ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ

 

КИНАН (KEENAN) ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА

жалоба № 27229/95)

 

 ПОСТАНОВЛЕНИЕ

3 апреля 2001 г.

 

СТРАСБУРГ

 

По делу "Кинан против Соединенного Королевства" Европейский Суд по правам человека (Третья секция), заседая Палатой в составе:

Ж.-П. Коста, Председателя Палаты,

В. Фюрмана,

П. Куриса,

Ф. Тюлькенс,

Х.С. Грев,

М. Угрехилидзе, судей,

сэра Стивена Седли, судьи ad hoc,

а также с участием С. Долле, Секретаря Секции Суда, заседая за закрытыми дверями 4 июля 2000 г., 13 марта 2001 г., на последнем заседании вынес следующее Постановление:

 

ПРОЦЕДУРА

 

1. Дело было инициировано жалобой (№ 27229/95), поданной 28 фев­раля 1995 г. в Европейскую Комиссию по правам человека против Соеди­ненного Королевства Великобритании и Северной Ирландии его поддан­ной Сьюзан Кинан (Susan Keenan) (далее - заявитель), в соответствии с бывшей Статьей 25 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

2. Интересы заявителя в Европейском Суде представляла адвокатская контора Толлер Битти" (Toller Seattle) из г. Бронтон (Braunton), а также 1им Оуэн (Tim Owen), адвокат из г. Лондон (London). Интересы властей соединенного Королевства представлял их Уполномоченный при Евро­пейском Суде по правам человека Пол Берман (Paul Berman) Министер­ство иностранных дел и по делам Содружества.

 

Заявитель утверждала, что ее сын Марк Кинан (Mark Keenan) скончался в тюрьме в результате самоубийства из-за того, что тюремные власти нe смогли защитить его жизнь. Она также заявляла, что ее сын пострадал бесчеловечного и унижающего достоинство обращения по причине условий его содержания под стражей и что она не располагала эффектив­ными средствами правовой защиты в отношении ее жалоб.

 

4. Жалоба была передана в Европейский Суд Европейской Комиссией 25 октября 1999 г.

 

5. Жалоба была направлена на рассмотрение в Третью секцию Суда (пункт 1 Правила 52 Регламента Суда). В рамках этой Секции Палата, кото­рой предстояло рассматривать данное дело (пункт 1 Статьи 27 Конвенции), была сформирована в соответствии с требованиями пункта 1 Правила 26 Регламента Суда. Сэр Николас Братца, судья, избранный от Соединенного Королевства, отказался от участия в заседаниях по данному делу (Правило 28 Регламента). Соответственно, власти Соединенного Королевства назна­чили Лорда-судью Седли (Sedley) в качестве судьи ad hoc (пункт 2 Статьи 27 Конвенции и пункт 1 Правила 29 Регламента).

 

6. Заявитель и власти Соединенного Королевства представили свои доводы по существу дела (пункт 1 Правила 59 Регламента).

 

7. 4 июля 2000 г. после проведения консультаций со сторонами Палата приняла решение об отсутствии необходимости проведения слушания по делу (пункт 2 Правила 59 Регламента Суда in fine).

 

ФАКТЫ

 

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

8. Заявитель является матерью Марка Кинана, который 15 мая 1993 г. в возрасте 28 лет скончался от асфиксии, причиненной самоповешением в период отбывания по приговору 4-месячного срока лишения свободы в тюрьме "ХМ" (НМ Prison) г. Эксетер (Exeter).

 

9. Непосредственные обстоятельства смерти Марка Кинана, как и сле­довало ожидать, неясны, поскольку он покончил с собой, находясь в одино­честве. Что же до остального, то стороны в основном согласились с фактами в том виде, как они были установлены Европейской Комиссией, и эти факты приводятся ниже в Разделе А. Содержание медицинских заключений о со­стоянии здоровья Марка Кинана до его смерти изложено в Разделе В.

 

А. Установленные по делу факты

 

10. Начиная с 21-летнего возраста Марк Клнан проходил время от времени курс лечения с использованием препаратов против психоза, при­знаки которого, как представляется, были впервые выявлены, когда он по приговору суда отбывал 4-летнее наказание за разбой. Как утверждал сам Марк Кинан, ему поставили диагноз — параноидная шизофрения. После его освобождения из тюрьмы в 1988 году врач-терапевт Марка Кинана продолжал выписывать ему психотропные препараты.

 

11. В истории его болезни содержались указания на симптомы пара­нойи, агрессии, насилия и умышленного членовредительства, его пове­дение по временам было непредсказуемым. В ноябре—декабре 1992 года, незадолго до перевода в тюрьму, его лечили в окружной больнице "Норт Девон" (North Devon District Hospital) после того, как он дважды вводил себе повышенные дозы инсулина. В результате первого такого случая, 9 ноября 1992 г., у него отмечались жалобы с признаками паранойи. Был поставлен диагноз — признаки изменения личности и параноидная ши­зофрения. Отмечалось также, что в анамнезе у него — частые случаи умышленного членовредительства. Через 10 дней его выписали с реко­мендацией принимать психотропные препараты. Второй случай, 16 де­кабря 1992 г., связывали с разрывом отношений с его девушкой. В его медицинской карте в приемном отделении были сделаны пометки о диа­гнозе: "Изменение личности. Параноидный психоз. Угрозы самоубийст­ва". Он выписался 18 декабря 1992 г.

 

12. В тот же день он был доставлен в тюрьму "ХМ", куда его поместили после совершенного им нападения на свою девушку. При поступлении его подвергли освидетельствованию в тюремном медицинском центре, который был проинформирован о том, что в истории его болезни есть запись о том, что он страдает параноидной шизофренией.

 

13. 21 декабря 1992 г., после того как в медицинском заключении было указано, что в день осмотра признаки шизофрении отсутствовали, его сначала хотели перевести из медицинского центра в обычные условия. В тот же самый день, позднее, его вновь поместили в медицинский центр, потому что он колотил в дверь своей камеры, и тюремный персонал усмотрел в этом признаки паранойи. Как объяснил сам Марк Кинан, он употребил гашиш, в результате чего у него появились галлюцинации, его трясло, сводило мышцы. После этого эпизода, 23 декабря 1992 г., его перевели в обычные условия, оценив его состояние как хорошее, без симптомов психического свойства, жизнерадостное и сговорчивое. К ве­черу он стал жаловаться, что его "ломает". Ему было рекомендовано "успокоиться и настроиться на поездку в суд на следующий день". В конечном итоге, 24 декабря 1992 г., он был освобожден под залог.

 

14. 1 апреля 1993 г. Марк Кинан был вновь помещен в тюрьму "ХМ", после того как он был осужден за нападение на свою девушку и приго­ворен к четырем месяцам тюремного заключения. Его вновь подвергли освидетельствованию в тюремном медицинском центре. 5 апреля 1993 г. главный врач тюремного центра Кит (Keith) провел консультацию с док­тором Робертсом (Roberts), консультантом-психиатром, который лечил Марка Кинана до его поступления в тюрьму. Доктор Роберте сообщил, что у Марка Кинана отмечается изменение личности с антиобществен­ными отклонениями и что в состоянии стресса у него наблюдаются пара­ноидные симптомы. Доктор Роберте согласился с использованием пре­паратов, которые назначал доктор Кит (тиоридазин — thioridaiine), и пред­ложил прибегнуть к клопиксоловым инъекциям с хлорпромазином.

 

15. 14 апреля 1993 г. Марк Кинан забаррикадировался в больничной палате медицинского центра в знак протеста против его перевода в обычную камеру. 15 апреля 1993 г., после разбирательства по поводу данного инцидента, начальник тюрьмы вынес решение о наказании с отсроченным исполнением в виде 14 дней заключения сверх положен­ного срока. 16 апреля 1993 г. Марк Кинан был выписан из медицин­ского центра и переведен в обычную камеру, но вечером следующего дня был вновь водворен в медицинский центр после того, как его сосед по камере сообщил о том, что Марк Кинан находится в озлобленном состоянии и соорудил что-то наподобие петли из постельной просты­ни, которую держал под кроватью. По возвращении в медицинский Центр Марк Кинан был помещен в камеру без мебели, за ним наблю­дали каждые 15 минут. 17 апреля 1993 г. в медицинском журнале была сделана запись следующего содержания:

 

"Доставлен в лечебное отделение в 21:30 ... утверждает, что повесится. Петля сделана из полосок простыни. В беседе Кинан говорит, что на него оказывают давление работники кухни, которые заявили, что отравят его пищу, и т.д. На его лице отразилось явное облегчение, когда я сказал ему, что он останется здесь".

 

16. Позднее, 18 апреля 1993 г., была сделана запись: "Я задолжал там, в крыле (одной из частей основного здания тюрьмы), что угодно, только не выдержу в обычной камере".

 

17. 23 апреля 1993 г. было решено, что Марка Кинана должен освиде­тельствовать приглашенный психиатр, доктор Роу (Rough). 26 апреля 1993 г., до того, как Марк Кинан был освидетельствован, была предпри­нята новая попытка перевести его на обычные условия. На следующий день его вновь поместили в медицинский центр. В записях в медицинской карте за 27 апреля 1993 г. отмечалось:

 

"Доставлен в лечебное помещение. Его трясет, дыхание очень учащен­ное. Отказался от дальнейшего приема лекарств. Несговорчив. Помещен в медицинский центр для наблюдения и освидетельствования. Осмотрен в 17:45. Он говорит, что в основной тюрьме им овладевают паника и паранойя. У него появлялось чувство, что на него собираются напасть. У него также чувство, что ему, возможно, придется защищаться. Помещен в отдельную камеру на нижнем уровне".

 

18. 29 апреля 1993 г. Марк Кинан был освидетельствован доктором Роу, который не усмотрел в тот момент необходимости перевода Марка Кинана в больницу для психиатрического лечения, прописал новые ме­дицинские препараты и сделал следующую запись:

 

"Он мой давний пациент, страдающий хроническим психозом в слабой форме. Обычно он не агрессивен, хотя легко переходит в состояние стресса и тогда может быть непредсказуем".

 

Он также порекомендовал, чтобы Марка Кинана ограждали от како­го-либо общения до того момента, пока не пройдет состояние пани­ки/паранойи.

 

19. 30 апреля 1993 г. с Марком Кинаном вновь обсуждался вопрос о его переводе в обычную камеру. В его медицинской карте за 30 апреля 1993 г. сделана запись:

 

"Он не чувствует себя готовым к "обычной камере", поскольку опасается пострадать там физически. Это сопровождается другими высказываниями параноидного характера. Хочет остаться в одиночной камере".

 

20. На протяжении дня у него отмечалось ухудшение психического состояния с признаками агрессии и паранойи. Доктор Сил (Seale), у ко­торого не было подготовки врача-психиатра, счел, что причиной этого послужили изменения в препаратах, а посему прописал вернуться к преж­ним лекарствам. В 18:00 того же дня Марк Кинан совершил нападение на двух сотрудников больницы, одному из которых нанес серьезные повреж­дения. После нападения был помещен в пустую камеру в медицинском центре, за ним был установлен контроль, который осуществлялся каждые 15 минут. Неясно, сколь долго выдерживался такой порядок контроля.

 

21. 1 мая 1993 г. доктор Бикертон (Bickerton), у которого была 6-ме­сячная подготовка в области психиатрии и который являлся одним из старших сотрудников центра, определил, что Марк Кинан готов к прове­дению разбирательства в отношении совершенного им нападения и может быть помещен в изолятор дисциплинарного блока тюрьмы. В медицин­ской карте Марка Кинана он сделал следующую запись, относящуюся к 1 мая 1993 г.:

 

"Спокоен и рационален. Без признаков психического расстройства. Спал хорошо, чувствует себя расслабленным. Утверждает, что вчера был в расстроенном состоянии и потому напал на упомянутого сотрудника. Можно за­ключить в обычную камеру в блоке карцеров".

 

22. В тот же день заместитель начальника тюрьмы МакКом (McCombe) распорядился, в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем, помес­тить Марка Кинана в изолятор в блоке карцеров. МахКом считал содер­жание в условиях изолятора оправданным, поскольку поведение Марка Кинана было непредсказуемым, и для персонала тюрьмы он представлял собой угрозу. Данных о том, когда он был освобожден из изолятора, как представляется, нет.

 

23. Во время пребывания в изоляторе Марк Кинан находился в закры­том на замок помещении около 23 часов в сутки ежедневно. Хотя в изо­лятор каждый день приходили врач, тюремный священник и начальник тюрьмы, Марк Кинан, в отличие от пребывания в медицинском центре или основном здании тюрьмы, имел минимальные контакты с персоналом и никаких контактов с другими заключенными.

 

24. 1 мая 1993 г., после перевода в изолятор, Марк Кинан попросил прислать ему слушателя (заключенного, обученного самаритянами про­водить беседы с другими заключенными, склонными к суициду). В 18:05 сотруднику тюремной больницы Гиллу (Gill) сообщили, что Марк Кинан говорил сотрудникам изолятора о том, что чувствовал себя готовым со­вершить самоубийство. В медицинской карте была сделана запись:

 

"Пошел посмотреть Кинана. Взял 1997 (форма, заполняемая на заклю­ченного, которого рассматривают как потенциального самоубийцу, для на­правления медикам). Слушатель в камере вместе с заключенным. Уверял, что он не склонен к самоубийству, однако напряжен, возбужден, ему нужно с кем-то поговорить об этом. Позову медика разобраться, он будет позже".

 

25. Однако в 18:45 Марк Кинан угрожал, что сделает что-нибудь с собой, и посему был переведен в камеру без обстановки в больничном крыле, за ним был установлен контроль с проверкой каждую четверть часа. По-прежнему неясно, сколь долго осуществлялся этот контроль.

 

26. В 19:45 доктор Бикертон попытался поговорить с Марком Кинаном через дверь камеры. Хотя, отмечал доктор, Марк Кинан, как ему показалось, был очень возбужден и был в состоянии сильного стресса, утверждая, что он слышит голоса, и полагая, что он Иисус Христос, доктор сомневался в том, что Марк Кинан страдает каким-либо психическим заболеванием. Согласно записям в медицинской карте Марка Кинана большую часть ночи он бил кулаками и стучал ногами в дверь камеры, выкрикивая непристойности и угрожая персоналу тюрьмы. 2 мая 1993 г. доктор Симкин (Simkin) сделал запись в медицинской карте Марка Кинана:

 

"Сегодня утром отрицал, что собирается покончить с собой. Оскорбляа словами персонал. У него несколько ссадин от ударов о дверь. Этот человек представляет собой серьезную опасность для персонала, по причине своего поведения стал неприятен другим заключенным, находящимся в больнице. Он непредсказуем, угрожал покончить с жизнью. В соответствии с Правилом 43 к нему были приняты меры. Я объяснил ему, что его пребывание в камере без обстановки служит тому, чтобы оценить его поведение в течение предстоявших суток. Я увеличу дозу хлорпромазина до 400 мг qds и вернусь к использованию кемадрина и chloral node. Он говорит, что принимать лекарства не будет".

 

27. Запись в медицинской карте за 3 мая 1993 г. гласит:

 

"Утро — состояние лучше, нежели прежде. Спал хорошо. Просил вернуть его в изолятор блока карцеров. Согласен".

 

28. Марк Кинан вновь помещен в изолятор. В регистрационной книге изолятора — запись за 3 мая 1993 г.:

 

"Кинан был доставлен из больницы. Кажется, он стал более разумным нежели прежде, однако нуждается в наблюдении. Когда разносили чай Кинан попросил прислать слушателя, поскольку, по его словам, он чувствовал, что "входит в состояние", это я расценил как начало... персоналу надо быть настороже".

 

29. Запись в медицинской карте на 21:00:

 

"В блоке тревожно. Дали еще хлорпромазина. Кажется, успокоился после состоявшейся беседы. Если будет говорить о самоубийстве в течение ночи, то утром надо из его камеры в блоке всю обстановку убрать и как следует все "прочесать", а утром проинформировать об этом".

 

30. За исключением короткой записи 4 мая 1993 г. о том, что "в 11 часов дали 500 мг клориксола", других записей в медицинской карте Марка Кинана с 3 мая 1993 г. не было сделано, и так было до его самоубийства 15 мая 1993 г. Доктор Брэдли (Bradley), у которой не было психиатрической подготовки, видела Марка Кинана в ходе обычных утренних обходов изолятора в периоды с 4 по 7 и с 10 по 14 мая 1993 г. Она припоминала:

 

"...В большинстве случаев мы оставляли дверь камеры открытой. Помню что лишь, возможно, однажды я говорила с ним через стеклянное окошко... но так случилось потому, что у нас не хватало персонала. У него была воз­можность говорить со мной.

 

Мы обсудили лекарства, которые он принимал. Он никогда мне не го­ворил, что находится в депрессивном состоянии или что не хочет общаться. В целом в моем присутствии, как казалось, Кинан был спокоен. Он показался мне ясно мыслящим и не встревоженным. Я также спросила у персонала, как он вел себя в течение дня, и они ответили, что не заметили ничего, чтобы их встревожило".

 

31. В журнале происшествий по изолятору есть вместе с тем запись за 4 мая 1993 г.:

 

"Кинан высказывает оскорбления, он агрессивен, угрожает персоналу насилием. Переведен в камеру А1-4 на время, необходимое, чтобы он успо­коился. 10 часов утра, звонок Кинана адвокату, вновь попытка нападения на сотрудника. Возвращаясь после звонка адвокату на уровень А1, заявляет, что будет вести себя примерно. Переведен в камеру А1-5".

 

32. Запись за 6 мая 1993 г.:

 

"Кинан отказался от чашки чая. Сказал, что в ней что-то было. Когда сказали, что там ничего нет, решил выпить. Начинает вести себя странно. Персоналу надо быть настороже".

 

33. Запись за 7 мая 1993 г.:

 

"Кинана посетил врач. Отказался принимать лекарства. Персоналу дано указание предлагать ему лекарства. Записывать — принимал или отказался".

 

34. После 7 мая 1993 г. есть упоминания о том, что 8, 9 и 10 мая 1993 г. он принимал лекарства. Затем в журнале происшествий нет упоминаний о Марке Кинане до его самоубийства 15 мая 1993 г.

 

35. В письме матери, датированном 13 мая 1993 г., он жаловался, что его психическое состояние не очень хорошее.

 

36. 14 мая 1993 г. доктор Брэдли освидетельствовала Марка Кинана и пала заключение о том, что тот готов к разбирательству в связи с его нападением на двух сотрудников тюрьмы, имевшим место 30 апре­ля 1993 г. В протоколе разбирательства есть заключение доктора о том, что он в состоянии участвовать в разбирательстве и может содержаться в камере. Врач добавил следующее наблюдение:

 

"На момент совершения предполагаемого правонарушения Кинан при­нимал препараты в связи с хроническим психическим расстройством, и не­давно ему были прописаны новые лекарства".

 

37. Разбирательство состоялось 14 мая 1993 г. — почти две недели спустя после известных событий. Марка Кинана признали виновным в нападении. В свое оправдание он сказал заместителю начальника тюрьмы МакКому:

 

"Я страдаю расщеплением личности. Всю мою жизнь меня помещали в учреждения и выпускали из них. Сейчас у меня есть возможность исправить положение. Моя мама организовала поездку в Корнуолл (Cornwall). Я ведь хорошо себя вел".

 

Заместитель начальника тюрьмы заявил, что он принял к сведению слова заявителя, но последнему предъявляют крайне серьезные обвинения. Он принял решение о добавлении к сроку тюремного заключения по при­говору еще 28 дней вместе с 7-ю днями лишения возможности общения и отстранением от работы в изоляторе дисциплинарного блока. На тот момент Марку Кинану оставалось отбыть всего лишь девять дней до ожидаемой даты освобождения. Вынесенный ему приговор отодвигал срок его освобождения с 23 мая 1993 г. до 20 июня 1993 г. — в соответствии с применимыми к его случаю положениями он имел право на освобождение после отбытия поло­вины определенного ему приговором 4-месячного срока с зачетом времени, проведенного в следственном изоляторе.

 

38. Вскоре после данного разбирательства у Марка Кинана побывал тюремный священник, который припоминал в своих показаниях в ходе имевшего место позднее расследования, что тот выглядел огорченным в связи с вынесенным решением и заявил: "Подумывал "откинуться", но теперь не думаю, что сделаю это". Священник утверждал, что ни на одном из этапов у Марка Кинана не было признаков того, что он собирается покончить с собой.

 

39. В 9:45 следующего дня, 15 мая 1993 г., Марка Кинана посетил доктор Бикертон, который вспоминает, что тот был спокоен, вежлив и расслаблен. Затем его посетил заместитель начальника тюрьмы МакКом, который позднее говорил, что обнаружил его в крайне возбужденном состоянии, но успокоившимся после того, как ему было сказано, что его не лишили права покупать табачные изделия.

 

40. Во второй половине дня Марка Кинана посетил его друг, М.Т. (М.Т.), с которым он был знаком на протяжении 5 лет. У М.Т., который провел у Марка Кинана около 20 минут, сложилось впечатление, что тот был расстроен, поскольку к его тюремному сроку добавили 28 дней, но в остальном он был в хорошем настроении, и когда М.Т. ушел, стал ждать другого посещения, которое планировалось в следующую субботу сотрудник тюрьмы Хейли (Haley), который препроводил Марка Кинана в камеру по окончании свидания, припоминает, что Марк Кинан был не разговорчив и, как казалось, пребывает в отличном настроении.

 

41. Сотрудник тюрьмы Милн (Milne), который видел Мрака Кинана примерно в 17:15, припоминает, что тот выглядел хорошо и спросил, может ли он воспользоваться телефоном в 18:00. Милн дал согласие, но впоследствии, как представляется, Марка Кинана не выпустили из каме­ры, чтобы сделать тот звонок. Как показывают данные, собранные в ходе проведенного позднее расследования, Милн, который находился на де­журстве на уровне А1 (блок изолятора), отлучился в туалет на десять минут с 18:25—18:30. По пути из туалета, собираясь заглянуть на уровень A3, он заметил, что кнопка сигнала вызова на уровне А1 была нажата. Кнопки вызова в каждой камере включают индикаторы на каждом уровне, чтобы обеспечить такое положение дел, при котором, если сотрудника нет на данном уровне, то сигнал вызова увидят сотрудники на других уровнях. Звукового сигнала из индикатора не поступало, казалось, кто-то, заклю­ченный или сотрудник тюрьмы, отменил вызов, что можно сделать бла­годаря существующей системе с любого уровня. Милн позвал еще одного сотрудника, чтобы тот сопроводил его, и они вместе сразу же направились к камере Марка Кинана и стали открывать ее.

 

42. 15 мая 1993 г. в 18:35 Марк Кинан был обнаружен двумя упомяну­тыми сотрудниками тюрьмы висящим на решетке камеры на жгуте, сде­ланном из постельной простыни. В 19:05 была констатирована его смерть.

 

43. В какой-то момент до того, как он совершил самоубийство, Марк Кинан нажал кнопку вызова в своей камере. Нажать кнопку вызова уже в повешенном состоянии он не смог бы. Как указывал уже в ходе след­ствия Милн, Марк Кинан, должно быть, нажал кнопку вызова в какой-то момент в течение тех 10 минут, что Милн отлучался в туалет для персо­нала, поскольку световой сигнал на том уровне, который показывал бы, что кнопка нажата, не горел, когда он уходил.

 

44. В письме, дата которого не установлена, полученном доктором Робертсом после 15 мая 1993 г., Марк Кинан сообщал:

 

"Как вы хорошо знаете, я нахожусь в тюрьме за нападение на Дж.С. (G.S.), за что получил 4 месяца. Я больше так не могу. Я виделся тут с доктором Роу, который выписал мне новые таблетки, фензодин, такие белые таблетки, как сладкие подушечки. Я от них с ума сходил, и все кончилось тем, что я напал на двух сотрудников тюрьмы. Я вас прошу, назначьте мне лечение, когда я выйду отсюда, вылечите меня. Раньше, в Bmth (Королевская больница "Виф­леем" (Bethlem Royal Hospital)), я тоже принимал лекарства, состояние у меня неустойчивое, доктора тут мне совсем не помогают. Мне нужна помощь, по­жалуйста, напишите обо мне начальнику тюрьмы, я больше этого не вынесу".

 

45. 25 августа 1993 г. в ходе разбирательства с участием коронера кол­легия присяжных вынесла определение о смерти в результате несчастного случая и о том, что смерть была вызвана удушением по причине повеше­ния. В процессе открытых слушаний были представлены показания че­тырнадцати свидетелей, причем шесть из них давали показания устно. В числе свидетелей были заявитель, а также сотрудники тюрьмы, несшие дежурство и обнаружившие тело Марка Кинана, инспектор полиции, за­нимавшийся расследованием причин смерти, заместитель начальника тюрьмы, ряд сотрудников тюремной больницы, главный врач тюрьмы, тюремный священник и М.Т., который навещал Марка Кинана в день его гибели. Эти лица, а также доктор Бикертон и доктор Брэдли дали пока­зания в письменном виде.

 

46. 17 ноября 1993 г. заявитель проконсультировалась с юристами, все ограничилось получением некоторых сведений, а адвокат высказал свое мнение относительно существа дела, размеров ущерба на случай подачи иска против Министерства внутренних дел в отношении того, как обра­щались с ее сыном, и условий его содержания под стражей.

 

47. В заключении от 17 августа 1994 г. доктор Мейден (Maden), кон­сультант по вопросам судебной психиатрии, после встречи с адвокатами заявителя выразил мнение о том, что Марка Кинана как заключенного, страдающего параноидной шизофренией, не следовало помещать в изо­лятор в блоке карцеров, и то, что тюремные власти не определили его в больничное крыло, явилось одним из важных факторов, которые привели к его смерти (см. ниже § 50).

 

48. В документе, датированном 14 октября 1994 г., адвокат, в свете заключения вышеупомянутого психиатра, сделал вывод о том, что вопре­ки серьезному должностному нарушению со стороны персонала тюрьмы, выразившемуся в содержании Марка Кинана, заключенного с психичес­ким расстройством, в карцере без предварительного медицинского осви­детельствования, иск о халатности согласно Закону о правовой реформе (различные положения) 1934 года успеха иметь не будет, поскольку нет доказательств того, что Марк Кинан получил повреждения той категории, которая дает основания для обращения с таким иском. Он уже страдал психическим расстройством, и не было указаний на то, что у него насту­пило ухудшение состояния или появилось новое заболевание в результате его содержания под стражей. Душевных переживаний недостаточно, а факт его смерти по английским законам не был таким, чтобы расцени­ваться как травма, на основании которой может быть возбужден иск. В отношении разбирательств по Закону о несчастных случаях со смертель­ным исходом 1976 года адвокат указывал, что коль скоро Марку Кинану было более 18 лет, когда он скончался, у заявителя не было оснований требовать компенсации в связи с тяжелой утратой (bereavement damages) и не было иждивенцев, которые могли бы предъявить иск. Если же говорить об издержках, которые могла понести заявитель в связи с похоронами, то имевшихся оснований было недостаточно, чтобы оправдать участие в таком деле и помощь юристов.

 

49. Письмом от 12 декабря 1994 г. заявитель была уведомлена Советом по оказанию правовой помощи о том, что этим Советом рассматривается вопрос о том, чтобы исключить ее заявку на оказание юридической по­мощи с учетом мнения адвоката о том, что у нее нет обоснованных шансов на успех. Своим решением от 8 марта 1995 г. Совет по оказанию правовой помощи исключил ее заявку на оказание подобного рода правовой помо­щи, поскольку с учетом имевшихся обстоятельств у нее не было основа­ний для получения таковой.

 

В. Медицинские заключения о состоянии здоровья Марка Кинана

 

1. Заключение доктора Мейдена от 17 августа 1994 г.

 

50. Доктор Мейден, доктор медицинских наук, консультант по вопро­сам судебной психиатрии в Королевской больнице "Вифлеем", подгото­вил по просьбе адвокатов заявителя заключение на основании материалов расследования, тюремной медицинской карты Марка Кинана, его меди­цинской карты в окружной больнице "Норт Девон" и его медицинской карты по месту жительства. С Марком Кинаном до его смерти у него контактов не было. В заключении говорилось следующее:

 

"Сведения о семье и пациенте

 

Психические расстройства для семьи характерны, поскольку бабушка по линии матери, как утверждают, скончалась в психиатрической больнице, его мать страдала депрессивной болезнью в острой форме после "смерти в ко­лыбели" его младшего брата, его отец считался алкоголиком, который по временам впадал в агрессивное состояние.

 

Детство Марка Кинана проходило беспокойно и несчастливо. Его роди­тели разошлись, когда ему был один год от роду. Мать периодически страдала депрессией в острой форме на протяжении всего его детства. В школе он отличался плохим поведением, которое заключалось в том, что он дрался и прогуливал уроки. Как утверждают, в отдельные периоды начиная с 12-лет­него возраста над ним учреждалась опека, его помещали в детские дома, центры временного содержания и специальные школы. Его трудовой стаж незначителен — время от времени и в течение непродолжительных периодов он занимался физическим трудом. Как следует из заключения доктора Адама (Adam) (от 23.3.93 г.), он имел склонность бросать работу по причине воз­никновения мыслей параноидного характера.

 

Его неуравновешенное поведение продолжалось и после ухода из школы. Как утверждают, в отдельные периоды он пребывал и Лондоне, в 15-летнем возрасте он оказывал гомосексуальные услуги, был осужден, в том числе за нарушение общественного порядка (в возрасте 15 лет), автомобильную кражу и взлом ювелирной лайки (в возрасте 16 лет). Когда ему было 17 Лет и позднее в 20 лет, он был осужден за драки, а в возрасте 21 года был осужден за нанесение тяжких телесных повреждений, когда ударил ножом приятеля своей сестры.

 

Психические заболевания

 

Имеются сведения, что в возрасте 21 года (в 1985 году), когда он отбывал наказание в тюрьме за преступление, связанное с нанесением тяжких телес­ных повреждений, ему был поставлен диагноз — параноидная шизофрения. У него отмечались параноидные мысли, ему было назначено лечение клопиксолом (clopixol — психотропный препарат).

 

В период отбывания тюремного наказания он, по имеющимся сведениям, в течение непродолжительного времени находился в тюрьме "Грендон Андервуд" (Grendon Underwood), где его заболевание параноидной шизофренией обрело слишком острую форму для лечения с помощью групповой терапии.

 

В 1988 году его выпустили из тюрьмы, он продолжал принимать клопиксол до того момента, как его врач по месту жительства прописал ему депиксол (depixol) — аналогичный, вводимый с помощью инъекций психотропный препарат.

 

Первой психиатрической больницей, в которую он попал ... в декабре 1988 года, была больница Святой Анны (St. Anne) в г. Пул (Poole).

 

С 9.11.92 по 19.11.92 он находился в окружной больнице "Норт Девон". У него был случай передозировки, когда он ввел себе инсулин. Он также жаловался на "паранойю". В документах приемного отделения есть пометки о диагнозе "признаки расщепления личности" и "параноидная шизофре­ния". Там есть и упоминание о "частых случаях умышленного нанесения себе вреда". В документации по выписке из больницы также отмечалось, что он "не способен к адаптации в одиночку"... и вел себя в палате агрессивно...". К тому же указывалось, что "не было, как казалось, серьезных признаков наличия у него паранойи", но выписан он был с рекомендацией принимать три разных вида психотропных препаратов (в том числе одна инъекция в две недели), а также антидепрессант.

 

С 16.12.92 по 18.12.92 он находился в окружной больнице "Норт Девон" после передозировки по причине разрыва отношений с его девушкой. В документации в приемном отделении есть пометка о диагнозе "расщепление личности. Параноидный психоз. Угрозы самоубийством". Вскоре после вы­писки он был арестован за нападение на свою бывшую подругу, что вылилось в приговор о тюремном наказании...

 

Вывод

 

1. Марк Кинан страдал параноидной шизофренией. Как представляется, болезнь начала развиваться в 1985 году. ... После освобождения из тюрьмы в 1988 году он поддерживал довольно регулярные контакты с психиатричес­кими учреждениями, со своим врачом и в течение большей части того пе­риода пользовался психотропными лекарствами, которые вводились с помо­щью инъекций. Все психиатры, которые наблюдали его, как представляется, сходились на одном диагнозе — шизофрения.

 

2. Хочу отметить, что в различные периоды ему также ставили диагноз изменения личности и злоупотребления лекарственными средствами. Есть данные, которые подтверждают диагноз изменения личности. Вместе с тем никто из наблюдавших его психиатров не сомневался в том, что помимо прочего у него была шизофрения, и все продолжали лечить его с помощью психотропных препаратов. Важность диагноза об изменении личности за­ключается в том, что он считался более сложным пациентом, нежели обыч­ный пациент с шизофренией.

 

3. Шизофрения представляет собой сложное и длительное психическое заболевание, которое удерживается на определенном уровне в большей или меньшей степени с помощью лекарств, но не вылечивается медикаментозно. Членовредительство, самоубийство и агрессивность считаются последствия­ми шизофрении. Многие из симптомов, которые проявлялись у Кинана в период накануне его смерти, считаются симптомами шизофрении, в том числе паранойя, слышание голосов, неспокойный сон, агрессия, амбивалент­ность мысли о членовредительстве. Эти симптомы могут быть обусловлены и другими причинами, но коль скоро пациент страдал шизофренией, уместно полагать, что причиной этих симптомов являлось данное заболевание. Очень трудно провести различие между симптомами, порожденными шизофренией, и теми, что явились результатом особенностей личности.

 

4. Постановка диагноза шизофрении сопряжена с определенными слож­ностями. Контроль за состоянием больного является главным образом обя­занностью и ответственностью врачей, в то время как в условиях тюрьмы, и этого трудно ожидать, проблематично обеспечить наблюдение за лицами, чье психическое состояние характеризуется серьезными отклонениями от нормы, без квалифицированного участия врачей. Нижеследующие коммен­тарии приводятся, следовательно, с учетом того, что составляет общеприня­тые стандарты ухода за лицом, страдающим шизофренией.

 

5. Из того, с чем я ознакомился, следует, что, по крайней мере, в двух случаях медицинские записи были не на должном уровне. В период между 19.4.93 и 26.4.93 порядок наблюдения был изменен: после непрерывного контроля в медицинском центре тюрьмы и решения заручиться мнением консультанта-психиатра (доктора Роу) сочли необходимым перевести Кина­на на обычные условия. Информация, которая объясняла бы причину такого решения, отсутствует. 17.4.93 Кинан заявлял персоналу, что хочет повесить­ся, а в его камере была найдена петля. При условии очевидного суицидного намерения нужно было бы, с точки зрения правильного ведения истории болезни, отразить в медицинской карте причину отказа от строгого контроля и возвращения пациента в обычные условия.

 

В медицинской карте отсутствуют записи в течение одиннадцати дней до момента смерти Кинана. Если бы записи за этот период отражали неспокой­ное и непредсказуемое поведение, а также угрозу его жизни и угрозы наси­лием в отношении окружающих, имелись бы достаточные основания орга­низовать наблюдение за его психическим состоянием на регулярной основе, но записей, о том, что это было сделано, нет.

 

6.После визита и освидетельствования доктором Роу 29.4.93, то, чем я располагаю, позволяет высказать предположение о том, что уровень ухода за Кинаном стал ниже того, на который он был вправе рассчитывать. Доктор Роу подтвердил, что Кинан страдал "хроническим психозом в слабой форме", и рекомендовал добавить другие психотропные лекарства помимо уже назна­ченных психотропных препаратов. В тот же день было рекомендовано, чтобы Кинану не дозволяли общение до момента, когда проявления у него пани­ки/паранойи станут слабее. Доктор Роу (который знал пациента и ранее) также отметил, что пациент не был агрессивен, как это обычно наблюдалось.

 

На следующий день (30 4.93) его психическое состояние, как отмечалось, ухудшилось, - появились признаки паранойной и агрессии. От изменения в пре­паратах, рекомендованного доктором Роу, было решено тогда отказаться. 1.5.93 доктор Бикертон сделал заключение о том, что признаков психичес­кого заболевания нет, и счел Кинана готовым к переиоду на обычные усло­вия, в камеру в блоке карцеров. Только теперь стало очевидно, что Кинан был не в том состоянии, чтобы переводить его в дисциплинарный блок. В медицинской карте прослеживаются два момента. Первый — заключался в его боязни быть помещенным куда угодно кроме больницы, второй — состо­ял в том, что у него прослеживалась тенденция к суицидному поведению. Я полагаю, то обстоятельство, что его не содержали в больничном крыле, и явилось тем фактором, который способствовал его гибели.

 

По моему мнению, нельзя считать оправданным отказ от перемены в назначении препаратов, рекомендованной доктором Роу, без консультации с ним (или другим психиатром). Доктор Роу четко придерживался той пози­ции, что пациент страдал психозом и что было уместно с точки зрения правильности лечения изменить курс приема психотропных препаратов. На­ставлениям доктора Роу не следовали неукоснительно. Например, 11.5.93 доктор Бикертон сделал заключение об отсутствии признаков психического заболевания, несмотря на вывод доктора Роу от 29.4.93 и упоминания в медицинской карте о паранойе и агрессии от 30.4.93. Маловероятно, чтобы характерные признаки психического заболевания такого вида, как его доку­ментировал доктор Роу, за два дня полностью исчезли.

 

На основе имеющихся данных полагаю, что доктор Бикертон был нето­чен в своем заключении (согласно которому на 1.5.93 психическое заболева­ние отсутствовало) и что, будучи врачом без психиатрической квалификации, он не должен был прибегать к изменению курса лечения, уже назначенного упомянутым психиатром".

 

2. Заключение доктора Риели (Reveley) от 15 февраля 1995 г.

 

51. Доктор Ривли, другой консультант по вопросам психиатрии, под­готовила по просьбе адвокатов заявителя заключение на основе проведен­ного разбирательства и медицинской документации, в том числе заведен­ной в тюрьме карты и истории болезни из окружной больницы "Норт Девон". Она никогда не видела Марка Кинана и не лечила его. В ее заключении, в частности, говорится следующее:

 

"Мнение

 

37. Я придерживаюсь мнения, что Марк Кинан страдал параноидной шизофренией, видом паранойи, который упоминается в Классификаторе ICD-10 психических и поведенческих заболеваний 1992 года. Одним из ха­рактерных признаков этого расстройства является наличие бреда в контексте относительного сохранения когнитивной функции и реакции. Лицо, стра­дающее этим заболеванием, следовательно, в состоянии описать типичные примеры галлюцинаций. К видам наиболее распространенных параноидных симптомов, в частности, относятся бред преследования, металломанический бред, галлюциногенные голоса с угрозой для пациента, галлюцинации, свя­занные со вкусом и запахом. Более чем очевидно, что у Марка Кинана проявлялись такие симптомы на последнем этапе его пребывания в тюрьме. Для такого состояния характерны агрессивность и склонность к нанесению себе вреда, как это на деле и было у Марка Кинана. В учебнике по диагнос­тике и статистике психических заболеваний (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders) (4-е издание, 1994) обращается внимание на следующее: "Тема преследования может предрасположить человека к суицидному поведению, а мания преследования наряду с металломагническим бредом при гневе может подтолкнуть человека к насилию".

 

38. У Марка Кинана выявляли также злоупотребление лекарственными препаратами и изменение личности. Ни один из этих диагнозов не является несовместимым с параноидной шизофренией, а зачастую сосуществует с этим заболеванием. Ясно также, что Марка Кинана последовательно лечили с помощью психотропных лекарств и что, разумеется, медики в тюрьме со­гласились с диагнозом психоза и продолжали лечение с использованием психотропных препаратов. Как это и было на самом деле, в период пребы­вания и тюрьме ему поставили именно диагноз "хронический психоз в легкой форме". Любой связанный с психозом диагноз всегда крайне важен. Разли­чают три основных заболевания, которые ведут к психозу: шизофрения, ма­ниакальное депрессивное расстройство и злоупотребление лекарственными препаратами и прочими средствами (например, экстази, LSD, амфетамин, алкоголь и, иногда, гашиш). Порой невозможно провести различие между психическими расстройствами индивидуального свойства, когда пациента впервые освидетельствует психиатр, и неопределенность в отношении по­ставленного пациенту диагноза может длиться годами. Но даже с учетом сказанного среди психиатров почти никогда не бывает расхождений относи­тельно того, страдает ли пациент психозом. В самом деле, психические симп­томы могут с успехом лечиться с помощью психотропных препаратов даже при условии диагностической путаницы в отношении классификации пси­хического состояния. Факты в данном случае заключаются в том, что тю­ремный медперсонал, зная о том, что его психическое заболевание формаль­но диагностировано не было, продолжал лечить его психические симптомы с использованием психотропных лекарств... /.../

 

41. В период пребывания в тюрьме Марка Кинана лечили психотропны­ми лекарствами. Благодаря этим препаратам его состояние, очевидно, под­держивалось на определенном уровне, за исключением имевших место от­дельных вспышек. Эти отдельные эпизоды рассматриваются тюремными врачами как обособленные случаи проявления дурного характера. Ничего выдающегося не происходит, Марка Кинана, как представляется, считают психически здоровым или в крайнем случае достаточно здоровым, чтобы наказать путем изоляции. Это, на мой взгляд, опасный по своему характеру и слишком упрощенный взгляд на психическое расстройство. Было бы умест­но провести аналогию, когда человека с повышенной температурой, прини­мающего жаропонижающее, выставляют затем на зимний холод только по­тому, что у него нет признаков жара. В таких условиях никто не удивился, если бы случился рецидив повышения температуры. В случае с Марком Кинаном тюремные власти не распознали основополагающей психиатри­ческой истины, когда они сочли его пригодным для того, чтобы быть поме­щенным в дисциплинарный блок. Они оценивали психическое состояние человека, напичканного лекарствами, чьи скрытые проблемы сохранялись, они были закрыты от взоров действием этих препаратов. (Несмотря на за­ключение о том, что он был в достаточно нормальном состоянии для пере­вода в блок карцеров, хочу отметить, что в медицинской карте не было отметки об отмене приема лекарств, которые ему были назначены.)

 

42. Поскольку Марка считали здоровым, в дисциплинарном блоке мед­сестра за ним не ухаживала. Медсестринский уход заключается не просто в приеме лекарств. Такой уход крайне важен для успешного наблюдения за больным и лечения психического заболевания, и это дело не последнее, поскольку медсестра — подготовленный наблюдатель и может быстро и эф­фективно отреагировать, когда есть признаки, что психическое состояние человека является причиной озабоченности. Медсестринский уход представ­ляет собой главным образом процесс присмотра за физическими или эмо­циональными нуждами пациентов с целью восстановления, улучшения, со­хранения и укрепления здоровья. Понятие наказания несовместимо с целями Медсестринского ухода и даже, на деле, всего здравоохранения.

 

43. Приемлемым уровнем ухода в период наблюдения за состоянием Марка Кинана на этом этапе была бы организация строгого контроля за приемом лекарств, в том, что касается дозировки и побочных эффектов; строгого контроля за его психическим состоянием в том, что касается симп­томатологии, и в отношении повышенного риска членовредительства или самоубийства. Нет указаний на то, что осуществлялся достаточный контроль такого рода в течение последних тринадцати дней его жизни.

 

44. Это особенно удивительно в контексте проблем, которые были у него ранее, и том числе членовредительства или вспышек насилия, и в условиях, когда несколько раз менялись лекарственные препараты, которые ему про­писывали во время его пребывания в тюрьме "ХМ" Эксетера.

 

45. Характер шизофрении таков, что случаются ремиссии или периоды менее очевидной симптоматологии, когда позитивные симптомы, то есть те, которые ассоциируются с искажением нормальных функций, не столь оче­видны. В эти периоды так называемые негативные симптомы могут продол­жать оставаться видными. Негативные симптомы — те, что отражают сни­жение или утрату нормальной функции. К ним относятся: аффективное уп­лощение (неподвижность черт, отсутствие реакции, слабый визуальный кон­такт и ослабленная жестикуляция), алогия (бедность речи, которая зачастую проявляется в коротких, лаконичных, бессодержательных ответах наряду с понижением уровня мышления, что отражается в пониженной скорости и продуктивности речи), аволиция (неспособность ставить цели и достигать их) и ангедония (утрата интереса к жизни и удовольствиям). Эти негативные симптомы указывают на серьезность болезненного состояния, которое ассо­циируется с данным заболеванием. Они особенно часто встречаются на про­дромальной (начальной) и резидуальной (завершающей) стадиях заболева­ния и зачастую могут носить тяжелый характер сами по себе. ...

 

47. Моя точка зрения заключается в том, что Марку Кинану угрожала, и это следует признать, опасность причинения себе вреда или совершения самоубийства. Такая опасность была бы очевидной, даже если бы его не поместили в дисциплинарный блок в последние дни его жизни. Доказано, что, по сравнению с большей частью населения, люди, которые умышленно наносят себе вред, испытывают в четыре раза больше связанных со стрессо­вым состоянием в их жизни проблем в течение тех шести месяцев, которые предшествуют собственно акту, о коем идет речь. События могут иметь раз­личный характер, но недавняя ссора с супругой (супругом), своей девушкой или парнем есть явление очень распространенное, к другим же — относятся расставание или разрыв с сексуальным партнером, а также последующее появление в суде. От одной трети до половины всех людей, которые наносят себе увечья, страдают изменением личности. Некоторые исследования ука­зывают на то, что существует ряд факторов, которые, как представляется, разнят пациентов, готовых вновь пойти на членовредительство. К таким факторам относятся: имевший ранее место психоз, расщепление личности антиобщественного характера, преступное прошлое, алкоголь или злоупот­ребление наркотиками, принадлежность к более низкому слою общества, длительная безработица. Столь же важно, что среди пациентов, на счету которых ранее имелись случаи умышленного нанесения себе увечий, уровень суицида в последующие затем 12 месяцев почти в 100 раз выше, чем у боль­шинства населения.

 

48. Что касается риска, связанного со случаями завершенного самоубийст­ва, то, как показывают исследования, у заключенных степень этого риска выше, чем у остальной части населения, и один из десяти человек, страдающих ши­зофренией, кончает жизнь, и что четыре пятых из всех, кто кончает жизнь самоубийством, проходят лечение с использованием психотропных препаратов. (Выше названные цифры взяты из учебника по психологии Оксфорда — the Oxford Textbook of Psychiatry, OUP, 1983 — и имеют широкое хождение.)

 

49. Невозможно точно установить степень опасности того, что Марк Кинан нанесет себе увечья или покончит жизнь самоубийством. Мое личное мнение заключается в том, что он принадлежал, и это нужно признать, к группе очень высокого риска и что после его перевода в дисциплинарный блок, там суждено было, скорее да, нежели нет, случиться эпизоду с нанесе­нием себе увечий и период пребывания в одиночной камере. Поскольку это так, я придерживаюсь той точки зрения, согласно которой не распознать такую опасность означало, что лечение в течение последних одиннадцати дней его жизни упало до уровня ниже приемлемых стандартов ухода... /.../

 

51. Лицам, у которых отмечаются параноидные галлюцинации, зачастую можно оказать помощь путем подбадривания, вселения уверенности и с по­мощью психологических приемов. В ходе лечения лучшие результаты дости­гаются тогда, когда доктор или сестра устанавливают и поддерживают хоро­шие отношения с данным лицом — на них можно положиться, они не под­ведут пациента. Они должны проявлять сострадательный интерес к фантази­ям данного человека без соучастия в них или осуждение таковых, но, что наиболее важно, не игнорируя их. Лечение, которое было предоставлено Марку Кинану в дисциплинарном блоке, не отвечало требованиям такой модели.

 

52. По моему мнению, то, как лечили Марка Кинана, человека, страдав­шего параноидной шизофренией, неизбежно должно было породить у него чувство беспомощности, страха, душевную боль, а также ощущение непол­ноценности. Обстоятельства его содержания под стражей в дисциплинарном блоке были унизительными, бившими по самолюбию, унижавшими досто­инство, они ослабляли его волю и стремление побороть свой психический недуг, справиться с ним.

 

Его стремлению противостоять болезни был нанесен тяжелый удар, все кончилось тем, что он расстался с жизнью. Тюремный режим, который вы­держивался в отношении него, выразился в пренебрежении его основным правом как человека больного на медицинское лечение и уход, тем самым были сломлены его воля и желание выдержать содержание под стражей. В Международном кодексе чести медицинских работников провозглашается, что "к любому действию, которое могло бы ослабить физическое или мо­ральное сопротивление человека, можно прибегать только в его интересах". Действия, предпринимавшиеся в отношении Марка Кинана, и рекоменда­ции, которые давал ему медицинский персонал в отношении лечения, были явно не в его интересах. То, что пережил он в последние дни своей жизни, должно быть ужасающим, причем я использую это слово обдуманно, в пря­мом смысле как леденящий ужас.

 

Я лечила множество параноидных шизофреников и никогда не сомнева­лась в их способности верить абсолютно в реальные опасности, порожденные их бредом. Наказание, когда психически больной человек остается один на один с такими опасностями и без надлежащей медицинской помощи, пред­ставляется полностью неприемлемым и, с моей точки зрения, являет собой бесчеловечную и унижающую достоинство дисциплинарную меру".

 

3. Заключение доктора Кита от 2 августа 1996 г.

 

52. В своем заключении от 2 августа 1996 г. доктор Кит, главный врач тюрьмы, в ответ на заключения, подготовленные психиатрами по просьбе заявителя, сообщает следующее:

 

"Эти заключения были составлены на основе лишь документальных дан­ных, которые им были представлены, и, насколько я знаю, никто из них ни­когда не видел и не освидетельствовал Кинана. С медицинской точки зрения, значение их заключений, стало быть, в значительной мере обладает меньшим весом. Одно из заключений готовилось в течение одного года (доктор Мейден), другое — почти два года (доктор Ривли) спустя после смерти Кинана.

 

Данные по истории болезни были взяты из других документов, а, может быть, в основном относятся к тем, которые сообщали сам Кинан или его мать, иными словами, костяк большей части истории болезни построен на сведениях, полученных напрямую от пациента без проверки их достоверности. При приеме в тюрьму Кинан рассказал о шизофрении — никаких особых симптомов шизофрении не отмечалось со времени его поступления и далее, в течение его временного пребывания под стражей или позднее, после того как он был осужден.

 

Из комментариев докторов Мейдена и Ривли к записям в медицинской карте заключенного вытекает то, что я прописал клопиксол, поскольку Кинан был очень настойчив в своем желании получить его, утверждая, что он ему помогал, а также по той причине, что доктор Роберте предложил попробовать его, если "дела не пойдут у него столь хорошо, сколь хотелось бы". Этот препарат был прописан не в качестве психотропного средства, а как транквилизатор на базе вышеуказанного препарата. Мой разговор с док­тором Робертсом и то, что я прописал клопиксол, — эти моменты отражены в карте отдельными пунктами, и важно обратить внимание на оригинальные записи в карте, нежели на мои показания в качестве свидетеля. Я припоми­наю, что неохотно пошел на то, чтобы прописать клопиксол, по причине слабого проявления симптомов и признаков психоза. Насколько я помню, Кинан не объяснял, почему он не хотел продолжить курс лечения тиоридазином (thioridaune), за исключением того, что он ему не помогал, и он на­стойчиво повторял, что чувствует себя лучше, когда принимает клопиксол и хлорпромазин. Важно отметить, что я не припоминаю, чтобы у него были побочные эффекты из-за тиоридазина, которые заставили бы меня ограни­чить назначение хлорпромазина. И доктор Мейден, и доктор Ривли придали большое значение данному препарату, увязывая его с диагнозом, но дело не в этом. Дозировка клопиксола, о которой идет речь в заключении доктора Ривли, была рекомендована мне доктором Робертсом.

 

Симптомы, отмечавшиеся 3.4.93, были вполне обоснованно отнесены на счет смены препаратов, и доктор Симкин указывал, что возвращается к назначенным им прежним лекарствам. Доктор Роу посещал тюрьму дважды в неделю и проводил там по полдня в тот период — он был нашим единст­венным консультантом по вопросам психиатрии. Доктор Ривли имела это в виду потому, что Кинан не желал быть перемещенным в основное здание тюрьмы 14.4.93 и настаивал, что должен содержаться в больнице. Может быть, это нежелание было связано с тем, что он хотел остаться в больнице и таким образом сохранить без изменений свое окружение?

 

17. 4.93 в медицинской карте была сделана запись сотрудником больницы, а не врачом. Сотрудник больницы Шен Гилл официально не имеет психи­атрической подготовки. В тот момент у нас не было медсестер с психиатри­ческой квалификацией. Пожалуйста, обратите внимание на мою запись от 18.4.93: "Мне нужно на свободу, больше так не могу". В заключениях об этом не упоминается. Если он рвался на свободу, то в высшей степени вероятно, что он действительно задолжал там, в тюремном крыле, и что ему грозило отравление пищей, а это следует расценивать скорее как реальность, нежели как паранойю; вот почему нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что петля была уже готова, и он мог стремиться вернуться в уединение в больнице. Приготовленная петля сама по себе подсказывает госпитализацию и помещение под наблюдение с контролем каждые 15 минут независимо от психического состояния, нежели вывод об изменении психического состоя­ния, как на это указывает доктор Ривли.

 

Запись в медицинской карте от 23.4.93 "освидетельствование на следую­щей неделе" была отменена моей рукой, возможно, почти сразу же после того, как она была сделана (скорее всего, 26.4.93 — пишущая ручка та же). Объяснение заключается в том, что не было указаний на то, что он нуждался в посещении доктором Роу, он чувствовал себя хорошо, симптомов не было. Он мог работать и посещать спортивный зал. Никаких записей в то время сделано не было, ибо не было ничего примечательного, чтобы отметить это. Тут уместно сказать, что в то время, как на отдельных этапах, и с этим нужно согласиться, в медицинской карте маловато записей (совсем немного), отсутствие записей можно расценивать в качестве признака того, что не отмечалось каких-либо отклонений или явного расстройства.

 

В крыле изолятора все заключенные перед разбирательством подверга­ются медицинскому осмотру, а виды наказаний врачу известны. Перед при­ходом начальника тюрьмы дежурный врач делает обход в изоляторе, так что вновь прибывшие заключенные осматриваются медиками до разбирательст­ва, в котором принимает участие начальник тюрьмы.

 

Все заключенные ежедневно осматриваются дежурным врачом. Если за­ключенный заболевает, и ему необходим больничный уход, он незамедли­тельно переводится в больницу. Сам по себе диагноз хронического психоза в легкой форме не является противопоказанием для перевода в изолятор, в самом деле, ежедневные его посещения начальником тюрьмы, врачом и свя­щенником обеспечивают наблюдение и уход в большей степени, нежели в основном здании тюрьмы. Я не думаю, что в условиях обычной жизни Кинан был бы на длительное время помещен в психиатрический стационар. Должен согласиться с тем, что условия в изоляторе в общем и целом благоприятны для психического состояния человека, но весь медицинский персонал тюрь­мы подготовлен соответствующим образом и в высшей степени осознает последствия пребывания в заключении и в изоляции и присматривает за каждым заключенным изолятора, помня об этом. Ежедневные посещения дежурным врачом изолятора с намерением проверить порядок приема лекар­ственных препаратов и проследить за психическим состоянием Кинана, с точки зрения его возможных попыток совершить самоубийство, имели также цель оценить степень риска. Утверждение доктора Ривли о том, что меди­цинский персонал потворствует намерениям "властей" наказывать, всецело неверно. Мы занимаемся медицинским уходом и обслуживанием, мы эти­чески заряжены на это, только на это. Мы регулярно проводим совещания врачей, на которых четко обозначаются этические каноны. Это, и я знаю наверняка, является тем, на что мы, все до одного, нацелены, это краеуголь­ный камень той медицины, которую все мы практикуем.

 

Я не придерживаюсь того мнения, что Марк Кинан страдал параноидной шизофренией. Я исхожу из моих собственных наблюдений и сомнений док­тора Робертса в отношении своего диагноза (а он был тем психиатром, ко­торый наблюдал Марка Кинана в качестве пациента стационара совсем не­задолго до его поступления к нам). У нас не было пациента, "о котором известно то, что он страдает шизофренией" (доктор Мейден). Нам, на осно­вании информации от доктора Робертса, он был известен как пациент, страдающий "изменением личности с антиобщественной направленностью в состоянии стресса и некоторыми неустойчивыми параноидными симпто­мами". Кинан казался достаточно нормальным человеком большую часть времени в периоды его пребывания под стражей и наблюдений.

Членовредительство, склонность к самоубийству и насилию являются признанными осложнениями изменения личности. Только самоутверждае­мая паранойя и слышание голосов представляют собой симптомы шизофре­нии. Есть множество доказательств того, что у Кинана эпизоды паранойи были периодическими и проходящими (доктор Роберте охарактеризовал это как "эпизодическую паранойю", а доктор Ривли — как "отдельные вспыш­ки"), связанными с приемом им запрещенных препаратов. Как следует из медицинской карты, "он говорит, что употреблял гашиш, который отключал его и переводил в параноидное состояние". ...

 

Кинан боялся находиться в обычных тюремных условиях, но не опасался пребывания в дисциплинарном блоке. Это служит подтверждением теории о том, что у него были реальные, а не воображаемые опасения за свою безопас­ность в том крыле и особенно в свете его слов о том, что "он был должен". Тем не менее, Кинана всегда доставляли в больницу, когда у него была "вспышка". Проведенная доктором Ривли аналогия психического заболевания с повыше­нием температуры не только неуместна, но и неубедительна.

 

Четкого описания бреда нет, и в самом деле, его описание представляется размытым, за исключением того, что "он думает, что он Иисус". Я не вижу какой-то действующей в течение длительного времени системы бреда.

 

Из медицинской карты следует, что у Кинана были длительные периоды, когда у него не отмечались какие-либо симптомы или признаки психического заболевания, и, значит, с точки зрения психики, в эти периоды он был здоров. А если он здоров, то нет противопоказаний для содержания в основной тюрьме или изоляторе.

 

Примечательно, что у Кинана не было тех признаков, какие нам называла доктор Ривли, то есть неподвижности черт, отсутствия реакции, неустойчи­вого зрительного контакта, ослабленной жестикуляции, алогии. Для нас это служило указанием на то, что он не страдал ярко выраженным психозом.

 

В общем и целом, ознакомившись с этими двумя подготовленными заклю­чениями, я считаю, что доказательств в пользу ярко выраженного психоза маловато. Доктор Ривли не является судебным психиатром и, как представля­ется, незнакома с медицинским обслуживанием и уходом в условиях тюрьмы.

 

Марка Кинана мы знали как человека импульсивного, склонного к членовредительству и агрессивного, у которого периодически отмечались слу­чаи, когда он описывал свои параноидные чувства и ощущения и нечеткие бредовые симптомы. Нет данных, подтверждавших бы диагноз шизофрении, на котором он усиленно настаивал, говоря о себе. Периоды повышенной возбужденности и его смерть могли быть последствием употребления нарко­тиков в период пребывания в основном здании тюрьмы, в результате чего возникла опасность отмщения".

 

4. Заключение доктора Фолка (Faulk) от 17 марта 1996 г.

 

Доктор Фолк, которого попросили сделать заключение от имени влас­тей Соединенного Королевства, указал, в частности, следующее:

 

"Мнение

 

36. Как заявитель, так и оба упомянутых психиатра (доктор Мейден и доктор Ривли), которые изучали данное дело, утверждали, что Кинану был поставлен неверный диагноз, что имевшиеся у него симптомы просмотрели и что он был помещен в условия, которые ухудшали его состояние. Оба доктора пришли к выводу о том, что Кинан страдал шизофренией и что это может прояснить многое в его поведении. Поставив такой диагноз, они за­являют, что его страхи и беспокойство, должно быть, были порождены его бредовым состоянием, которое лежало в основе его поведения. Это является предположением, основанным на уверенности в том, что Кинан был шизо­фреником. На базе их предположения, согласно которому Кинан страдал серьезным психическим заболеванием, утверждалось также, что тюремным властям следовало ожидать проявления суицидной тенденции, принять более действенные меры предосторожности и не подвергать его одиночному содер­жанию в дисциплинарном блоке.

 

37. Штат тюрьмы не был укомплектован консультантами-психиатрами. Тюремные врачи полагались, и верно делали, на мнения специалистов из национальной системы здравоохранения, которые наблюдали заключенных до того, как они попали в тюрьму. Диагноз, которым они располагали и который был поставлен последним специалистом-психиатром, наблюдав­шим Кинана (доктором Робертсом), был следующим: "антиобщественное по своему характеру изменение личности", подверженность "скоротечным параноидным симптомам" в моменты пребывания в стрессовом состоянии.

 

38. Верно, что доктор Роу в прошлом лечил Кинана и характеризовал его как человека, страдавшего "хроническим психозом в легкой форме". Это не конкретный диагноз, а общая характеристика описательного плана. В любом случае, доктор Роу не считал Кинана настолько больным, чтобы ему требо­валось лечение в психиатрической больнице. Он указывал, подобно доктору Робертсу, что у Кинана отмечались скоротечные проявления психоза (и па­ники), и в такие моменты он нуждался в особом уходе и лечении. Он реко­мендовал, чтобы Кинана не допускали к общению до его выздоровления от "паники и паранойи". Как представляется, эти рекомендации соблюдались.

 

39. Персонал тюрьмы "ХМ" следовал ориентирам, определенным док­тором Робертсом, давая рекомендованные им препараты в надежде ослабить проявление у Кинана определенных симптомов, то есть его непостоянство в настроении, его пониженную реакцию на состояние стресса и его тенденцию к скоротечным психотическим периодам. Они, к тому же, переводили Ки­нана в медицинский центр тюрьмы, когда его состояние, как им представ­лялось, ухудшалось.

 

40. Поведение Кинана в значительной мере можно воспринимать как диктуемое стремлением избежать опасностей, таившихся в основном здании тюрьмы, и спастись от них в относительно мирной обстановке медицинского центра. Нет данных, которые говорили бы о том, что его опасения в отно­шении нападения на него в основном здании не были понятными или даже необоснованными. Нет оснований, с учетом поставленного доктором Ро­бертсом диагноза, не воспринимать на веру утверждения Кинана. Если и были случаи, когда можно было говорить о проявлениях психотического характера (например, когда он утверждал, что он Иисус и слышит голоса), то его помещали в медицинский центр, и он быстро поправлялся, стало быть, все происходило так, как указывал доктор Роберте.

 

41. На последнем этапе Кинан, как представлялось, смирился с режимом, установленным в дисциплинарном блоке, и успокоился. Данные наблюде­ния, которыми мы располагаем, подтверждают, что все было так. Поначалу Кинан, очевидно, был рассержен наказанием, решение о котором было при­нято 14.5.93, хотя, как кажется, он справился со своим гневом. Нет данных, которые свидетельствовали бы в пользу того, что он стал психотичен. Его огорчения (15.5.93) в связи с запретом доступа в магазин, наложенным на­чальником тюрьмы, абсолютно понятны. Нет необходимости рассуждать на тему о психическом расстройстве, чтобы объяснить их. Я делаю вывод о том, что то, как медики вели Кинана в период его пребывания в тюрьме "ХМ", совершенно оправданно, особенно если принять во внимание мнение док­тора Робертса. Мы не знаем, какие намерения были у Кинана вечером 15.5.93. Схема поведения была очень схожей с имевшими ранее место заяв­лениями об угрозе своей жизни и обращениями к окружающим, чтобы его могли спасти. Очевидно, он решил, что не может или не сможет более пре­бывать в дисциплинарном блоке и что нужно продемонстрировать это с помощью попытки совершения акта, в ходе которой он будет спасен и вновь помещен в медицинский центр. Не думаю, что кто-либо мог предугадать, что и когда он сделает. Моя критика в данном случае может заключаться только в том, что, в конечном итоге, в дисциплинарном крыле не оказалось под рукой ножниц, чтобы перерезать петлю".

 

II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА

 

А. Тюремные правила /. Охрана здоровья и социальное обеспечение

 

53. Статья 7 Закона о тюрьмах 1952 года предписывает, что в каждой тюрьме должен быть медицинский сотрудник, который в соответствии с Правилом 17 Регламента тюрем 1964 года, обнародованного министром внутренних дел, ответствен за "заботу о здоровье, надлежащем психичес­ком и физическом состоянии заключенных в конкретной тюрьме".

 

54. Правилом 18 предусматривалось:

 

"(1) Медицинский сотрудник должен докладывать начальнику тюрьмы о каждом случае с каким-либо заключенным, на чьем состоянии здоровья пагубно сказывается длительное заключение или какие-либо условия его содержания в заключении. ...

 

(2) Медицинский сотрудник должен обращать особое внимание на лю­бого заключенного, чье психическое здоровье заслуживает этого на основа­нии имеющихся признаков, и принимать особые меры, которые представля­ются необходимыми с точки зрения наблюдения и ухода.

 

(3) Медицинский сотрудник должен информировать начальника тюрьмы, если у него появляются основания подозревать, что у того или иного заклю­ченного есть суицидные намерения, а такого заключенного следует поместить под особое наблюдение".

 

55. Медицинское обслуживание в тюрьмах регулировалось также При­казом-инструкцией № 13, которая определяла ответственность и обязан­ности членов медицинского персонала тюрьмы. Статья 31 Приказа-ин­струкции гласит:

 

"Первоначальное медицинское освидетельствование всех заключенных в центре здравоохранения по поступлении и незадолго до поступления в тюрьму или при появлении настораживающих признаков в его психическом состоянии должно включать в себя организацию специальных мероприятий, необходимых для осуществления наблюдения за ними с целью предотвращения попыток нанести себе вред или совершить самоубийство. Когда делается вывод о необ­ходимости, с медицинской точки зрения, специального наблюдения, медицин­ский сотрудник выдает рекомендацию в одной из следующих форм:

 

(a) непрерывное наблюдение, при котором заключенный контролируется специально выделенным сотрудником, постоянно находящимся при нем или при ней, или

 

(b) периодическое наблюдение, при котором заключенный контролируется специально выделенным сотрудником с интервалами не более 15 минут".

 

56. Тюремная служба в свою очередь также издавала наставления. В свое время они носили форму Циркулярной инструкции № 20/89, которая служила регламентом, в частности, выполнения персоналом своих обя­занностей, действий при приеме, пересылке и освидетельствовании за­ключенных в период содержания под стражей и профилактических мер в отношении возможного совершения самоубийств в условиях тюрьмы. Циркулярная инструкция № 20/89 следующим образом определяла обя­занности тюремного персонала:

 

"Принимать все необходимые меры для установления заключенных, у которых появляется склонность к совершению самоубийства; обращаться с ними и контролировать их гуманными путями и способами, которые в наи­большей степени позволят предотвратить самоубийство; и способствовать выздоровлению после суицидного кризиса".

 

Стержневым элементом этой системы была суицидная справочная форма (F1997). Ответственные за тюремное крыло (старшие тюремные сотрудники) составляли и направляли эти справки медицинскому сотруд­нику тюрьмы, который решал, следует ли принимать меры по предотвра­щению попыток совершения самоубийства. После критических замеча­ний со стороны главного инспектора тюрем, которые были изложены в его отчете "Самоубийства и членовредительство в учреждениях тюремной службы в Англии и Уэльсе", в 1994 году были обнародованы новые на­ставления — Инструкция для начальников тюрем № 1/1994. Этой Ин­струкцией, в частности, предусматривалось использование специальной формы "риска членовредительства" (F2052SH), которая должна была заполняться, когда заключенный, по мнению одного из членов персонала, нуждался в специальном уходе из-за риска совершения самоубийства или членовредительства. Это дало возможность фиксировать все наблюдения всего персонала, который контактировал с конкретным заключенным, и имело цель накапливать как можно более полные и на постоянной основе сведения о психическом состоянии такого заключенного. Перед тем, как заполнить на конкретного заключенного форму "риска членовредитель­ства", этот вопрос обсуждается старшими сотрудниками персонала, имеющими отношение к наблюдению за данным заключенным (напри­мер, старшим медицинским сотрудником, сотрудником уровня начальни­ка тюрьмы и старшим сотрудником тюремного крыла).

 

57. В соответствии со статьями 47 и 48 Закона о психическом здо­ровье 1983 года любой заключенный, страдающий серьезным психи­ческим заболеванием, может быть переведен в больницу для содержа­ния там и лечения.

 

58. Правило 43 Регламента тюрем 1964 года, согласно которому Марк Кинан был помещен в изолятор, требовало от начальника тюрьмы пере­вода заключенного из изолятора в случае, если медицинский сотрудник делал такое заключение на основании медицинских фактов. Правилом 53(2) предусматривалось, что решение о наказании содержанием в оди­ночной камере не могло приниматься до того, как медицинский сотруд­ник устанавливал, что состояние здоровья конкретного заключенного по­зволяет сделать это.

 

59. Не существовало такого положения или регламента, согласно ко­торому тюрьма должна была укомплектовываться медицинским сотруд­ником с психиатрической подготовкой. Медицинский сотрудник мог на свое усмотрение потребовать заключения психиатра, когда считал это необходимым (Правило 17).

 

60. В статье, опубликованной в журнале "Бритиш Медикал Джорнал" (British Medical Journal) (апрель 2000 года, № 320: стационарный уход за психически больными людьми в условиях тюрьмы — результаты осуществления годовой программы проведения инспекций с участием тюремных и обычных специалистов), инспекторы по вопросам меди­цинского обслуживания и ухода Ее Величества Инспекции тюрем, в частности, указывали:

 

"Качество обслуживания психически больных заключенных находится на уровне гораздо ниже требований, предъявляемых к системе национально­го медицинского обслуживания. Жизнь пациентов неприемлемо ограничена, а лечение лимитировано. Нынешняя политика, заключающаяся в разграни­чении стационарного ухода за лицами с психическими расстройствами в условиях тюрьмы и системы национального здравоохранения, нуждается в пересмотре".

 

2, Вопросы дисциплины и наказания

 

61. В соответствии с Регламентом тюрем 1964 года заключенный мог быть помещен в изолятор или дисциплинарный блок согласно двум по­ложениям.

 

62. Согласно Правилу 43 Регламента тюрем 1964 года начальник тюрь­мы имел право изолировать заключенного, если это представлялось же­лательным в целях поддержания надлежащего порядка или дисциплины либо в его собственных интересах. Это право было ограничено тремя днями, по истечении которых любое продление должно было быть санк­ционировано членом совета по вопросам посещений или министром.

 

63. Согласно Правилу 50(1)е Регламента тюрем 1964 года начальник тюрьмы имел право наказать заключенного, осужденного за совершение дисциплинарного проступка, вынеси решение о помещении его на 14 дней в камеру дисциплинарного блока.

 

64. Условия содержания заключенных, изолированных в дисципли­нарный блок, изучались главным инспектором тюрем и Лордом-судьей Вульфом (Wolf, который занимался расследованием состояния дел в тю­ремной системе.

 

В своем отчете за 1985 год "О содержании заключенных в изоляторах в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем 1964 года" главный инспектор тюрем указывал:

 

""Примерные" заключенные содержались в очень жестких условиях... Обычно их размещали в той части тюрьмы, которая называлась изолятором или дисциплинарным блоком, и сажали вместе с другими заключенными, отбывавшими наказание... Режим их содержания обычно был таким же, какой и для заключенных, которые отбывали наказание, за исключением того, что им предоставлялись немногочисленные дополнительные привиле­гии. Их содержали под замком в камере на протяжении почти всего дня; они выходили только на часовую прогулку по двору, а также для получения пищи, чтобы вынести горшки и иногда принять душ. Эти выходы, очевидно, помо­гали им отвлечься от монотонности, но, как правило, не предоставляли воз­можности широкого общения с кем-либо. Возможности поговорить с такими же заключенными были очень ограниченны, а их отношения с персоналом носили зачастую антагонистический характер либо с ним держались на рас­стоянии... (пункт 2.29).

 

... Лишение общения может привести к утрате различных возможностей и преимуществ в дополнение к очевидному лишению человеческих контак­тов. Решение о направлении в изолятор должно приниматься, следовательно, с соблюдением осторожности, особенно когда заключенный помещается в изолятор не в связи с наказанием. Соответственно, решения о направлении в изолятор в отношении тех заключенных, которых помещают туда не в связи с наказанием, должны приниматься с соблюдением особенно серьезных и эффективных гарантий" (пункт 3.4).

 

В своем отчете он также отмечал, что изоляция "может повлечь пре­бывание в скудных и монотонных условиях, которые, с психологической точки зрения, могут оказаться даже вредными".

 

65. Лорд-судья Вульф в своем отчете о тюремных беспорядках (Prison Disturbances, April 1990 Cm 1456) указывал:

 

"В то время как содержание в тюремном изоляторе в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем 1964 года не применяется в качестве нака­зания, использование этого Правила неизменно неблагоприятно влияет на заключенного, который подвергается изоляции. В большинстве учреждений любое лицо, изолированное согласно Правилу 43, будет подвержено строгос­тям режима, схожим с теми, какие соблюдаются при применении наказания" (пункт 12.297).

 

66. Хотя нет положения об обязательности консультации председа­теля совета по вопросам посещений с врачом перед применением изо­ляции, начальник тюрьмы должен прервать ее, если медицинский со­трудник советует сделать это по медицинским причинам (правила 17 и 18 Регламента 1964 года).

 

3. Средства правовой защиты, которыми могут воспользоваться заключенные

 

(a) Порядок обращения с просьбами и жалобами

 

67. Если заключенный хочет обратиться с жалобой по поводу условий содержания в тюрьме или наказания, он может прибегнуть к системе "средств правовой защиты и жалоб".

 

68. Если жалоба имеет отношение к условиям содержания под стражей и не может быть урегулирована неформальным путем, то заключенный, являющийся подателем таковой, может обратиться с официальной жало­бой, которая будет зарегистрирована, а один из старших сотрудников персонала обсудит возникшую проблему с этим заключенным в течение, как правило, двух дней. Если заключенный не получит удовлетворения, он заполняет по принятой форме жалобу или запрос для рассмотрения его начальником тюрьмы, который обычно дает ответ в течение семи дней. Затем этот заключенный может обратиться к окружному представителю службы тюремных учреждений.

 

69. Жалоба в отношении наказания незамедлительно передается этому окружному представителю.

 

70. В любом из перечисленных случаев, если заключенный остался неудовлетворенным решением районного представителя, он может обра­титься с просьбой о проведении судебной проверки или направить жалобу омбудсмену по делам тюремных учреждений.

 

(b) Омбудсмен по делам тюремных учреждений

 

71. Начиная с 1994 года заключенные, которые исчерпали возможности внутренней системы подачи жалоб, обращаются к омбудсмену по делам тюремных учреждений, который может подготовить рекомендации для служ­бы тюремных учреждений, если он поддерживает жалобу. Омбудсмен не может отменить или отклонить решение службы тюремных учреждений.

 

В своем ежегодном докладе за 1996 год омбудсмен по делам тюремных учреждений указывал в отношении системы подачи жалоб:

 

"3.6. ... Служба омбудсмена (и, как это есть на деле, внутренняя система подачи жалоб/запросов службы тюремных учреждений) работает хорошо, если говорить о жалобах на относительно формальные и не требующие сроч­ного решения моменты. Заключенным в общем известно об устоявшемся порядке работы с их обращениями относительно дисциплинарных наказаний и утраты собственности, и они готовы ждать, пока идет довольно длительный процесс рассмотрения жалоб.

 

3.7. Положение с большинством жалоб других категорий выглядит во многом по-другому. Оскорбления, отказ во временном освобождении, ограни­чения в отношении посещений — все это относится к вопросам, решения которых заключенные хотят незамедлительно. Это те проблемы, в отношении регулирования которых существующая система обращения с запросами и жа­лобами при поверхностном рассмотрении может показаться недостаточно дей­ственной, или это проблемы, которые заключенные опасаются затрагивать при обращении к персоналу внутри тюрьмы. Конечно, относительно длительный и преисполненный формальностей процесс обращения с жалобой к начальнику тюрьмы (занимает неделю и более), обращения в руководящие органы тюрем­ной системы (на это уходит, по крайней мере, шесть месяцев) и проведения расследования омбудсменом (оно занимает до трех месяцев, а иногда и - все это не удовлетворит само по себе недовольного заключенного, который хочет безотлагательного решения своего вопроса".

 

(c) Судебная проверка

 

!. Согласно прецедентному праву Верховный суд наделен правом назначать проведение судебной проверки какого-либо вынесенного по­становления по вопросу о помещении заключенного в изолятор на осно­вании Правила 43 Регламента тюрем 1964 года или его наказании в соот­ветствии с Правилом 50 (см. дело "Обвинение против заместителя началь­ника тюрьмы "Паркхерст" exparte Гааги" (R. v. Deputy Governor of Parkhurst Prison exparte Hague), [1992] 1 AC 58). Суд должен провести проверку по поднятому вопросу в соответствии с прочно устоявшимися принципами административного права, а именно было ли принятое постановление необоснованным и нелогичным, выносилось ли это постановление, ис­ходя из не относящихся к конкретному делу фактов или без учета соот­ветствующих фактов или при его вынесении руководствовались непра­вильно поставленной целью либо были допущены ошибки процедурного характера, которые привели к нарушению применимой в данном случае правовой нормы или статута. Вместе с тем проводящий проверку суд не может заменять орган, выносящий постановление, и принимать собст­венное решение по существу рассматриваемого дела.

 

(d) Иск о небрежности, оскорблении и правонарушении в госу­дарственном учреждении

 

73. Заключенный, который в состоянии доказать, что условия его со­держания под стражей нанесли ему ущерб, будь то физический или мо­ральный, в результате небрежности тюремного персонала, может потре­бовать компенсации за нанесенный ему вред. Если на заключенного на­пали, он может подать иск о нападении даже в отсутствие доказательств нанесения физического ущерба. Компенсация может быть предоставлена за перенесенные страдания, связанные с оскорблением чести или униже­нием, к тому же, в поучительных целях, решение о выплате компенсации может быть принято, если суд приходит к заключению о том, что имело место "со стороны государственных служащих действие, носившее харак­тер деспотизма, произвола или являвшееся по своему характеру некон­ституционным" (см. дело "Руке против Барнарда" (Rookes v. Barnard) [1964] AC 1129, p. 1226).

 

74. Иск о гражданском правонарушении может быть возбужден также, если имело место преднамеренное и нечестное злоупотребление со стороны государственного служащего с помощью предполагаемого использования властных полномочий иначе, нежели в честной попытке выполнить прису­щую ему функцию. К этой категории относятся действия, которые офици­альное лицо не вправе предпринимать с целью нанесения вреда конкретному заявителю или если это лицо знало, что не могло предпринимать такие действия, и реально предвидело, что это может нанести ущерб заявителю либо какой-то определенной группе лиц. Понятие "вред" не ограничивается физическим ущербом или моральным вредом.

 

В. Процедура расследования

 

75. После смерти какого-либо заключенного, независимо от причины, проводится следствие в соответствии со статьей 8 (1)с Закона о коронерах 1988 года. Такие расследования осуществляются с привлечением присяж­ных (статья 8(3)а). Коронер является независимым представителем судебных органов, уполномоченным проводить расследование в связи со смер­тями различных категорий. С точки зрения судебной практики, его обя­занности определены следующим образом:

 

" В обязанности коронера как официального лица, ответственного за про­ведение расследований, независимо от того, делает он это с привлечением присяжных или без такового, вменяется обеспечение такого положения дел, при котором имеющие отношение к конкретному делу факты расследуются в полной мере, справедливо и смело. Он призван осознавать острую озабо­ченность общественности, которая правомерно возникает в случаях гибели людей в период пребывания в заключении или под стражей. Он должен делать все необходимое, чтобы имеющие отношение к конкретному делу факты попали в поле зрения общественности, особенно если есть свидетель­ства нечестной игры, злоупотребления или бесчеловечности." (см. дело "Об­винение против коронера Хамберсайда, ex parte Джеймисона" (R v. North Humberside Coroner, ex parte Jamieson), [1995] QB 1 (CA) p. 26C).

 

76. Правило 20 Регламента коронеров 1984 года позволяет родителю погибшего лица опрашивать свидетелей в ходе расследования как лично, так и через адвоката или стряпчего. Однако юридическая помощь для представления интересов при проведении расследований не оказывается. Равно как не предоставляется в каком-либо виде право на раскрытие имеющихся материалов во время проведения конкретного расследования.

 

77. В соответствии с положениями статьи 11(5)b Закона о коронерах 1988 года и правила 36 Регламента коронеров 1984 года процедура и до­казательная база в ходе любого расследования должны быть нацелены исключительно на установление того,

 

кем являлся погибший;

 

где наступила смерть погибшего;

 

когда наступила смерть погибшего;

 

каким образом наступила смерть погибшего.

 

Выносимое решение, тем не менее, не может быть сформулировано таким образом, чтобы решался вопрос об уголовной ответственности кон­кретного лица или гражданской ответственности.

 

78. С судебной точки зрения, сфера расследования определяется сле­дующим образом:

 

"...Необходимо учитывать, что задача не состоит в том, чтобы установить, как умер погибший, что может вызвать появление вопросов общего и далеко идущего характера, а в том, "каким образом ... наступила смерть погибшего", то есть речь идет о решении вопроса более ограниченного свойства и имеются в виду средства, после использования которых наступила смерть погибшего.

 

...Я также считаю, что "предшествующие постановления" указывают на то, что когда комитет Бродерика (Broderick) заявил о том, что одна из целей расследования состоит в том, чтобы "развеять слухи и подозрения", упомя­нутая цель должна быть выдержана в той форме, какая позволяет развеять слухи и подозрения относительно того, каким образом наступила смерть погибшего, а не в том виде, который поможет развеять слухи и подозрения в отношении широкого спектра обстоятельств, при которых лицо постигла смерть..." (Сэр Томас Бингем, Председатель Апелляционного суда, дело "Об­винение против коронера Северного Хамберсайда и Сканторпа ex parte Роя Джеймисона" (R. v. the Coroner for North Humberside and Scunthorpe exparte Roy Jamieson), April 1994, не публиковалось).

 

"Имеющиеся дела показывают, что хотя словосочетание "каким обра­зом" должно интерпретироваться широко, оно означает "с помощью каких средств", нежели при каких иных сопутствовавших обстоятельствах... Коро­че говоря, расследование должно быть сосредоточено на вопросах, имеющих прямую причинную связь с гибелью и, стало быть, должно быть ограничено и вреда, а также обеспечить медицинское обслуживание. Эта обязанность сопряжена и с защитой психически больного заключенного от соверше­ния самоубийства. В деле "Керкем против главного констебля Большого Манчестера" (Kirkham v. the Chief Constable of Greater Manchester) [1989] 3 All ER 882) на тюремные власти была возложена ответственность за не­способность предотвратить самоубийство.

 

В деле "Комиссар полиции Лондона против Ривза" (Commissionerfor the Police for the Metropolis v. Reeves) ([1999] 3 WLR 283), в котором речь шла о претензиях супруги погибшего, согласно положениям Закона о несчастных случаях со смертельным исходом, Палата лордов подтвердила, что даже если заключенный пребывал в здравом уме, как представлялось, власти все равно ответственны за неспособность при соответствующей небрежности предотвратить его самоубийство, хотя в таком случае ответ­ственность делится с погибшим, поскольку этот акт он совершил добро­вольно. Уважение личной независимости вовсе не исключает необходи­мости принятия мер по "контролю за обстановкой вокруг заключенного в ненавязчивой манере, осуществляемому, чтобы затруднить совершение самоубийства" (p. 369А-В).

 

Когда речь шла об уровне ухода, то в ходе слушаний по делу "Найт против Министерства внутренних дел" (Knight v. Home Office) ([1990] 3 All ER, 243) — а это дело касалось, в частности, вопроса о том, нужно ли было тогда устанавливать непрерывное, а не с 15-минутными интервалами наблюдение за психически больным заключенным, — Пилл Дж. (Pill G.) утверждал, что обязанность по организации необходимого ухода за пси­хически больными пациентами в условиях тюрьмы

 

"не должна и, предположительно, не исключает такого же уровня поста­новки дела в отношении всего спектра ситуаций, в том числе возможного самоубийства, как это было бы сделано в психиатрической больнице за пре­делами тюрьмы. Обязанности должны быть адаптированы к выполняемым действиям и функциям".

 

Вместе с тем можно взять более поздний случай, когда в деле "Брукс против Министерства внутренних дел" (Brooks v. Home Office) (газета "Тайме" за 18 февраля 1999 г.) Верховный суд постановил в отношении обеспечения прохождения предродового периода у одной женщины:

 

"Мы озабочены положением находящейся под стражей заключенной с тяжелой беременностью. Я не могу считать постановление по делу "Найт против Министерства внутренних дел" достаточно авторитетным, чтобы вы­сказать предположение о том, что истец не должна в период пребывания в Холлоуэйе (Holloway) иметь право ожидать такого же уровня предродового ухода, и за ней самой, и за не родившимися еще детьми, как если бы она была на свободе, конечно, при определенных ограничениях, связанных с ее сопровождением, и в некоторой степени ее передвижением, которое было бы затруднено такими требованиями".

 

ПРАВО

 

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 КОНВЕНЦИИ

 

82. Заявитель жаловалась, что тюремные власти, по причине курса лечения, который проводился ее сыну в период до его самоубийства, не именно этими вопросами и только..." (Саймон Браун, член Апелляционного суда, дело "Обвинение против коронера Западного района Восточного Сассекса, ex parte Хомберга и других" (R. v. Coroner for Western District of East Sussex, ex parte Homberg and others), (1994) 158 JP 357).

 

"...He нужно забывать, что любое расследование есть мероприятие по установлению фактов, а не метод определения степени виновности. Проце­дура и регламент получения доказательств устраивают одного и вовсе не подходят другому. При расследовании никогда нельзя забывать, что тут нет сторон, нет обвинительного заключения, не идет речь о преследовании, нет защиты, нет судебного процесса, процедура расследования вовсе не похожа на судебный процесс...

 

Общепризнанно, что цель расследования состоит в том, чтобы можно было опровергнуть слухи; но это не означает, что именно коронер призван по долж­ности расследовать в ходе этого процесса каждый слух или каждое обвинение, которое может попасть в его поле зрения. Его обязанность состоит в том, что он должен выполнить свою установленную законом роль, то есть рамки про­водимого им расследования должны быть такими, чтобы не позволить ему быть сбитым с верного курса безбрежным морем слухов и обвинений. Он должен действовать наверняка и подобающим образом, если он занимается расследо­ванием имеющихся фактов, которые, как представляется, относятся к право­вым проблемам, стоящим перед ним" (Лорд Лейн, Апелляционный суд, дело "Обвинение против коронера Южного Лондона ex parte Томпсона" (R. v. South London Coroner, ex parte Thompson), (1982) 126 SJ 625).

 

С. Рассмотрение дел, связанных с нанесением ущерба и причинением смерти по небрежности

 

79. Лицо, понесшее ущерб физического или морального характера как следствие небрежности другого лица, может возбудить иск с целью полу­чения компенсации за этот ущерб. Обострение состояния, связанного с существующими условиями, составляет такой ущерб. Расстройство или ущемление чувств в результате небрежности в отсутствие физического ущерба или морального вреда либо обострение состояния не дают истцу права на компенсацию ущерба. Любой иск о причинении личного вреда, на который имеет право пребывающее в добром здравии лицо, может пойти ему на пользу и может быть внесен только после его смерти.

 

80. Иски в связи со смертью какого-либо лица по причине небреж­ности подаются в соответствии с Законом о несчастных случаях со смер­тельным исходом 1976 года или Законом о правовой реформе (различные положения) 1934 года.

 

Первый — предоставляет возможность тем, кто находился в финансовой зависимости от погибшего, получить компенсацию за утерю кормильца. Предусмотренная Законом 1976 года схема носит компенсационный харак­тер, и помимо выплаты суммы в размере 7500 фунтов стерлингов в качестве компенсации тяжелой утраты супругу погибшего или одному из родителей погибшего ребенка, не достигшего 18-летнего возраста на момент смерти, выплаты компенсаций производятся как последствие утраты поддержки. Второй закон дает возможность получения компенсации от имени погибше­го, в его имущественных интересах, сюда может быть отнесено любое право на иск, которым располагал погибший на момент своей смерти, а также на возмещение издержек, связанных с похоронами.

 

81. В соответствии с прецедентным правом нормы общего права воз­лагают обязанность по уходу на тюремные власти в отношении тех, кто содержится у них в заключении. Тюремные власти обязаны организовать должные уход и наблюдение в целях предотвращения причинения травм и вреда, а также обеспечить медицинское обслуживание. Эта обязанность сопряжена и с защитой психически больного заключенного от соверше­ния самоубийства. В деле "Керкем против главного констебля Большого Манчестера" (Kirkham v. the Chief Constable of Greater Manchester) ([1989] 3 All ER 882) на тюремные власти была возложена ответственность за не­способность предотвратить самоубийство.

 

В деле "Комиссар полиции Лондона против Ривза" (Commissionerfor the Police for the Metropolis v. Reeves) ([1999] 3 WLR 283), в котором речь шла о претензиях супруги погибшего, согласно положениям Закона о несчастных случаях со смертельным исходом, Палата лордов подтвердила, что даже если заключенный пребывал в здравом уме, как представлялось, власти все равно ответственны за неспособность при соответствующей небрежности предотвратить его самоубийство, хотя в таком случае ответ­ственность делится с погибшим, поскольку этот акт он совершил добро­вольно. Уважение личной независимости вовсе не исключает необходи­мости принятия мер по "контролю за обстановкой вокруг заключенного в ненавязчивой манере, осуществляемому, чтобы затруднить совершение самоубийства" (p. 369А-В).

 

Когда речь шла об уровне ухода, то в ходе слушаний по делу "Найт против Министерства внутренних дел" (Knight v. Home Office) ([1990] 3 All ER, 243) — а это дело касалось, в частности, вопроса о том, нужно ли было тогда устанавливать непрерывное, а не с 15-минутными интервалами наблюдение за психически больным заключенным, — Пилл Дж. (Pill G.) утверждал, что обязанность по организации необходимого ухода за пси­хически больными пациентами в условиях тюрьмы "не должна и, предположительно, не исключает такого же уровня поста­новки дела в отношении всего спектра ситуаций, в том числе возможного самоубийства, как это было бы сделано в психиатрической больнице за пре­делами тюрьмы. Обязанности должны быть адаптированы к выполняемым действиям и функциям".

 

Вместе с тем можно взять более поздний случай, когда в деле "Брукс против Министерства внутренних дел" (Brooks v. Home Office) (газета "Тайме" за 18 февраля 1999 г.) Верховный суд постановил в отношении обеспечения прохождения предродового периода у одной женщины:

 

"Мы озабочены положением находящейся под стражей заключенной с тяжелой беременностью. Я не могу считать постановление по делу "Найт против Министерства внутренних дел" достаточно авторитетным, чтобы вы­сказать предположение о том, что истец не должна в период пребывания в Холлоуэйе (Holloway) иметь право ожидать такого же уровня предродового ухода, и за ней самой, и за не родившимися еще детьми, как если бы она была на свободе, конечно, при определенных ограничениях, связанных с ее сопровождением, и в некоторой степени ее передвижением, которое было бы затруднено такими требованиями".

 

ПРАВО

 

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 КОНВЕНЦИИ

 

82. Заявитель жаловалась, что тюремные власти, по причине курса лечения, который проводился ее сыну в период до его самоубийства, не   cмогли защитить его жизнь в нарушение Статьи 2 Конвенции. В пункте 1 данной Статьи установлено:

 

"1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приго­вора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении кото­рого законом предусмотрено такое наказание".

 

83. Власти Соединенного Королевства не согласились с этим утверж­дением, а Европейская Комиссия 15 голосами против 5 постановила, что нарушение данного положения места не имело.

 

А. Доводы сторон

 

84. Заявитель указывала, что Статья 2 Конвенции требует принятия Договаривающейся Стороной мер по защите жизни тех, кто находится под ее юрисдикцией. Защита такого рода находящихся под стражей лиц должна быть практической и эффективной, она требует соответствующей подготовки и инструктажа представителей властей, которые поставлены перед лицом ситуаций, когда лишение жизни, в том числе умышленные действия по самоуничтожению со стороны заключенного, имеют место в сфере их деятельности, контролируемой ими. Эти власти призваны вы­полнять специфическую обязанность, заключающуюся в принятии необ­ходимых мер по ограждению заключенных от действий, связанных с само­уничтожением (самоубийством), и должен быть установлен повышенный уровень бдительности, когда речь идет о незащищенных лицах, каковыми являются дети или психически нездоровые люди.

 

85. Опираясь на тщательное изучение фактических данных по данному делу, заявитель настаивала на том, что тюремные власти поместили ее сына в условия изоляции при обстоятельствах, которые в значительной мере мешали проведению курса терапии при том, что они знали о его подверженности реальной и непосредственной опасности нанесения себе вреда. Меры по изоляции были приняты не по медицинским или лечеб­ным соображениям, отношение тюремных властей к ее сыну как "про­блеме дисциплинарного характера" превалировало над его потребностью в соответствующем уходе. Тюремным властям было известно, что сын заявителя страдал психическим расстройством и что в истории его болез­ни были данные о членовредительстве и предрасположенности к само­убийству. Им следовало понимать, что, подвергая дисциплинарному на­казанию и изолируя его, одновременно лишая ухода специалистов, на­блюдения и лечения, они тем самым постоянно подвергают его реальной и непосредственной опасности самоубийства, умышленно или непредна­меренно. Бездействие, выразившееся в том, что не была востребована квалифицированная помощь доктора Роу перед тем, как установить го­товность ее сына к разбирательству, необоснованно поставило ее сына на грань риска, а после 4 мая 1993 г. психиатрическое наблюдение и курс терапевтического лечения осуществлялись на недостаточном уровне.

 

86. Власти Соединенного Королевства утверждали, что хотя Статьей 2 Конвенции при определенных условиях может предусматриваться прямое обязательство, связанное с защитой жизни какого-либо лица от третьей стороны, совсем иные соображения вступают в силу, когда опасность для данного лица исходит от него самого. Требовать от государства оградить человека от него самого представляло бы подход, несовместимый с прин­ципами уважения достоинства личности и ее независимости, что шло бы вразрез с положениями Конвенции. Поскольку тюремные власти дейст­вовали в рамках обязанностей, которые диктовались внутренним правом, в отношении того, что касалось принятия необходимых мер по предот­вращению совершения заключенными самоубийств, вышеупомянутое обязательство, как заявляли английские власти, было в полной мере вы­полнено в случае с Марком Кинаном.

 

87. Власти Соединенного Королевства настаивали на том, что данные, которыми располагали тюремные власти, при объективном их восприятии показывали: не существовало реальной и непосредственной опасности для его жизни, о которой бы они знали или о которой им следовало бы знать. Тюремные власти были особенно бдительны при наблюдении за его со­стоянием в отношении признаков опасности и переводили его в меди­цинский центр или устанавливали за ним при необходимости особый контроль. Врачи, имевшие большой опыт работы с психически больными заключенными, не выявили в последние дни его жизни никаких призна­ков того, что в тот момент он был на грани риска. Более того, не было необходимости в принятии мер, на которые тюремные власти с полным основанием могли пойти с учетом имевшейся у них на тот момент ин­формации и которые спасли бы Марку Кинану жизнь. При таких обсто­ятельствах даже непрерывное наблюдение, потребность в котором не была очевидной, не изменили бы положения.

 

В. Мнение Европейского Суда

 

88. Европейский Суд напомнил, что первое предложение пункта 1 Статьи 2 Конвенции призывает конкретное государство не только воздер­жаться от преднамеренного и незаконного лишения жизни, но и принять соответствующие меры по защите жизни тех, кто находятся под его юрис­дикцией (см. Постановление Европейского Суда по делу "L.C.B. против Соединенного Королевства" (L.C.B. v. United Kingdom) от 9 июня 1998 г., Reports 1998-Ш, р. 1403, § 36). Это возлагает на данное государство перво­степенную обязанность по обеспечению права на жизнь с помощью вве­дения эффективных положений уголовного права, нацеленных на то, чтобы помешать совершению правонарушений в отношении человека при поддержке механизма правоохранительных органов, которые принимают меры по предотвращению, подавлению и наказанию за нарушения таких положений. При соответствующих обстоятельствах может идти речь о более широком понимании прямой обязанности властей принимать про­филактические меры оперативного характера в целях защиты личности, жизнь которой подвергается опасности по причине преступных действий другой личности (см. Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства" (Osman v. United Kingdom) от 28 ок­тября 1998 г., Reports 1998-VIII, § 115).

 

89. Помня о трудностях, с которыми сталкивается любое современное общество, непредсказуемости поведения человека и выборе в связи с этим направлений оперативной деятельности, которые должны определяться с учетом приоритетов и возможностей, сферу действия прямого обяза­тельства нужно понимать таким образом, чтобы она не представляла собой непосильную или несоразмерную ношу для властей. Следовательно, не всякая предполагаемая угроза жизни должна означать для властей тре­бование Конвенции о принятии оперативных мер, чтобы помешать такой угрозе материализоваться. Чтобы встал вопрос о прямой обязанности, должно быть установлено, что власти знали или должны были знать в надлежащий момент о существовании реальной и непосредственной уг­розы жизни какого-то конкретного человека в результате преступных дей­ствий третьей стороны и не смогли принять меры в рамках своих полно­мочий, которых, если судить здраво, можно было ожидать в целях избе­жания опасности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства", § 116). В дан­ном случае Европейскому Суду пришлось рассматривать вопрос о том, насколько это имеет отношение к данному делу, если речь идет об угрозе, которая заключается в том, что сам человек намерен нанести себе вред.

90. Если же имеются в виду заключенные, то у Европейского Суда ранее была возможность обратить внимание на то, что они находятся в уязвимом состоянии и что на властях лежит обязанность по их защите. Государство обязано отчитываться по любому случаю нанесения ущерба или вреда в период содержания в заключении или под стражей, особенно строго такое положение должно выдерживаться в случае гибели какого-либо лица (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93, ECHR 2000-VII, § 99). Можно отметить, что такая потреб­ность в отчетности признается внутренним правом Англии и Уэльса, где расследования проводятся автоматически, когда речь идет о гибели людей в тюрьме и если национальные суды возложили обязанности по надлежа­щему содержанию находящихся у них заключенных на тюремные власти.

 

91. Власти Соединенного Королевства настаивали, что особая ситуация при совершении заключенным самоубийства возникает по причине соблю­дения принципов уважения достоинства и независимости, которые воспре­щают насильственное лишение человека свободы выбора и действий. Евро­пейский Суд признал, что определенные ограничения могут быть введены в отношении превентивных мер со стороны властей на основании, например, проведения полицейской акции, гарантий, предусматриваемых Статьями 5 и 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства", §§ 116 и 121). Анало­гичным образом тюремные власти должны выполнять свои обязанности так, чтобы их действия были совместимы с соблюдением прав и свобод конкрет­ного человека. Существуют меры предосторожности общего характера, ко­торые могут быть задействованы в целях ограничения возможностей совер­шения членовредительства без нарушения личной свободы и независимости. Вопрос о необходимости принятия более строгих мер в отношении заклю­ченного или обоснованности их применения будет зависеть от обстоятельств конкретного случая.

 

92. В свете вышесказанного Европейский Суд рассмотрел вопрос о том, знали ли или должны были знать власти о том, что Марк Кинан реально и непосредственно находился на грани самоубийства, и если так, то сделали ли они все, что, предположительно, должны были сделать для предотвращения опасности.

 

93. Общепризнанно, что Марк Кинан был психически болен. Власти Соединенного Королевства, ссылаясь на заключения доктора Кита и доктора Фолка, утверждали, что он не был шизофреником. Заявитель, со ссылкой на заключения доктора Мейдена и доктора Ривли, настаивала на том, что ис­тория болезни Марка Кинана и лечение, которое он проходил, ясно указы­вают на его шизофрению. Важность этой разницы во мнениях, как представ­ляется, состоит в том, что если Марка Кинана диагностировали как шизо­френика, то он должен был страдать от заболевания, при котором риск совершения самоубийства был в хорошо известной степени высок. Европейский Суд отметил, что в материалах дела, которыми он располагает, фор­мально не делается заключение о шизофрении врачом-психиатром, который лечил Марка Кинана. Запись, представленная тюремным властям доктором Робертсом, который был психиатром, наблюдавшим Марка Кинана непо­средственно в период перед смертью, говорила о том, что Марк Кинан страдал изменением личности с антиобщественными проявлениями и что в состоянии стресса у него наблюдались скоротечные параноидные симптомы. Доктор Роу, который ранее лечил Марка Кинана, заявил тюремным властям, что тот страдал хроническим психозом в легкой форме.

 

94. Как считал Европейский Суд, тюремные власти знали, однако, что отмеченная у Марка Кинана проблема носила хронический характер и была связана с психозом с периодически повторяющимися вспышками. Его по­ведение после поступления в тюрьму Эксетера однозначно заставило взять на заметку то обстоятельство, что у него проявлялись тенденции к соверше­нию самоубийства. Это было подтверждено его устными заявлениями от 17 апреля и 1 мая 1993 г., и это не единственное, хотя и важное объяснение его поведения, выразившегося в изготовлении петли в своей камере, обна­руженной 16 апреля 1993 г. Следовательно, Европейский Суд признал, что тюремные власти знали о психическом состоянии Марка Кинана, которое представляло собой потенциальную угрозу для его жизни.

 

95. Доктор Кит выражал некоторые сомнения относительно того, на­сколько соответствовали действительности высказываемые Марком Кинаном угрозы, он придерживался мнения, что Марк Кинан хитрил и, возможно, пытался обеспечить себе возвращение в больничное крыло по личным причинам, а именно избегал пребывания в обычной камере, по­скольку он "задолжал" другим заключенным. Европейский Суд вместе с тем усмотрел некоторую убедительность в словах заявителя о том, что риск, который представлял собой Марк Кинан, был связан не только с тем, чтобы преднамеренно убить себя, но и с тем, чтобы непреднамеренно убить себя в попытке обхитрить тюремные власти. Как считал Европей­ский Суд, психическое состояние Марка Кинана было таковым, что его угрозы должны были восприниматься серьезно и, следовательно, как ре­альные. В поведении Марка Кинана отмечались периоды очевидно нор­мального состояния или по крайней мере способности справиться со стрессами, которые возникали у него. Нельзя считать, что он находился на грани риска на протяжении всего периода его пребывания под стражей. Изменения в его состоянии вместе с тем требовали того, чтобы за ним внимательно наблюдали на случай непредвиденного ухудшения.

96. Соответственно, возникает вопрос относительно того, сделали ли тюремные власти все возможное, как и ожидалось от них, с учетом харак­тера опасности, которую представлял собой Марк Кинан.

 

97. Европейский Суд напомнил, что 1 апреля 1993 г. по прибытии в тюрьму Эксетера Марк Кинан был направлен в медицинский центр для обследования и оценки его состояния. Старший медицинский сотрудник консультировался с психиатром Марка Кинана при назначении ему ле­карственных препаратов для лечения его психического заболевания. Ни­каких инцидентов не было до тех пор, пока не было предложено перевести его на обычные условия, когда в его камере была обнаружена петля. После одной ночи в обычных условиях Марк Кинан вернулся в медицинский Центр, и за ним было организовано наблюдение с 15-минутными интер­валами. 26 апреля 1993 г. после попытки поместить его на обычные усло­вия он был вновь доставлен в медицинский центр. Вскоре после 29 апреля 1993 г. был устроен осмотр Марка Кинана доктором Роу. Ему были назначены другие лекарства. Непосредственно после этого его поведение стало агрессивным, а тюремный доктор прописал ему прежние лекарства. Затем, когда он совершил нападение на двух сотрудников тюрьмы 1 мая 1993 г., его поместили в изолятор. После того, как Марк Кинан угрожал совершить самоубийство, его вновь поместили в медицинский центр под наблюдение каждые 15 минут. 3 мая 1993 г., после улучшения поведения Марка Кинана и по его собственной просьбе, его вернули в изолятор. Следует отметить, что во время пребывания в изоляторе Марка Кинана ежедневно посещал врач. В период между 3 и 7 мая 1993 г. у Марка Кинана отмечались признаки возбужденности, он отказывался от приема ле­карств, а однажды у него случился приступ агрессивности. В отрезок времени между тем периодом и 15 мая 1993 г., когда он покончил с собой, других инцидентов не отмечалось. После состоявшегося 14 мая 1993 г. разбирательства, когда ему было назначено наказание в виде семи дней пребывания в изоляторе, он проявлял некоторое беспокойство по поводу доступа в тюремный магазин, но во всем остальном, как казалось, вел себя в пределах обычного. Друг Марка Кинана, который посещал его, и сотрудник тюрьмы, дежуривший в тот день, даже считали, что он казался в добром расположении духа незадолго до того, как погиб.

 

98. Европейский Суд счел, что в целом тюремные власти должным образом реагировали на поведение Марка Кинана, поместив его в меди­цинский центр под наблюдение, когда у него отмечались тенденции к совершению самоубийства. Его ежедневно осматривали тюремные меди­ки, в двух случаях приглашавшие для консультаций психиатров со сторо­ны, которые были в курсе состояния дел Марка Кинана. Тюремные врачи, которые могли потребовать его перевода из изолятора, сочли возможным держать его там. 15 мая 1993 г. не было никаких оснований для тревоги властей, скажем, по поводу возбужденного состояния, которое могло бы привести к попытке самоубийства. При таких обстоятельствах нет указа­ний на то, что власти не предприняли какого-то шага, который должен был бы быть сделан со всем основанием, например, установления наблю­дения с 15-минутными интервалами. К несчастью, случилось так, что звонок тревоги был выключен. Вряд ли можно полностью полагаться на утверждение о том, что какой-то заключенный или сотрудник тюрьмы вмешались в работу системы оповещения. Однако световой сигнал тре­воги работал и был замечен персоналом, хотя и не сразу. Со стороны заявителя не высказывалось предположения, что это сыграло существен­ную роль в гибели Марка Кинана.

 

99. Заявитель утверждала вместе с тем, что предшествовавшие события следует рассматривать как фактор, который способствовал усилению ве­роятности совершения ее сыном самоубийства, и что власти не справи­лись со своими обязанностями, если не смогли должным образом оценить его неготовность к пребыванию в изоляторе и определили ему наказание. Заявитель подвергла критике, в частности, профессиональные качества тюремных врачей, указав, что ни один из них не был психиатром и что, к тому же, доктор С. (С.), который заменил прописанные доктором Роу лекарства, вовсе не имел психиатрической подготовки. Она обратила осо­бое внимание на то, что наложение дисциплинарного взыскания на Марка Кинана должно было заранее рассматриваться как действие, способное, вероятнее всего, усилить стресс и ухудшить его неустойчивое психическое состояние, и что нужно было заручиться экспертным мнением психиатра. 100. Европейский Суд считал, что эти аргументы носят до некоторой степени спекулятивный характер. Неизвестно, что побудило Марка Кинана совершить самоубийство. Поднятые вопросы, касающиеся уровня ухода, лечения и наблюдения за Марком Кинаном в последние дни перед его смертью, скорее всего, должны рассматриваться согласно Статье 3 Конвенции.

 

101. Европейский Суд пришел к выводу о том, что в данном случае отсутствует нарушение Статьи 2 Конвенции.

 

II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ

 

102. Заявитель жаловалась, что в мае 1993 года ее сын подвергался бесчеловечному и унижающему достоинство обращению со стороны тю­ремных властей, а это противоречит Статье 3 Конвенции, которой пред­усматривается следующее:

 

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию".

 

103. Власти Соединенного Королевства не согласились с данной час­тью жалобы, а Европейская Комиссия в своем заключении постановила 11 голосами против 9, что отсутствует нарушение Статьи 3 Конвенции.

 

А. Доводы сторон

 

104. Заявитель утверждала, что в то время как изоляция содержащихся под стражей лиц сама по себе не нарушает положений Статьи 3 Конвен­ции, государству же надлежит строго следить и иметь в виду, что особен­ности личности заключенного и его психическая уязвимость при всем оправданном лечении могут стать причиной страданий и резкого ослаб­ления физической и психической сопротивляемости. Хотя определенные принудительные меры могут быть оправданы медицинской необходимос­тью, назначенное Марку Кинану наказание не было следствием меди­цинского решения, то есть не было частью лечебной методики, нацелен­ной на поддержание его физического и психического здоровья; имелись лишь незначительные пометки в его истории болезни, которые могли бы оправдать это, а сама мера стала причиной такого его поведения, какое характеризовалось склонностью к суициду и нанесению себе вреда. В данном случае имеются факты, указывающие на то, как воспринимал окружающую обстановку Марк Кинан, например, он подумывал о само­убийстве и отказывался от назначенных ему лекарств.

 

105. Напоминая о широко распространенной глубокой озабоченности высоким уровнем суицида среди заключенных тюрем в Европе, заявитель настаивала на том, что проведение медицинских освидетельствований Марка Кинана тюремными врачами, не имевшими психиатрической подготовки, нельзя воспринимать как практическую и эффективную защиту прав Марка Кинана, предусмотренных Статьей 3 Конвенции. Более того, после 4 мая 1993 г. не были приняты меры по организации должного психиатрического наблюдения и терапевтического ухода. Он был наказан за поведение, вы­званное изменением в назначении лекарственных препаратов или непосред­ственно связанное с этим, а проведенное расследование не затронуло над­лежащим образом тех обстоятельств, при которых он погиб или которые оправдали бы ту линию поведения в отношении него, какая была избрана тюремными властями в предшествовавший его смерти период.

 

106. Власти Соединенного Королевства указывали, что претензии за­явителя в отношении предполагаемого воздействия на Марка Кинана его изоляции базировались на заключении доктора Ривли. Сделанные ею выводы, однако, не были подтверждены доказательствами и основывались на оценке событий, имевших место в прошлом, а также в определенной степени на домыслах. В период пребывания Марка Кинана в изоляторе он получал лекарства, у него ежедневно бывали врачи и другие посетите­ли, его состояние не ухудшалось. Наблюдавший его медицинский сотруд­ник мог прервать его пребывание в изоляторе в любой момент, если бы в этом появилась необходимость. 1 и 3 мая 1993 г. его признавали при­годным для помещения в условия изолятора, а 14 мая 1993 г. — для учас­тия в разбирательстве и отбывания наказания. Даже если он испытывал чувства безнадежности, страха и т.д., его состояние не достигало той степени или того уровня, какие могли бы рассматриваться с точки зрения Статьи 3 Конвенции; не было тут ничего иного, кроме обычного чувства унижения, сопутствующего любому наказанию.

 

107. Как особо подчеркивали власти Соединенного Королевства, на тот момент не было данных, указывавших бы на то, что Марк Кинан переживал физическую или душевную боль перед своей гибелью, которую можно было бы отнести на счет условий его содержания под стражей, ибо всегда есть возможность провести границу между страданиями, вызван­ными психическим состоянием, и теми, какие присущи дополнительной нагрузке, возникшей у него в связи с пребыванием в изоляторе. Имев­шиеся сведения указывали на то, что в день своей смерти он был жизне­радостен, за исключением лишь одного момента возбуждения, которое прошло после того, как его заверили, что он имеет право на покупку табачных изделий. Наряду с тем, что власти Соединенного Королевства признавали наличие обязательства, связанного с предоставлением доста­точной медицинской помощи содержавшимся под стражей лицам, они указывали, что на протяжении всего пребывания в заключении такая помощь ему оказывалась. Из всего этого нужно сделать вывод о том, что Марк Кинан не подвергался бесчеловечному или унижающему достоин­ство обращению в нарушение Статьи 3 Конвенции.

 

В. Мнение Европейского Суда

 

108. Европейский Суд напомнил, что под понятием жестокого обра­щения должно предполагать минимальную степень жестокости, чтобы расценивать это под углом зрения положений Статьи 3 Конвенции. Оцен­ка этой степени относительна: она зависит от всех обстоятельств конкрет­ного дела, таких, как длительность обращения определенным образом, его физических и моральных последствий, а в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья конкретной жертвы (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Текин против Турции" (Tekin v. Turkey) от 9 июня 1998 г., Reports 1998-IV, § 52).

 

109. При рассмотрении вопроса о том, было ли наказание или обра­щение "унижающим достоинство", Европейский Суд также принял во внимание, являлась ли их цель унизить или оскорбить человека, о котором идет речь, и, если говорить о последствиях, оказало ли это негативное воздействие на его или ее личность таким образом, что стало несовмес­тимым с требованиями Статьи 3 Конвенции (см., например, Постанов­ление Европейского Суда по делу "Ранинен против Финляндии" (Raninen v. Finland) от 16 декабря 1997 г., Reports 1997-VIII, pp. 2821-2822, § 55).

 

Это квалифицировалось также как обращение с сопутствующими эффек­тами, такими, как вызывающие чувство страха, страдания и ощущение неполноценности, способными оскорбить или унизить конкретную жер­тву, а возможно, нанести удар по физической или психической сопротив­ляемости (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 ян­варя 1978 г., Series, A, № 25, р. 66, § 167) или вынуждающими жертву действовать против собственной воли или сознания (см., например, до­клад Европейской Комиссии по "Греческому делу" (Greek Case), глава IV, р. 186).

 

110. В контексте данной жалобы уместно напомнить, что у властей есть обязательство защищать здоровье людей, лишенных свободы (дело "Уртадо против Швейцарии" (Hurtado v. Switzerland), доклад Европейской Комиссии от 8 июля 1993 г., Series А, № 280, р. 16, § 79). Отсутствие обеспечения необходимым медицинским лечением может быть приравнено к обращению, которое противоречит положениям Статьи 3 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Ильхан против Турции" (llhan v. Turkey), жалоба № 22277/93, ECHR 2000-VII, § 87). В частности, оценка того, является ли конкретный пример обращения или наказания несовмес­тимым с положениями Статьи 3 Конвенции, требует, если речь идет о пси­хически больных лицах, принятия во внимание их уязвимости и неспособ­ности в некоторых случаях обратиться с четко сформулированной жалобой или вообще обратиться с жалобой на то, какое воздействие оказывает на них какое-либо конкретное обращение (см., например, Постановление Европей­ского Суда по делу "Херцегфалви против Австрии" (Herczegfalvy v. Austria) от 24 сентября 1992 г., Series A, № 244, § 82; Постановление Европейского Суда по делу "Эрге против Бельгии" (Aerts v. Belgium) от 30 июля 1998 г., Reports 1998-V, р. 1966, § 66).

 

111. Европейский Суд напомнил, что Марк Кинан страдал хроническим психическим заболеванием, сопровождавшимся психотическими припадка­ми и параноидными проявлениями. Согласно поставленному ему диагнозу он страдал изменением личности. История его пребывания под стражей в тюрьме Эксетера с апреля 1993 года включала случаи возбужденного пове­дения, когда его переводили из больничного отделения в обычные условия. Это выражалось в демонстрации суицидных намерений, возможных страхах параноидного характера, вспышках агрессивности и насилия. То, что он страдал от душевных мук и болей в этот период и до момента своей гибели, не подлежит обсуждению. Его письмо к своему доктору, о котором стало известно уже после его смерти, говорило о высокой степени отчаяния (см. выше § 44). Вместе с тем, как заявила Европейская Комиссия, и это было мнение ее большинства, невозможно с той или иной определенностью ус­тановить, в какой степени отмечавшиеся у него в тот момент симптомы или сама его гибель были следствием тех условий его пребывания под стражей, в которые его поместили тюремные власти.

 

112. Европейский Суд счел, однако, что эта трудность не носит опре­деляющего характера в отношении вопроса о том, выполнили ли власти взятое ими на себя в соответствии со Статьей 3 Конвенции обязательство оградить Марка Кинана от обращения или наказания, противоречащих Данному положению. Хотя верно и то, что серьезность физических и моральных страданий, присущих какой-либо конкретной мере, была важ­ным соображением при рассмотрении многих дел, по которым Европей­ским Судом выносились постановления в соответствии со Статьей 3 Конвенции. Существуют обстоятельства, когда доказательства реального воз­действия на конкретного человека могут не являться одним из основных факторов. Например, если речь идет о человеке, лишенном свободы, ис­пользование физической силы, которое, строго говоря, не было крайне необходимым в результате его поведения, ущемляет его достоинство и, в принципе, является нарушением права, обозначенного в Статье 3 (см. Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Австрии" (Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., Series А, № 336, р. 26, § 38, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Текин против Турции", pp. 1517—1518, § 58).

 

113. Что касается данного дела, то судьи Европейского Суда поражены отсутствием записей в медицинской карте Марка Кинана, который пред­ставлял собой реальную опасность в плане совершения самоубийства да к тому же испытывал дополнительный стресс, которого следовало ожидать от пребывания в изоляторе, а позднее и последствий дисциплинарного взыс­кания. С 5 по 15 мая 1993 г., то есть дня его гибели, в его медицинской карте не было никаких записей. С учетом того, что наблюдением и уходом за Марком Кинаном занимались несколько врачей, это говорит о недостаточ­ной заинтересованности в ведении полных и детализированных записей по итогам отслеживания состояния пациента. Европейский Суд не удовлетворен представленным доктором Китом объяснением (по его словам, отсутствие записей свидетельствует о том, что нечего было записывать) в свете имею­щихся записей в журнале происшествий за тот же период.

 

114. Более того, в то время как старший медицинский сотрудник тюрьмы советовался с врачом Марка Кинана при приеме последнего в исправитель­ное учреждение, а 29 апреля 1993 г. был вызван консультант-психиатр, ко­торый тоже знал Марка Кинана, Европейский Суд отметил, что впоследствии не было никакого упоминания о каком-либо психиатре. Даже хотя доктор Роу предупреждал 29 апреля 1993 г. о том, что Марка Кинана следует ограж­дать от общения до тех пор, пока не пропадут признаки паранойи, вопрос о его возвращении в обычную камеру поднимался в беседе с ним на следующий день. Поскольку его состояние продолжало ухудшаться, тюремный врач, не имевший психиатрической подготовки, принял решение о возвращении к прежде назначенным лекарствам без консультации с психиатром, который в самом начале прописал иные препараты. Затем последовало нападение на двух сотрудников тюрьмы. Хотя Марк Кинан просил тюремного доктора рассказать в ходе состоявшегося расследования начальнику тюрьмы, что нападение имело место после назначения иных лекарств, этого не произо­шло, равно как не было никакого упоминания об обращении к психиатру за консультацией по поводу лечения в будущем или его готовности к участию в разбирательстве и к отбыванию наказания.

 

115. Отсутствие эффективного контроля за состоянием Марка Кинана и квалифицированного психиатра при его освидетельствовании и лечении указывают на значительные просчеты в медицинском уходе, который предоставлялся психически больному человеку, известному своим опас­ным намерением совершить самоубийство. Наложение на него в таких условиях и с задержкой серьезного дисциплинарного взыскания — семь дней в дисциплинарном блоке с добавлением 28 дней к его сроку по приговору — через две недели после инцидента и за девять дней до его ожидавшегося освобождения, что могло угрожать его физической и пси­хической сопротивляемости, — все это несовместимо с установленными стандартами отношения к психически больному человеку. Это должно рассматриваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение по смыслу Статьи 3 Конвенции.

 

Европейский Суд, соответственно, устанавливает нарушение этого по­ложения.

 

III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

 

116. Заявитель утверждала, что в отношении своих жалоб она не рас­полагала эффективными средствами правовой защиты, при этом она ссы­лалась на Статью 13 Конвенции, которая гласит:

 

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в госу­дарственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, дей­ствовавшими в официальном качестве".

 

Власти Соединенного Королевства не согласились с этим утвержде­нием, в то время как Европейская Комиссия единодушно установила нарушение данного положения на том основании, что заявитель не рас­полагала средством правовой защиты, с помощью которого можно было бы рассмотреть вопрос об ответственности властей в отношении гибели ее сына и предоставлении ей возможности получения компенсации.

 

А. Доводы сторон

 

117. Заявитель указывала, что Статья 13 Конвенции требует, чтобы у заинтересованного лица было средство правовой защиты, с помощью которого устанавливается, было ли выполнено тюремными властями пря­мое обязательство по защите жизни ее сына. Однако не было такого средства, которое в качестве закона и в практическом плане было бы эффективным. Иск из небрежности от имени ее сына к тюремным властям требовал доказательств того, что погибшему был нанесен вред (помимо факта его смерти), или что он понес финансовый ущерб имущественного характера (как, например, расходы на похороны), или что, когда он был жив, он стал жертвой злонамеренного злоупотребления властью. Даже если это было теоретически возможно, чтобы заявитель могла подать иск в отношении получения компенсации похоронных издержек, трудно во­образить, чтобы в этих целях ей была бы оказана правовая помощь.

 

118. Она указывала, что иск из небрежности в связи со смертью мог бы быть возбужден только супругом, родителем погибшего несовершен­нолетнего (до 18 лет) или иждивенцем, который лишился источника до­хода в результате смерти.

 

119. Касаясь средств правовой защиты, которыми мог располагать Марк Кинан до своей смерти, она наставила на том, что судебная проверка ничего бы не дала, поскольку вылилась бы только в рассмот­рение проблем законности, а не вопросов, связанных с оспариваемыми фактами или медицинскими заключениями. Было бы трудно себе пред­ставить, чтобы в отведенный непродолжительный отрезок времени можно было рассмотреть какую-либо жалобу. Внутренняя процедура рассмотрения жалоб также была неадекватной, поскольку любую жа­лобу подают сначала начальнику тюрьмы (53 процента всех жалоб рас­сматриваются в течение семи дней), а затем в Управление тюрем, которому на ответ отводился срок в семь недель. Было нереально и не­обоснованно, таким образом, предполагать, что Марк Кинан мог вос­пользоваться возможностями предлагавшейся процедуры до своей ги­бели по причине неэффективности соответствующих процессуальных гарантий и его психического состояния.

 

120. Власти Соединенного Королевства утверждали, что в период его пребывания в заключении у Марка Кинана было такое средство правовой защиты, как судебная проверка, и право на получение удов­летворения с помощью тюремной процедуры рассмотрения жалоб. Как ранее устанавливал Европейский Суд, судебная проверка представляет собой эффективное средство правовой защиты, когда речь идет о делах, связанных с нарушением прав человека, к которым национальные суды относятся с "трепетным вниманием". Европейский Суд также пришел к заключению, что право на подачу петиции министру внутренних дел явилось эффективным средством правовой защиты в деле "Сильвер и другие против Соединенного Королевства" (Silver and Others v. United Kingdom) (Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г., Se­ries А, № 61, § 116). Процедура подачи просьб/жалоб представляет собой более сложную форму получения удовлетворения, которая также эффективна по смыслу Статьи 13 Конвенции и охватывает другие, помимо судебных, процедуры. В распоряжении Марка Кинана была и возможность подачи иска о компенсации последствий деликта, выра­зившегося в небрежности, заключавшейся в том, что условия содержа­ния в тюрьме вынудили его понести физический ущерб и моральный, психический вред или привели к ухудшению его состояния (что могло бы послужить причиной подачи иска от его имени после его смерти), либо речь могла идти об иске, связанном с оскорблением или право­нарушениями при исполнения официальных обязанностей.

 

121. Если говорить о средствах правовой защиты, которыми распола­гала заявитель, то власти Соединенного Королевства согласились с тем, что разбирательство, которое не позволило решить вопрос об ответствен­ности, не предоставило заявителю возможности установить ответствен­ность тюремных властей или получить компенсацию за ущерб. Вместе с тем представлявшие интересы погибшего лица могли возбудить иск в отношении любого причиненного вреда или ухудшения его психического состояния, которое произошло у него накануне смерти. Власти Соеди­ненного Королевства не согласились с заключением Европейской Комис­сии о том, что заявитель не располагала средством правовой защиты, с помощью которого можно было добиться эффективного рассмотрения вопроса о непринятии мер с целью предотвращения совершения ее сыном самоубийства. Если тюремные власти проявили преступную неспособ­ность предотвратить его гибель или если его состояние явилось причиной его смерти, то предметом иска стала бы небрежность. Касаясь заключения Европейской Комиссии об отсутствии средств правовой защиты, с помо­щью которых можно было бы рассмотреть вопрос об ответственности за причиненные ее сыну страдания перед его смертью, власти Соединенного Королевства оспаривали тот факт, что погибший перенес страдания по причине условий его содержания под стражей. Накануне самоубийства Марк Кинан пребывал в хорошем настроении. Власти Соединенного Ко­ролевства признали, что положения о небрежности не предоставляют воз­можности получить компенсацию за душевные страдания, которые не являются результатом физического вреда и не могут расцениваться как нанесение физического ущерба.

 

В. Мнение Европейского Суда

 

122. Европейский Суд вновь напомнил, что Статья 13 Конвенции гарантирует предоставление на национальном уровне средств правовой защиты для определения предусмотренных Конвенцией прав и свобод в любой форме, в которой они могут быть обеспечены внутренними пра­вовыми нормами. Смысл Статьи 13 Конвенции заключается в том, чтобы требовать предоставления внутренних правовых средств для рассмотрения "оспариваемой жалобы" согласно положениям Конвенции и вынести со­ответствующее решение, хотя за Договаривающимися Сторонами остает­ся некоторая степень усмотрения относительно того, каким образом со­ответствовать своим обязательствам по Конвенции, исходя из положений этой Статьи. Сферы действия данного обязательства согласно Статье 13 Конвенции могут разниться между собой в зависимости от характера жалобы заявителя, поданной в соответствии с Конвенцией. Тем не менее средство правовой защиты, как этого требует Статья 13 Конвенции, долж­но быть "эффективным" на практике, равно как и в правовом отношении. В частности, реализация этого средства не должна быть неоправданно затруднена действиями или бездействием властей конкретного государст­ва (см. Постановление Европейского Суда по делу " Аксой против Турции" (Aksoy v. Turkey) от 18 декабря 1996 г., Reports 1996-VI, р. 2286, § 95; Постановление Европейского Суда по делу "Айдын против Турции" (Aydin v. Turkey) от 25 сентября 1997 г., Reports 1997-VI, pp. 1895-1896, § 103; Постановление Европейского Суда по делу "Кайя против Турции" (Kaya v. Turkey) от 19 февраля 1998 г., Reports 1998-I, pp. 329-330, § 106).

 

С учетом основополагающего права на охрану жизни Статья 13 Кон­венции в дополнение к выплате в случае необходимости требует компен­сации, проведения также тщательного и эффективного расследования, способного привести к установлению и наказанию лиц, ответственных за лишение жизни, при обеспечении полновесного доступа заявителя к учас­тию в процедуре расследования (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кайя против Турции", pp. 330—331, § 107).

 

123. На основании представленных по данному делу доказательств Ев­ропейский Суд пришел к выводу о том, что власти Соединенного Королев­ства несут ответственность в соответствии со Статьей 3 Конвенции за при­менение бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания по отношению к Марку Кинану, который был психически болен во время его содержания в заключении накануне его гибели. Жалоба заявителя в связи с этим является, следовательно, "доказуемой" в рамках требований Статьи 13 Конвенции, взятой в совокупности как со Статьей 2, так и Статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бойл и Раис против Соединенного Королевства" (Boyle and Rice v. United Kingdom) от 27 апреля 1988 г., Series A, № 131, p. 23, § 52; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кайя против Турции", § 107; и Постановление Европейского Суда по делу "Яша против Турции" (Yasa v. Turkey) от 2 сентября 1998 г., Reports 1998-VI, р. 2442, §113).

 

124. Европейский Суд отметил, что с точки зрения Статьи 13 Конвен­ции возникают два вопроса, имел ли сам Марк Кинан в своем распоря­жении средства правовой защиты в отношении наложенного на него взыс­кания и имела ли после его самоубийства заявитель в своем собственном лице или в лице представителя интересов ее сына уже после его гибели в своем распоряжении средства правовой защиты.

 

125. Касаясь самого Марка Кинана, Европейский Суд отметил, что решение о наказании путем продления срока его пребывания в заклю­чении и помещения в изолятор было принято 14 мая 1993 г. и что он покончил жизнь самоубийством вечером 15 мая 1993 г. Европейская Комиссия пришла к выводу о том, что власти Соединенного Королев­ства не могут нести ответственность за непредоставление средств пра­вовой защиты, которые были бы в его распоряжении в течение 24 часов. Однако дело в том, что никаких средств правовой защиты, которые дали бы ему в перспективе возможность оспорить назначенное ему наказание в течение семи дней в период пребывания в изоляторе или даже в течение 28 дней, добавленных к его сроку заключения, не было предоставлено Марку Кинану. Даже если предположить, что судебная проверка послужила бы средством для того, чтобы оспорить решение начальника тюрьмы, для Марка Кинана было бы невозможно получить правовую помощь и внести жалобу в такой короткий период. Анало­гичным образом внутренняя система подачи жалоб на вынесенное ре­шение в Управление тюрем потребовала бы шесть недель. Европейский Суд обратил внимание на вывод тюремного омбудсмена о том, что не было канала срочной подачи жалоб для заключенных, с помощью ко­торого можно было бы добиться безотлагательного решения проблемы получения удовлетворения (см. выше § 71).

 

126. Если бы было так, как предполагалось, что Марк Кинан, с точки зрения своего психического состояния, не был готов к использованию имев­шихся в его распоряжении средств правовой защиты, это указывало бы не на отсутствие необходимости прибегнуть к ним, а наоборот, на потребность в проведении автоматически расследования по образцу и подобию настоя­щего. Более того, Европейский Суд не убежден, что эффективное использо­вание средств правовой защиты в отношении принятого в ходе расследова­ния решения не оказало бы влияния на ход событий. Марк Кинан был наказан при обстоятельствах, которые свидетельствуют о нарушении Ста­тьи 3 Конвенции, а он имел право согласно Статье 13 Конвенции на средства правовой защиты, с помощью которых было бы отменено это наказание до того, как оно вступило в силу или его срок бы закончился. В этом отношении имело место, следовательно, нарушение Статьи 13 Конвенции.

 

127. Если возвращаться к вопросу об использовании средств правовой защиты после смерти Марка Кинана, то общеизвестно, что при рассле­довании, каким бы полезным мероприятием оно ни было для установле­ния фактов и обстоятельств смерти Марка Кинана, не были предоставле­ны средства правовой защиты для установления виновности властей в отношении какого-либо предполагаемого дурного обращения или для предоставления компенсации.

 

128. Власти Соединенного Королевства указывали, что заявитель могла бы возбудить иск из небрежности, в том числе от имени своего сына, настаивая на том, что он понес ущерб накануне смерти или (если бы он оставил иждивенцев) в отношении его гибели в соответствии с положениями Закона о несчастных случаях со смертельным исходом. Такие действия, по их словам, способствовали бы установлению ответст­венности и решению вопроса о выплате компенсации. Европейский Суд, однако, не убежден в том, что судебный вывод о небрежности сам по себе мог обеспечить эффективное удовлетворение жалоб заявителя. Можно сказать, что Марк Кинан понес физический ущерб в той степени, в какой он нанес себе вред до момента наступления смерти. Хотя Европейский Суд согласился с доводами властей Соединенного Королевства на этот счет, он (Европейский Суд) не согласился (а власти Соединенного Коро­левства и не возражали) с тем, что соответствующая компенсация была бы выплачена или что была бы предоставлена юридическая помощь в получении такой компенсации. Не установлено также, что Марк Кинан понес какой-либо, с точки зрения психиатрии, ущерб от лечения перед своей смертью. В медицинских заключениях были ссылки на душевные страдания, страх и безнадежность, даже ужас. Нет данных, которые ука­зывали бы на то, что все это следует отнести к категории "ущерба" в том смысле, в каком это понимается внутренним правом, а власти Соединен­ного Королевства признали, что душевные муки и страх данным правом не затрагиваются. Более того, заявитель, будучи матерью взрослого ре­бенка и неиждивенца, не может потребовать выплаты компенсации от своего собственного имени согласно Закону о несчастных случаях со смертельным исходом.

 

129. Возникает вопрос о том, требует ли в данном контексте Статья 13 Конвенции того, чтобы была предоставлена компенсация. Сам Европей­ский Суд в надлежащих случаях идет на присуждение справедливой ком­пенсации, признавая боль, состояние стресса, беспокойство и чувство разочарования факторами, указывающими на возможность выплаты соответствующей компенсации за моральный вред. Европейский Суд счи­тал, что в случае нарушения Статей 2 и 3 Конвенции, которые относятся к основным ее положениям, выплата компенсации, вытекающая из такого нарушения, в принципе, может быть предоставлена как часть арсенала средств правовой защиты.

 

130. В данном случае Европейский Суд пришел к выводу о том, что заявитель должна была иметь возможность обратиться за компенсацией морального вреда, понесенного ею, и ущерба, который понес ее сын перед своей смертью.

 

131. Более того, несмотря на всю совокупность средств правовой за­щиты, на которую ссылались власти Соединенного Королевства, в рас­поряжении заявителя при всех обстоятельствах данного дела не было таких эффективных средств, чтобы установить, кто же ответствен за смерть Марка Кинана. По мнению Европейского Суда, это является су­щественным элементом средства правовой защиты согласно Статье 13 Конвенции для потерявшего ребенка родителя.

 

132. Соответственно, имело место нарушение Статьи 13 Конвенции.

 

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

 

133. Статьей 41 Конвенции предусматривается:

 

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Про­токолов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого на­рушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компен­сацию потерпевшей стороне".

 

А. Ущерб

 

134. Заявитель настаивала на предоставлении компенсации за мораль­ный вред в отношении бесчеловечного и унижающего достоинство обра­щения с ее сыном в тюрьме, опираясь на заключение доктора Ривли (см.выше § 51). Она также требовала соответствующей компенсации за свои собственные эмоциональные переживания, скорбные чувства, душевную боль и тяжесть утраты, настаивая на том, что потеря единственного сына явилась для нее тяжелым ударом.

 

135. Власти Соединенного Королевства указывали, что вывод о нару­шении уже сам по себе является справедливой компенсацией за наруше­ние всех или любой из статей, по которым внесена жалоба. Вместе с тем если Европейский Суд решит присудить компенсацию, то сумма в 10 000 фунтов стерлингов, по их мнению, была бы вполне уместной.

 

136. Европейский Суд напомнил, что, как было установлено им выше, назначение наказания Марку Кинану при всех обстоятельствах дела было актом бесчеловечным и унижающим достоинство, вступившим в противо­речие со Статьей 3 Конвенции. Европейский Суд не делал заключения о том, что линия поведения тюремных властей нарушила Статью 2 Конвенции и что именно поэтому власти Соединенного Королевства не могли быть при­знаны ответственными за гибель Марка Кинана. Европейский Суд также установил нарушение Статьи 13 Конвенции в отношении отсутствия средств правовой защиты у Марка Кинана для того, чтобы оспорить решение, при­нятое в результате упомянутого разбирательства, или у заявителя примени­тельно к разбирательствам после его смерти.

 

137. Европейский Суд пришел к выводу, что Марк Кинан должен считаться пострадавшим в результате серьезного стресса, тревоги и чув­ства незащищенности по причине дисциплинарного взыскания, имевше­го место накануне его смерти. Заявитель, его мать, должна рассматривать­ся как пострадавшая от душевных мук и боли в результате его содержания в заключении и отсутствия у нее возможности воспользоваться эффек­тивной процедурой получения удовлетворения. На основе принципа справедливости и помня о том, что это был случай самоубийства, а не преднамеренной пытки, Европейский Суд присудил выплату компенса­ции за моральный вред в размере 7000 фунтов стерлингов в отношении Марка Кинана, поступающих в распоряжение заявителя, действующей от его имени, и 3000 фунтов стерлингов лично самому заявителю.

 

В. Судебные расходы и издержки

 

138. Заявитель потребовала возмещения затрат на разбирательства в национальных судах в размере 4929,59 фунта стерлингов, на разбиратель­ство в Конвенционных органах в размере 32 566,84 фунта стерлингов с включением в эти суммы налога на добавленную стоимость (НДС).

 

139. Власти Соединенного Королевства указывали, что заявленные суммы являются чрезмерными, в частности, возмещение 19 000 фунтов стерлингов, потраченных на выплаты гонораров адвокатам. Какую бы сумму компенсация ни составила, она должна быть таковой, чтобы отра­жать и любые выводы о ненарушении. Они заявили, что сумма в размере 15 000 фунтов стерлингов, включая НДС, была бы оправданной.

 

140. Европейский Суд отметил, что заявитель добилась успеха в уста­новлении нарушения Статей 3 и 13 Конвенции. Он усмотрел определен­ную правомерность критики властей Соединенного Королевства в отно­шении сумм, выплаченных, как настаивает заявитель, адвокатам, которые включали 8250 фунтов стерлингов, потраченных на подготовку меморан­дума, направленного в Европейский Суд. На основе принципа справед­ливости и с учетом выплаты компенсаций по другим делам Европейский Суд присудил выплату 21 000 фунтов стерлингов, включая НДС.

 

С. Процентная ставка при просрочке платежей

 

141. Согласно информации, полученной Европейским Судом, годовая процентная ставка, применяемая в Соединенном Королевстве на день принятия настоящего Постановления, составляет 7,5 процента.

 

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:

 

1) единогласно постановил, что отсутствует нарушение Статьи 2 Кон­венции;

 

2) постановил пятью голосами против двух, что имело место наруше­ние Статьи 3 Конвенции;

 

3) единогласно постановил, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции;

 

4) единогласно постановил:

 

(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев следующие суммы:

 

(i) в отношении морального вреда — 10 000 (десять тысяч) фунтов стерлингов;

 

(ii) в возмещение судебных расходов и издержек — 21 000 (двадцать одну тысячу) фунтов стерлингов, включая НДС;

 

(b) что проценты по годовой ставке 7,5 процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;

 

5) отклонил остальные требования заявителя о справедливой компенсации.

 

Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 3 апреля 2001 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

 

С- ДОЛЛЕ                                                                                          Ж.-П. КОСТА

Секретарь Секции Суда                                                                    Председатель Палаты

 

Перевод с английского Д. Юзвикова.

 

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прила­гаются следующие особые мнения:

 

(a) совпадающее мнение судьи Ж.-П. Коста;

 

(b) совпадающее мнение судьи сэра Стивена Седли;

(c) совместное частично особое мнение судей В. Фюрмана и П. Куриса.

С.Д.

Ж.-П. К.

 

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ

судьи Ж.-П. Коста

 

Вместе с большинством судей Европейского Суда я голосовал за то, чтобы установить, что государство-ответчик не нарушало Статью 2 Кон­венции, но нарушило Статью 3 Конвенции.

Мне хотелось бы прояснить, каким образом, по моему разумению и в ношении данного дела, эти две статьи благополучно соседствуют, и чему я не усматриваю никакого противоречия между выводами приме­нительно к ним.

 

Одним из парадоксальных, как на первый взгляд представляется, но, по моему мнению, простых и логичных путей прихода к сделанным в данном Постановлении выводам было бы расставить в обратном порядке пункты принятых положений этого Постановления, которые дают осно­вания поступить так.

 

Предположим, может показаться естественным начать, как это есть в данном Постановлении, с права на жизнь, а затем уже говорить о бесчело­вечном и унижающем достоинство наказании и обращении. Однако при имеющихся обстоятельствах данного дела я считаю более уместным сделать наоборот. Вряд у меня найдутся серьезные сомнения в отношении Статьи 3 Конвенции. За пять дней до того, как Марк Кинан был помещен в тюрьму, ему, которого до этого лечили в больнице, поставили диагноз — изменение личности, параноидный психоз и возможное совершение самоубийства. После освобождения под залог, примерно четырьмя месяцами позднее, а затем нового заключения в тюрьму для отбывания по приговору суда четы­рехмесячного срока наказания у этого молодого человека, о состоянии здо­ровья которого старшему медицинскому сотруднику тюрьмы было известно (он консультировался с психиатром, который лечил его), проявились при­знаки серьезного расстройства. Через пятнадцать дней после заключения его в тюрьму он угрожал повеситься, а в его камере была обнаружена изготов­ленная из постельной простыни петля. Спустя две недели он совершил на­падение на двух сотрудников тюремной больницы. Тюремный врач, у кото­рого была лишь шестимесячная психиатрическая подготовка, считал его готовым к участию в расследовании упомянутого нападения и впоследствии достаточно здоровым для помещения в изолятор в дисциплинарном блоке тюрьмы во исполнение наказания, решение о котором в тот же день было принято заместителем начальника тюрьмы. Затем Марк Кинан стал угрожать самоубийством, утверждал, что слышит голоса и думает, что он Иисус Хрис­тос. Тем не менее, в период с 3 по 15 мая 1993 г. он оставался в изоляторе. 14 мая 1993 г. заместитель начальника тюрьмы вынес постановление об от­бывании им в тюрьме дополнительно 28 дней за нападение на сотрудников больницы (следовало бы отметить, что на тот момент до ожидаемого освобож­дения ему оставалось всего девять дней). И именно на следующий день он повесился, воспользовавшись петлей, изготовленной из постельной простыни.

 

По моему мнению, независимо от того, с какими сложностями было сопряжено решение, которое должны были принять тюремные власти, продление срока пребывания в заключении еще на четыре недели, когда ему оставалось всего девять день до ожидавшегося освобождения, пред­ставляло собой обращение и наказание, которые противоречили Статье 3 Конвенции, если учитывать особенности личности Кинана.

 

В связи с этим я считаю сравнение данного случая с делом "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland) (см. Постановление Большой Палаты Европей­ского Суда, жалоба № 30210/96, ECHR 2000-XI), по которому Европейский Суд не установил нарушения Статьи 3, очень показательным.

 

Вместе с тем лично я пришел бы к точно такому же выводу, если бы этот молодой человек безуспешно попытался покончить с собой или если бы он выразил свое отчаяние каким-то иным способом, как, увы, иногда случается. Другими словами, не смерть Кинана послужила, по моему мнению, тем обстоятельством, которое вскрыло бесчеловечный характерного, что он пере­нес. Об этих двух моментах можно говорить со всей определенностью.

 

Именно по этой причине мне нетрудно, хотя и имел место смертель­ный исход, прийти к выводу о том, что нарушение Статьи 2 Конвенции отсутствует. Мне не кажется, что прямое обязательство государств при­нимать нужные меры для защиты жизни, особенно в отношении человека, находящегося под наблюдением тюремных властей, было в данном случае нарушено. В тюрьме за Марком Кинаном было организовано регулярное наблюдение, ему было предоставлено медицинское лечение. За ним было установлено "наблюдение с 15-минутными интервалами" (16 апреля, 30 апреля, 1 мая 1993 г.). Об опасности совершения им самоубийства было известно, и эта опасность воспринималась серьезно. Его расшатанная и хрупкая психика указывали на опасность совершения самоубийства, а также на то, что он был непредсказуем, держать же его под наблюдением круглые сутки было невозможно. Короче говоря, я не думаю, что его право на жизнь было нарушено государством-ответчиком, даже по небрежности. В целом я, таким образом, не выражаю несогласия с действующими положениями данного Постановления, но думаю, что мотивировка, которой придерживались, имеет недостаток, заключающийся в следующем предпо­ложении: Статья 3 Конвенции в некотором смысле является заменой Статьи 2 Конвенции, и это так в силу того, что Европейский Суд не пришел к выводу, согласно которому имело место нарушение данной Статьи, замыкавшейся на Статью 3 Конвенции. Напротив, я полагаю, что это две независимые Статьи и что при ином положении дел было бы сделано диаметрально про­тивоположное заключение, то есть вывод о нарушении Статьи 2 Конвенции, а не Статьи 3 Конвенции. Такой подход вовсе не обязателен, и нынешнее дело есть, как представляется, пример тому.

 

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ

судьи сэра Стивена Седли

 

Статья 2 Конвенции

 

1. Я с некоторыми колебаниями присоединился к другим судьям Ев­ропейского Суда при установлении того, что отсутствует нарушение Ста­тьи 2 Конвенции. Существенным основанием, при котором большинство пришло к выводу о нарушении Статьи 3 Конвенции и единогласно уста­новило нарушение Статьи 13 Конвенции, состоит в том, что в конце концов заключенный с расстроенной психикой, известный своими наме­рениями совершить самоубийство и ожидавший окончания назначенного ему короткого срока заключения, был в административном порядке на­казан за нарушение дисциплины и приговорен к еще одному, существен­ному по своей продолжительности, сроку, первую часть которого должен был отбывать в дисциплинарном изоляторе, не имея возможности опро­тестовать его и обратиться с просьбой о проведении проверки. Понятно, что эти факты рассматривались разошедшимися во мнениях членами Ев­ропейской Комиссии как признак нарушения Статьи 2 Конвенции. X. Родзакис (С. Rozakis), например, отмечал:

 

"... Власти, хотя и знали о суицидных намерениях Марка Кинана и имели в своем распоряжении средства предотвращения фатального инцидента, сде­лали свой выбор в пользу линии поведения, которая скорее способствовала, нежели препятствовала ему в попытке покончить с жизнью".

 

2. В Статье 2 Конвенции содержится не общее утверждение права на жизнь, а конкретное обязательство подписавших Конвенцию государств по защите этого права с помощью закона. Вот почему факты, которые привели Европейский Суд к установлению нарушения Статьи 3 Конвен­ции, могли с не меньшим успехом рассматриваться как указывающие на нарушение Статьи 2 Конвенции. Тем не менее, в свете мнения других судей Европейского Суда о том, что причинная связь выявлена недоста­точно, я не выразил своего несогласия.

 

Статья 3 Конвенции

 

3. По тем же самым причинам у меня были сомнения относительно установления нарушения Статьи 3 Конвенции. В день вынесения данного Постановления Европейский Суд все еще рассматривает, в ходе других разбирательств, вопрос о совместимости со Статьями 5 и 6 Конвенции системы, которая позволяет должностному лицу налагать на заключенно­го взыскание, связанное с утратой свободы, которое нельзя опротестовать. Воспринимая, следовательно, такую дисциплинарную систему как нечто должное, я могу усмотреть смысл в той точке зрения, согласно которой, коль скоро люди с расстроенной психикой остаются в числе заключенных в широком понимании, их нельзя выводить из-под действия положений регламента такой системы при условии, что тюремные врачи находят их достаточно здоровыми для наказания.

 

4. Более того, в отличие от большинства нарушений Статьи 2 Конвен­ции, нарушение Статьи 3 Конвенции не обусловлено несчастным случаем со смертельным исходом. И все же, если бы Марк Кинан не покончил с собой, нелегко предвидеть, как бы это дело выглядело при рассмотрении под углом зрения Статьи 3 Конвенции. Как Европейский Суд уже не раз заявлял, все виды наказания несут в себе унижающий достоинство харак­тер. Более того, как подтверждает голосование по данному делу, наруше­ние Статьи 13 Конвенции требует не установленного, а лишь доказуемого нарушения предусмотренного Конвенцией важного права.

 

Все кончилось тем, что я, однако, проголосовал за установление на­рушения Статьи 3 Конвенции, поскольку из фатального исхода очевидно, что подействовавший на этого психически больного заключенного и свя­занный с наказанием стресс оказался сильнее того воздействия, которое, как ожидалось, он выдержит. В свете неудовлетворительного наблюдения за его состоянием сочетание самого наказания с моментом его наложения может не без основания считаться бесчеловечным.

 

5. Это заключение, необходимо отметить, не зависит от последовавшей смерти. То, что такое или какое-либо не очень отличающееся от этого заключение могло бы дать ответ на вопрос о причинной связи в соответ­ствии со Статьей 2 Конвенции и охарактеризовать случившееся как не­способность закона защитить право Марка Кинана на жизнь, нужно иметь в виду тем, кто наделен ответственностью в этой сфере государственного администрирования.

 

Статья 13 Конвенции

 

6. Хотя деньги иногда являются лишь формой получения возмещения несправедливости, из этого не следует, что содержащееся в Статье 13 Конвенции требование об эффективных средствах правовой защиты будет обязательно выполнено с помощью выплаты компенсации за ущерб. Ны­нешнее дело, по моему суждению, наглядно показывает, по крайней мере в двух отношениях, что эффективные средства правовой защиты могут заключаться в чем-то еще.

 

Марк Кинан

 

7. Только на основании стремления хоть как-то воздать страдавшему психическим расстройством заключенному за прибавление дней к его сроку, уже хочется сделать вывод о том, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции применительно к погибшему. Он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении наказания, которое, предположительно, нарушило его право согласно Статьям 2 и 3 Конвенции (мы пока не знаем, были ли нарушены также Статьи 5 и 6 Конвенции). Из заключения старшего медицинского сотрудника тюрьмы Эксетера доктора Кита (на заключении которого базируется большая часть моих выводов), ясно следует, что состояние Марка Кинана и его поведение ни в коем случае не относятся к категории исключительных. Другие случаи будут различаться по степени, но отнюдь не по виду. Влас­тям Соединенного Королевства выбирать, в какой степени логика реше­ний Европейского Суда призывает либо к проведению автоматической проверки, либо к использованию права на незамедлительную апелляцию в отношении постановлений о добавлении дней к срокам наказания для заключенных определенных категорий в широком понимании.

 

Сьюзан Кинан

 

8. Касаясь вопроса о средстве правовой защиты (эти слова уместны с натяжкой) в отношении гибели Марка Кинана, я не считаю, что обраще­ние в соответствии с внутренним законодательством его матери за денеж­ной суммой могло рассматриваться не более чем эффективное средство правовой защиты, и я не думаю, что она смотрит на это именно так. Что необходимо в деле, подобном нынешнему, как уже несколько раз подчер­кивал Европейский Суд, так это надлежащее и эффективное расследова­ние вопроса об ответственности за такую смерть. Верно, это может при­нять форму иска об ущербе, если установление ответственности является неотъемлемым условием присуждения компенсации. Тут, однако, Евро­пейский Суд пришел к выводу о том (и предложенная властями Соеди­ненного Королевства из чрезвычайных фондов сумма справедливой ком­пенсации подтверждает это), что незначительный размер компенсации для выплаты не являющейся иждивенкой родительнице, а именно заяви­телю в своем качестве представительницы интересов своего сына превра­щает побудившую ее к предъявлению иска причину в неэффективное средство правовой защиты, но не в том смысле, что более серьезная сумма превратила бы иск в эффективное средство правовой защиты, а в том смысле, что она слишком мала, чтобы заниматься этим. В самом деле, решения Апелляционного суда и Палаты лордов по делу "Хикс против главного констебля южного Иокшира" (Hicks v. Chief Constable of south Yorkshire) ([1992] 1 All ER 690, 2 All ER 65), заключающиеся в том, что полученные в результате столкновения и приведшие в считанные мгно­вения к смерти травмы не выигрышны с точки зрения получения ком­пенсации, указывают на крайне малую вероятность того, что вообще будет предоставлена какая-либо компенсация за короткий период страданий перед ужасной смертью; а если компенсация и будет присуждена, в луч­шем случае она может составить несколько сотен фунтов стерлингов.

 

9. Тем, что могло бы, однако, представлять собой эффективное средство правовой защиты, если говорить о нынешнем случае гибели человека, явля­ется расследование с его процедурой, которое могло бы обеспечить соблю­дение прав и интересов людей, таких, как заявитель, причем данное расследование должно было бы быть наделено правом установить ответственных там, где это возможно. Общеизвестно, что практикуемые в Англии рассле­дования в их сегодняшнем виде не в состоянии сделать это. И не потому, что Закон о коронерах 1988 года запрещает это: напротив, согласно положе­ниям статьи 1l (5)(b)(ii) этот Закон требует, чтобы было сделано заключение относительно того, каким образом случилось так, что лицо постигла смерть, то есть данные положения дают возможность установить ответственных в любом конкретном случае. Так получается потому, что Правило 42 Регла­мента коронеров 1984 года, сформулированное в осуществление делегиро­ванных полномочий председателем Верховного суда, запрещает оформлять вердикт таким образом, чтобы имелись признаки установления гражданской ответственности или уголовной ответственности конкретного человека.

 

10. Европейский Суд не призван определять, как именно Соединенное Королевство должно соблюдать Статью 13 Конвенции после совершения в тюрьме самоубийства. Но можно отметить, что главенство Конвенции в силу Закона о правах человека 1998 года не способствовало тому, что такая про­блема была поднята, как это бывает с другими проблемами, в пределах процессуальных действий и процедур, которыми располагают национальные суды в целях обеспечения соответствия Конвенции, потому что Статья 13 Конвенции не включена в гарантируемые Конвенцией права, которые пере­числены в данном Законе. В результате требование статьи 3 Закона о том, что правовые нормы должны, насколько возможно, пониматься и исполь­зоваться таким образом, чтобы они были совместимы с перечисленными в Конвенции правами, никак не уполномочивает суды интерпретировать слова "каким образом" в статье 11 Закона о коронерах 1988 года в соответствии со Статьей 13 Конвенции. Следовательно, власти, а не суды в данном случае должны решать, каким образом воздать заявителю за то, что в ее распоря­жении не было эффективного средства правовой защиты в отношении со­вершения ее сыном самоубийства во время пребывания в заключении.

 

СОВМЕСТНОЕ ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ

судей В. Фюрмана и П. Куриса

 

Большинство Палаты Суда пришло к заключению о том, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции применительно к утверждениям заявителя, согласно которым ее сын подвергался бесчеловечному и уни­жающему достоинство обращению со стороны тюремных властей в мае 1993 года. К нашему сожалению, мы не можем разделить это мнение.

 

1. Большинство Палаты Суда считало, что наложение на Марка Кинана серьезного дисциплинарного взыскания тюремными властями было несовместимо с тем обращением, которое требуется в отношении психи­чески больного человека и которое, следовательно, должно рассматри­ваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и нака­зание по смыслу Статьи 3 Конвенции. По мнению большинства, имело место недостаточно организованное наблюдение за состоянием его здо­ровья, в его освидетельствовании не участвовал квалифицированный психиатр, а лечение грешит значительными упущениями в части меди­цинского ухода, который должен быть налажен за психически больным человеком, склонным к совершению самоубийства.

 

2. Как правильно отмечается в § 108 настоящего Постановления, жес­токое обращение должно выражаться в минимальном уровне жестокости, чтобы говорить о нем с точки зрения Статьи 3 Конвенции. Оценка этого уровня относительна: он зависит от всех обстоятельств дела, таких, как продолжительность лечения, его физическая и психиатрическая эффек­тивность, а в некоторых случаях этот уровень может зависеть от пола, возраста и состояния здоровья жертвы.

 

Государство призвано обеспечить, чтобы человек содержался под стражей или в заключении в условиях, которые совместимы с уважением его досто­инства, и делать это таким образом, чтобы способ или методика исполнения вынесенного наказания не подвергали этого человека переживаниям и ли­шениям в такой степени, которая превышает неизбежный уровень пережи­ваний, присущий пребыванию в заключении, чтобы при всех практических требованиях, связанных с заключением, был обеспечен необходимый уро­вень состояния здоровья и благополучия и, среди прочего, соответствующее медицинское обслуживание (см. Постановление Большой Палаты Европей­ского Суда по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба № 30210/96, ECHR 2000-XI, § 94 etseq).

 

Решающим моментом является то, были ли признаки физического или психического характера, которые заставили или должны были заставить тю­ремные власти осознать, что существовала опасность острых и тяжелейших переживаний в результате принятия меры, о которой шла речь (см. Решение Европейского Суда по делу "Боллан против Соединенного Королевства" (Bollan v. United Kingdom), жалоба № 42117/98, ECHR2QOO-V).

 

3. Мы разделяем мнение большинства Европейской Комиссии отно­сительно того, что в деле Марка Кинана нет полновесных доказательств того, что накануне своей гибели Марк Кинан очень сильно страдал и испытывал муки, которые можно было отнести на счет условий его со­держания в заключении.

 

Нужно отметить, что в день, когда он совершил самоубийство, в 18:25, утром его посетил доктор Бикертон, который нашел его спокойным, веж­ливым и расслабленным, а затем у него побывал заместитель начальника тюрьмы МакКом, с которым он имел беседу относительно своего права на приобретение табачных изделий и который тоже нашел его расслаб­ленным. Последним, кто его видел во второй половине того же дня, был его приятель, который пробыл у него около двадцати минут, и у которого сложилось впечатление, что Марк Кинан пребывал в хорошем настро­ении, за исключением некоторой обеспокоенности тем, что к сроку пре­бывания в тюрьме ему добавили 28 дней. Этот посетитель ушел с надеждой на ближайшую встречу, которая должна была состояться в следующую субботу. Как вспоминал один из сотрудников тюрьмы, который отводил Марка Кинана обратно в его камеру после этого посещения, тот был в прекрасном настроении и очень разговорчив.

 

С учетом этих обстоятельств мы не можем не прийти к выводу о том, что тюремные власти не имели оснований полагать, что Марк Кинан находился на рискованной грани совершения самоубийства, а также о том, что они сделали все, чего можно было с основанием ожидать от них. Те же самые аргументы говорят в пользу нашего вывода, согласно которому не было нарушения Статьи 3 Конвенции, и, подобно большин­ству в Европейской Комиссии, мы не можем отыскать достаточных ос­нований для того, чтобы прийти к заключению, имея соответствующие неопровержимые доказательства, о том, что пребывание Марка Кинана в изоляторе носило форму обращения той степени жестокости, какая за­прещена положениями Статьи 3 Конвенции.

 

Перевод с французского Д. Юзвиков

содержание