полномочия не подчиненными закону, поскольку нет образца (закона), в сравнении, с которым можно было бы сделать вывод о законности/незаконности применения должностным лицом этого своего права. Это значительно затрудняет, если не делает невозможным, применение мер ответственности к лицу, пользующимся этим полномочием исходя из корыстных, например, мотивов. Особый порядок привлечения судьи к уголовной ответственности не подразумевает возможность исключения его из сферы действия материального закона или затруднений его применения, из чего выводится нарушение статьей 389 ГПК РФ принципа равенства перед законом, гарантированный государством (ч.2 ст.19 Конституции РФ).

Принцип равенства перед законом нарушается также и тем обстоятельством, что в арбитражном процессе (см. Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации – далее «АПК РФ») аналогичного института представлений не существует вовсе, там последовательно реализован принцип диспозитивности.

Вопрос об определении возникновения права (правообязанности) на реализацию полномочий здесь актуален в силу того обстоятельства, что происходит реализация этого полномочия по факту вне предусмотренных процессуальных форм. 

 

В-третьих, практика применения ст.389 ГПК РФ знаменует собою вмешательство в частные дела. Гражданское судопроизводство в подавляющем количестве случаев имеет своей основной целью защиту частного имущественного интереса (права). Эта защита мотивирована активным действием обладателя такого интереса. То, что по факту стало возможным произвести такую защиту частного интереса[8] вне связи с волей его обладателя в силу ст. 389 ГПК РФ, нарушает это правило, закрепленное в ст.2 Гражданского кодекса РФ и гарантированное ч.2 ст.8, ч.1 ст.35, ч.1 ст.45 и ч.1 ст.46 Конституции РФ. Выше уже говорилось о неконституционном ограничении принципа диспозитивности, а здесь же имеется в виду его прямое нарушение путем его игнорирования. Это противоречит ч.2 ст.55 Конституции РФ: в РФ не должны издаваться законы, отменяющие права и свободы человека. Принцип диспозитивности – среди таких прав.

 

В-четвертых, это означает подчинение прав и свобод человека государственному интересу. Это тоже еще один аспект нарушения принципа диспозитивности. Должностное лицо, реализующее полномочие по ст.389 ГПК РФ имеет определенный этой статьей государственный интерес: это единство судебной практики и законность. Изоляция ст.389 ГПК РФ от действия принципа диспозитивности показывает, что государственный интерес здесь ставится выше частного, который тут вовсе не выявляется, остается анонимным. Это противоречит нормам ст.2 и ст.18 Конституции РФ.

 

В-пятых, несмотря на целеполагание статьей 389 ГПК РФ -  соблюдение принципа законности, такое основание для пересмотра судебных постановлений как обеспечение единства судебной практики само по себе означает нарушение принципа законности, так как суд (чьи акты пересматриваются) выносит решение на основе закона (норм права)[9], а не судебной практики.

 

В-шестых, текст ст. 389 ГПК РФ свидетельствует о попытке сделать судебную практику источником права. Об этом свидетельствует имеющееся там выражение «в целях обеспечения единства судебной практики». Эту цель должен реализовать («обеспечить») Президиум ВС РФ, получивший возможность пересмотра дела в порядке ст. 389 ГПК РФ. Конечно, обеспечивать такое единство можно разными способами, но согласно мнения, изложенного в литературе[10] это обеспечение именно что должно быть осуществлено путем издания судебного прецедента, которым должен руководствоваться суд, при рассмотрении похожего дела. Это означает дополнение источников права новым источником – судебным решением (прецедентом). Это противоречит ст.ст. 10 и 126 Конституции РФ: нарушает принцип разделения властей и необоснованно расширяет полномочия Верховного Суда[11] (точнее – одного из его органов - Президиума). Нарушается также принцип верховенства закона (ч.2 ст.4 Конституции РФ).

 

В-седьмых, неурегулированная процедура реализации полномочий  по ст.389 ГПК РФ и фактический отказ в применении аналогии права, оставляет вне нормативного регулирования поведение должностного лица, указанного в ст. 389 ГПК. Хотя таковая неурегулированность должна была повлечь невозможность в применении полномочий, основанных на ст.389 ГПК РФ на практике этого не произошло. Должностные лица пользуются этими полномочиями, соответствие же их деятельности закону - как уже было сказано - проверить невозможно, поэтому не может быть выполнимым ограничение, налагаемое на должностных лиц ч.2 ст.15 Конституции РФ, что делает эту статью противоречащей и названной статье Конституции РФ. 

 

В-восьмых, эта статья нарушает существенное и признаваемое международными нормами правило т.н. исчерпываемости судебных процедур – через отсутствие срока - как признака соблюдения задачи устойчивости имущественного оборота. Именно требованием исчерпываемости был мотивированы, например, одни из последних изменений АПК РФ, когда был установлен крайний срок для проверки судебных актов в порядке надзора[12].

 

В-девятых, такая практика разлагает установленную родовую и внутриинстанционную подсудность, установленную ст. 377 ГПК РФ. Эта статья казуистическим образом позволяет определить – в зависимости от предыдущих обжалований и видов обжалуемых актов - суд и даже орган суда (Судебная коллегия или Президиум ВС РФ), который полномочен пересматривать в порядке надзора принятые по делу судебные акты. Практика применения ст. 389 ГПК РФ показывает, что ВС РФ полагает и должностное лицо, вносящее представление, и сам Президиум  свободным от соблюдения этой специфической подсудности. Это очевидное нарушение процессуального закона нарушает также и ч.1 ст.47 Конституции РФ, провозгласившую, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которого оно отнесено законом. Лицо, участвующее в деле, лишается спецификой судебного понимания положений статьи и этого своего конституционного права.

 

Поэтому это полномочие по ст.389 ГПК РФ – в существующей его интерпретации – есть по сути ничем не ограниченный властный произвол. Это полномочие может существовать, только если оно будет строго увязано с другими нормами ГПК РФ. А пока же любая связь иных норм ГПК РФ исключительно односторонняя: не нормы обусловливают действие ст.389 ГПК РФ, а сама эта статья обусловливает и вызывает действие ряда норм ГПК РФ. В частности, это касается норм, регулирующих отношения в надзорной инстанции. Но такая обусловленность действия норм неконституционной статьей 389 ГПК РФ влечет, по нашему мнению, неконституционность и этих норм – в существующей их интерпретации – как позволяющие субъекту их применять на основании противоречащего Конституции порядка – внесения представления по ст. 389 ГПК РФ.

Некоторые нормы, наоборот, не применяются судебной практикой в силу того обстоятельства, что она, судебная практика, полагает полномочие по ст. 389 ГПК РФ свободным от соблюдения некоторых формальностей и сроков.

В случае со ст. 389 ГПК РФ не применяются положения абз.абз. 2-4 ст. 380 ГПК РФ (возвращение представления без рассмотрения по существу в связи с несоответствием его требованиям по содержанию и форме, отсутствием права на подачу и истечением срока на обжалование). Отказ в применении этих норм, мотивированный мнением судебной практики относительно некоторых аспектов, возникающих в связи со ст. 389 ГПК РФ – делает эти нормы не соответствующими конституции в существующем контексте их судебного толкования.

Отсутствие факта применения этих норм обусловлено мнением судебной практики относительно того, что представление, вносимое в порядке ст. 389 ГПК РФ, не должно иметь процессуальной формы и к нему не предъявляется никаких требований по содержанию. Это мнение ошибочно, так как и поскольку такое представление вызывает к жизни вполне определенные процессуальные последствия (обязанность собраться судебному составу и решить поставленный перед ним вопрос о пересмотре актов в порядке надзора), поэтому такое освобождение должностного лица от требований к форме содержанию процессуального документа, вносимого им в Президиум ВС РФ, нарушает принцип равенства перед законом, гарантированный ст. 19 Конституции РФ: все иные лица, участвующие в деле связаны требованиями к форме и содержанию процессуальных документов[13], не свободен от этих требований и суд – любой его документ должен отвечать вполне определенным требованиям[14]. Освобождено от этого требования только должностное лицо, вносящее представление в порядке ст. 389 ГПК РФ.

На практике это приводит к тому, что даже требование, содержащееся в самой статье 389 ГПК РФ (мотивировать представление соображениями единства судебной практики) практически никогда не выполняется – из исследованных нами актов Президиума, вынесенных в связи с представлением по ст. 389 ГПК РФ[15], только в одном отслеживается мотив единства судебной практики. Да и то в этом последнем случае опыт был негативным – в пересмотре в порядке надзора было отказано[16].

Поскольку реализация полномочий в порядке ст. 389 ГПК не связана ни с каким интересом участвующих в деле лиц[17], реализация этого полномочия есть обращение в защиту некоторого иного, специфического интереса. Формально-юридически это есть обращение в суд, обладающий специальной юрисдикцией защищать такой интерес. Любое лицо, обращающееся в суд за защитой некоего интереса, в силу требований ст. 3 ГПК РФ обязано соблюдать порядок, установленный гражданским судопроизводством. Отсутствие в процессуальном законодательстве соответствующих норм, установивших такой порядок, должно влечь либо применение приема аналогии права/закона, или отказ в защите права. Здесь же, в случае с представлением, такого не происходит только в силу исключения[18], сделанного для некоторых должностных лиц ВС РФ. Это означает нарушение конституционного принципа равенства перед законом[19] («независимо от должностного положения»), когда для лиц, занимающих указанную в ст.389 ГПК РФ должность, требования о соблюдении порядка оказываются необязательными. Кроме того, необходимо учитывать следующее. В соответствии с нормами ст.ст. 10, 11, 118 Конституции РФ полномочия судьи, отправляющего правосудие, суть есть реализация специфической властной функции. То, что в данном случае формально не возникает процессуальных отношений[20] не меняет сути полномочия, установленного ст.389 ГПК РФ: оно является властным полномочием. Поэтому положения закона, регулирующие властную деятельность (судьи), могут быть истолкованы только ограничительно, но никак не расширительно. То есть здесь должен действовать принцип: «субъект права[21] обладает только теми правами, которые ему предоставлены законом». Судебная практика же, в попытке преодолеть неурегулированность механизма возникновения и реализации полномочий по ст. 389 ГПК РФ, фактически исходит - из чуждого процессуальному закону вообще и норме, регулирующей властные полномочия судьи, в частности, - гражданско-правового принципа «разрешено все, что не запрещено законом». Такой подход противоречит базовому конституционному принципу, записанному в ст. 2 Конституции РФ, конкретизированному для правоприменителя в ее ст.18.

 

Наконец, отсутствие требований процессуальной формы для представлений, внесенных в порядке ст.389 ГПК РФ (являющейся частью надзорного производства[22]), нарушает требования специальной ст.126 Конституции РФ, в которой указано, что Верховный Суд РФ осуществляет судебный надзор в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах. 

 

Отсутствие применения абз.3 ст. 380 ГПК РФ (возвращение представления лицу, не имеющему право на обращение в суд надзорной инстанции) к обращению лица, внесшему представление в порядке ст. 389 ГПК РФ, делает эту статью также противоречащей Конституции РФ только в силу неконституционности нормы ст.389 ГПК РФ и их непосредственной нормативной связи.

Точно так же отсутствие применения абз.4 ст. 380 ГПК РФ к представлению, вносимому в порядке ст.389 ГПК РФ, по тем мотивам, что судебная практика не считает полномочие, оговоренное статьей 389 ГПК РФ, ограниченным каким-либо сроком, делает эту норму (воспроизведенную в абз.4 ст. 380 ГПК РФ) неконституционной.

Что касается нормы, которая подлежит в моем случае применению в связи со ст.389 ГПК РФ и применение которой делает ее неконституционной только в силу ее нормативной связи с неконституционной ст.389, то этой нормой является абз.4 ч.3 ст.382 ГПК РФ (рассмотрение дела в Президиуме ВС РФ). По моему мнению такого рассмотрения вообще не должно быть, поскольку надзорное производство будет возбуждено в связи по юридически ничтожному основанию. Поэтому эта норма неконституционна в нормативной связи с неконституционной нормой ст.389 ГПК РФ.

 

В существующем контексте других норм ГПК РФ эта статья способна к применению, только если в ВС РФ поступила надзорная жалоба (представление прокурора), поданная в установленные сроки[23] и адресованная Президиуму (в случае, указанном в ч.3 ст.377 ГПК РФ с обязательной мотивацией нарушения единства судебной практики), но судья ВС РФ отказал в истребовании дела[24], но должностное лицо, указанное в ст. 389 ГПК РФ, пользуясь представленным ему правом[25], истребовало дело. Если после такого истребования судья ВС РФ отказывает в передаче дела[26], должностное лицо, указанное в ст. 389 ГПК РФ, может – в силу права, предоставленного ему ч.2 ст.383 ГПК РФ и в целях законности вынести определение о передаче дела на рассмотрение президиума ВС РФ. Однако, в силу ст. 389 ГПК РФ указанные там должностные лица получают дополнительное право на внесение представления, мотивированного необходимостью обеспечения единства судебной практики. При таком толковании полностью выполняется диспозиция ст. 389 ГПК РФ, когда есть и цель соблюдения законности (которая сводится к нарушениям, указанным в ст.387 ГПК РФ[27]) и цель обеспечения единства судебной практики. Необходимость преследования одновременно двух целей – законности и единства судебной практики –позволяет соблюсти принцип диспозитивности, права и свободы и ввести это полномочие по ст. 389 ГПК РФ в процессуальные – процедурные и срочные – рамки. Технически это обусловлено союзом «и», употребленным в статье 389 ГПК РФ, когда цель законности (соответствия закону в общем случае) обусловливает и делает возможной постановку цели обеспечения единства судебной практики.

            На практике же вообще не соблюдается это правило о соблюдении обеих целей, все свелось к «законности», то есть к мотиву нарушений процессуального или материального права – об этом я уже упоминал выше. Цель соблюдения, или обеспечения судебной практики изжита вовсе.

            Таким образом, налицо существование двух дублирующих друг друга процедур постановки перед Президиумом ВС РФ вопроса о пересмотре в порядке надзора судебных актов для одних и тех же лиц. Одна – в порядке использования Председателем ВС РФ и его заместителями своих полномочий по ч.2 ст.383[28] ГПК РФ, связанная, помимо прочих, строгими требованиями родовой подсудности (в т.ч. по видам подвергаемых пересмотру судебных актов[29]) другая – для тех же должностных лиц – по ст. 389 ГПК РФ, ничем не связанная и не ограниченная, позволяющая преодолевать родовую подсудность. Мы же полагаем, что таковая процедура только одна, а в порядке ст. 389 ГПК РФ законодателем реализована строго субсидиарная процедура, невозможная без основной. Только такой подход способен устранить актуальную неконституционность ст. 389 ГПК РФ.

Такое понимание статьи 389 ГПК РФ находится в противоречии с сутью правосудия, которое призвано обеспечивать справедливое рассмотрение дела и эффективное восстановление в правах[30].

 

 

 

4. Итоговые выводы.

 

Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что ст.389, абз.абз 2, 3 и 4 ст.380 и абз.4 ч.3 ст.382 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в том смысле, котором придает им правоприменительная практика, являются противоречащими Конституции Российской Федерации, в частности:

 

-          Статье 2 и 18 (Права и свободы человека – высшая ценность, они определяют смысл, содержание и применение законов) – как ставящие государственный интерес выше прав и свобод; как позволяющие расширительно толковать полномочия должностных лиц;

-          Части 2 Статьи 4 (верховенство закона) – как содержащие право пополнять источники права правом судебного прецедента;

-          Статье 10 (нарушение принципа разделения властей) – как возлагающие на судью полномочия, не свойственные судье, свободные от процессуальной формы; как возлагающие на суд полномочие на издание правовых норм (судебный прецедент);

-          Части 2 Статьи 15 (Обязанность соблюдения должностными лицами положений закона) – как не предполагающие связанность указанных в ней должностных лиц нормами закона, порядком и сроками;

-          Части 2 Статьи 19 (равенство перед законом вне зависимости от должностного положения и других обстоятельств) – как не предполагающие дополнительного регулирования порядка реализации полномочия должностного лица; как не имеющие своего аналога в арбитражном процессуальном законодательстве; как делающие исключение для должностного лица в части соблюдения процессуальной формы, обязательного для суда и участников процесса;

-          Части 1 Статьи 47 (рассмотрение дела полномочным судом) – как позволяющие нарушать установленную законом родовую подсудность;

-          Частям 2 и 3 Статьи 55 (запрет на издание законов, умаляющих и отменяющих права и свободы и допуск ограничения прав и свобод только законом и в той мере, какой это необходимо в указанных целях) – как отменяющие и умаляющие права участников процесса, (ограничение и нарушение принципа диспозитивности); как ограничивающие эти права в целях, не названных Конституцией в качестве допускающих ограничение (единство судебной практики и законность); как создающие условия для вмешательства в частные дела;

-          Части 1 Статьи 120 (принцип независимости суда) – как нарушающие внутрисудебное межинстанционное распределение функций;

-          Статье 126 (о Верховном Суде РФ) – как возлагающие на Верховный Суд полномочие на издание правовых норм (судебный прецедент); как освобождающие должностное лицо от соблюдения требований процессуальной формы;

На основании вышеизложенного и части 4 ст.125 Конституции Российской Федерации, п.3) ст.3, п.2) ст.100 Федерального конституционного закона от 21.07.94г. № 1-ФКЗ «О Конституционном суде Российской Федерации»

 

 

 

 

ПРОШУ:

 

Признать положения ст.389, абз.абз 2, 3 и 4 ст.380 и абз.4 ч.3 ст.382 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации неконституционными в той мере, которая по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, позволяет указанным в ст. 389 ГПК РФ должностным лицам применять право на внесение в Президиум Верховного Суда Российской Федерации представления о пересмотре в порядке надзора судебных актов вне зависимости от наличия в Верховном Суде Российской Федерации процессуального обращения (надзорной жалобы или представления прокурора) заинтересованного лица, адресованного в Президиум Верховного Суда Российской Федерации и поданного в установленном порядке, а также в той мере, которая позволяет этим должностным лицам осуществлять свое полномочие на внесение представления без соблюдения процедур, порядка и процессуальных форм, установленных процессуальным законодательством для надзорного производства.

 

Приложение:

 

1. Выписка статей 389, 380, 382 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации;
2. Квитанция подтверждающая уплату гос. пошлины;
3. Копия судебных
4. Копии данного обращения с приложениями (2 экземпляра).