ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

 

ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ

 

ЛУКА (LUCA) ПРОТИВ ИТАЛИИ [1]

ЖАЛОБА № 33354/96

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

27 февраля 2001 г.

 

СТРАСБУРГ

 

 

По делу "Лука против Италии" Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой в составе:

Э. Пальм, Председателя Палаты,

В. Томассен,

Б. Конфорти,

Гойкура Иорундссона,

К, Бырсана,

И. Касадеваля,

Б. Цупанчича, судей,

а также при участии М. О'Бойла, Секретаря Секции Суда, заседая за закрытыми дверями 6 февраля 2001 г., вынес следующее Постановление:

 

ПРОЦЕДУРА

 

1. Дело было инициировано жалобой (№ 33354/96). поданной 17 ян­варя 1994 г. в Европейскую Комиссию по правам человека против Ита­льянской Республики гражданином Италии Николой Лука (Nicola Luca) (далее — заявитель) согласно бывшей Статье 25 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

 

2. Интересы заявителя в Европейском Суде представлял Франческо Макри (Francesco Macri), адвокат, практикующий в г. Реджио-ди-Калаб­рия (Reggio di Calabria). Власти Италии были представлены своим Упол­номоченным при Европейском Суде по правам человека Умберто Леанзой (Umberto Leanza), начальником Отдела дипломатических споров Минис­терства иностранных дел Италии, и его заместителем Виталиано Эспозито (Vitaliano Esposito).

 

3. Ссылаясь на пункт 1 и подпункт (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции, заявитель утверждал, что он был осужден на основании показаний сви­детеля, которого он никогда не имел возможности допросить и в отно­шении которого не мог требовать допроса.

 

4. Жалоба была передана в Европейский Суд 1 ноября 1998 г., когда Протокол № 11 к Конвенции вступил в силу (пункт 2 Статьи 5 Протокола № 11 к Конвенции).

 

5. Жалоба была направлена на рассмотрение в Первую секцию Евро­пейского Суда (пункт 1. Правила 52 Регламента Суда). В рамках этой Секции согласно пункту 1 Правила 26 Регламента была сформирована Палата для рассмотрения данного дела (пункт 1 Статьи 27 Конвенции).

 

6. Решением от 9 марта 1999 г. Палата объявила жалобу приемлемой для рассмотрения по существу.

 

7. Заявитель и власти Италии представили замечания по существу дела (пункт 1 Правила 59 Регламента).

 

ФАКТЫ

 

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

8. Заявитель, 1955 года рождения, в настоящее время содержится в тюрьме Козенца (Cosenza).

 

9. 25 октября 1992 г. Н. (N.) и К. (К.) были арестованы карабинерами из Рочеллы Ионики (Rocella Jonica) (Реджио-ди-Калабрия), и у них был обнаружен кокаин.

 

10. 25 и 26 октября 1992 г. Н. был допрошен сначала карабинерами, а затем прокурором из Локри (Locri) (Реджио-ди-Калабрия). Он заявил, что приобрел часть наркотиков у К. для использования в личных целях; ос­тавшаяся часть принадлежала исключительно К. Он добавил, что в день их ареста он вместе с К. посещал дома некоторых людей, пытаясь купить наркотики. После ужина они пошли в дом заявителя. Заявитель сказал, что он готов поставить им пятьсот граммов кокаина, который должен был прибыть несколько позднее, так как он не хотел принимать отсроченные платежи и не мог выйти за получением наркотиков после 20:00.

 

11. Н. был допрошен карабинерами как лицо, оказывающее содейст­вие им в их следственных мероприятиях (persona che pud riferire circostanze utili ai fini delle indagini), а не как обвиняемый. По этой причине он не пользовался помощью адвоката. Однако прокурор Локри впоследствии принял решение о том, что Н. должен рассматриваться в качестве подо­зреваемого (indagnato), и поэтому допросил его в данном качестве.

 

12. Распоряжением от 12 февраля 1993 г. следственный судья из Локри предал заявителя, К. и двух других подозреваемых, А. (А.) и Т. (Т.), уго­ловному суду Локри по обвинению в торговле наркотиками. А. был об­винен также в незаконном владении оружием. Отдельное разбирательство было возбуждено против Н. в связи с наличием у него наркотиков.

 

13. На слушаниях 17 июля 1993 г. Н. был вызван для дачи показаний в качестве обвиняемого по другому делу (imputato in procidimento connesso). Однако он предпочел сохранять молчание в соответствии с правом, пред­усмотренным статьей 210 Уголовно-процессуального кодекса Италии (далее - УПК).

 

14. Адвокаты, выступающие на стороне обвиняемого, утверждали, что статья 513 УПК являлась неконституционной, поскольку противоречила статьям 3 и 24 Конституции Италии, которые гарантируют равенство граждан перед законом и право защищать себя на всех стадиях разбира­тельства, и Статье 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Они, в частности, обращали внимание на то, что, как истолковывал Конституционный суд Италии, статья 513 УПК закрепляет следующее: если лицо, являющееся обвиняемым в другом деле, восполь­зовалось своим правом хранить молчание, то суд мог зачитывать и ис­пользовать любые показания этого лица, которые были даны прокурору или следственному судье на стадии расследования. В результате обвиняе­мый был лишен какой-либо возможности допросить соответствующее лицо или потребовать его допроса.

 

15. В тот же день Суд по уголовным делам[2] отклонил как явно необо­снованное возражение о том, что соответствующее положение было не­конституционным, и сделал распоряжение о том, чтобы протоколы пока­заний Н. прокурору были зачитаны. Суд отметил, что установленное за­коном право хранить молчание имело цель защитить обвиняемого, от которого невозможно требовать дачи показаний, которые могли бы быть использованы против него самого. Более того, норма о том, что показа­ния, которые были даны во время предварительного расследования, могут быть зачитаны и использованы, была установлена самим Конституцион­ным судом в его постановлении № 254 от 3 июня 1992 г.

 

16. В решении от 7 марта 1994 г., которое было представлено в секре­тариат 1 июня 1994 г., Суд по уголовным делам Локри приговорил заяви­теля к восьми годам и четырем месяцам лишения свободы и штрафу в 54 000 000 итальянских лир (приблизительно 183 000 французских фран­ков). К., А. и Т. тоже были приговоры к различным срокам лишения свободы — от шести до девяти лет.

 

17. Вначале Суд по уголовным делам отметил, что основным доказатель­ством против обвиняемого были показания, которые Н. дал прокурору, по­скольку показания, данные карабинерам, были недопустимыми согласно статье 513 УПК. Суд подчеркнул также, что, принимая во внимание лич­ность Н., естественность и точность его показаний, последние должны рас­сматриваться как заслуживающие доверия. Кроме того, Суд по уголовным делам отметил, что Н. опознал фотографию заявителя и дал точное описание его дома и маршрута к нему. В дополнение к этому заявитель ранее имел судимости согласно законодательству об обороте наркотических веществ и находился под надзором суда (sorveglianza speciale). Ему было запрещено по­кидать свой дом после сумерек, и это было возможным объяснением его нежелания выходить на улицу после 20:00. Более того, количество кокаина, обнаруженное у К., показывает, что он имел контакты с торговцами нарко­тиков, и означает, что мнение Н. о визите К. в дом заявителя, возможно, было верным. Это также свидетельствует в пользу того, что переговоры, которые начались до того, были настоящими.

 

18. 13 июля 1994 г. заявитель подал жалобу в Апелляционный суд Реджио-ди-Калабрии. Он оспаривал, inter alia, надежность показаний Н. и жаловался на то, что они были получены с нарушением принципа состязательности и в отсутствие судьи или адвокатов подсудимого.

 

19. В решении от 7 ноября 1994 г. Апелляционный суд Реджио-ди-Ка­лабрии воспользовался по существу теми же аргументами, которые были изложены в распоряжении от 17 июля 1993 г. Он поддержал решение ниже­стоящего суда в отношении заявителя, сократив при этом срок наказания А.

 

20. 18 февраля 1995 г. заявитель и его сообвиняемый обратились в Кассационный суд. Т. ссылался, inter alia, на подпункт (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции, утверждая, что показания Н. должны были быть объявлены недопустимыми в качестве доказательства.

 

21. В решении от 19 октября 1995 г., которое было представлено в секретариат 3 ноября 1995 г., Кассационный суд отклонил жалобы заявителя и его сообвиняемого, постановив, что основания, использованные Апелляционным судом в его решении по всем оспариваемым вопросам по пунктам, относящимся к торговле наркотиками, были разумными и правильными. Он отменил оспариваемое решение в том, что касается признания виновным А. в незаконном владении оружием, и вернул дело в Апелляционный суд г. Катандзаро (Catanzaro).

 

22. Кассационный суд, среди прочего, обратил внимание на то, что подпункт (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции касается "допроса свиде­телей, которые ... должны говорить правду, но не допроса обвиняемых, которые вправе защищать себя, сохраняя молчание либо даже путем лжи". Более того, поскольку все государства, которые являлись участ­никами Конвенции, несли обязательство регулировать допрос свиде­телей через соответствующее национальное законодательство, было "очевидным, что ... когда свидетель отказывается от дачи показаний, его показания прокурору ... должны быть приобщены к материалам дела, рассматриваемого в суде".

 

II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

 

(а) Нормы, действующие в момент наличия соответствующих фактических обстоятельств

 

23. Обстоятельства, при которых показания, данные обвиняемым или сообвиняемым до разбирательства дела в суде, могут быть допущены в качестве доказательств, изложены в статье 513 УПК.

 

24. Прежде всего, часть 1 статьи 513 УПК предусматривает, что пока­зания, которые дал обвиняемый до судебного разбирательства, могут быть допущены в качестве доказательства судом, если обвиняемый не является на судебное заседание или отказывается повторить показания.

 

25. Вместе с тем часть 2 статьи 513 касается дачи показаний в суде лицами, которые являются обвиняемыми в разбирательстве по другому делу. В отличие от положений, предусмотренных в части 1, часть 2 не разрешает приобщать такие показания к доказательствам в ходе судеб­ного процесса, если обвиняемый пользуется своим правом сохранять молчание.

 

26. В своем постановлении № 254 Конституционный суд объявил часть 2 статьи 513 неконституционным на следующем основании: по­скольку показания, о которых идет речь, не могут быть приобщены к доказательствам в ходе судебного процесса, если лицо, являющееся обви­няемым в разбирательстве по другому делу, сохраняет молчание, то имеет место неоправданное различие между этими показаниями и теми показа­ниям, о которых идет речь в части 1. Таким образом, Конституционный суд разрешил в ходе судебного процесса приобщать к доказательствам показания сообвиняемых в разбирательстве по другому делу независимо от того, имеет ли возможность лицо, против которого используются эти показания, допросить того, кто дает показания, или требовать его допроса на любой стадии разбирательства. Более того, Конституционный суд не сделал ссылки на процессуальные гарантии, предусмотренные в Статье 6 Конвенции, и на критерии, установленные прецедентным правом Евро­пейского Суда.

 

(b) Дальнейшее развитие событий после окончательного осуждения заявителя

 

27. Законом № 267 от 7 августа 1997 г. Парламент внес изменения в статью 513 УПК с тем, чтобы она отвечала принципу состязательности. В реальности показания, сделанные сообвиняемыми или обвиняемыми в разбирательстве по другому делу, более не могли быть использованы про­тив другого лица без его согласия, если лицо, дающее показания, пользу­ется свои правом сохранять молчание.

 

28. Вместе с тем в своем постановлении № 361 от 2 ноября 1998 г. Кон­ституционный суд снова объявил статью 513 неконституционной, на этот раз целиком. Он постановил, что воспрепятствование приобщению таких пока­заний к доказательствам в ходе судебного процесса в случае, если лицо, давшее показания, хранит молчание, приводит к риску того, что суд будет лишен доказательства, которое поможет ему в принятии решения, — к риску, который целиком зависит от решения лица, давшего показания.

 

29. Вслед за этим решением Парламент принял Закон № 2 о поправке к Конституции от 21 ноября 1999 г., посредством которого принцип спра­ведливого судебного разбирательства был закреплен в самой Конститу­ции. Статья 111 Конституции в действующей на настоящий момент ре­дакции выглядит следующим образом:

 

"Юрисдикция осуществляется посредством справедливого процесса, ре­гулируемого законом.

Всякий процесс проводится на основе состязательности, на условиях равенства перед беспристрастным судом.

 

Закон обеспечивает разумную продолжительность процесса.

 

В уголовном процессе закон обеспечивает, чтобы лицо, обвиненное в преступлении, было в возможно более короткий срок конфиденциально про­информировано о характере и мотивах выдвинутого против него обвинения, знало о времени и необходимых условиях, которыми оно располагает для подготовки своей защиты, о праве перед судьей допрашивать или требовать допроса лиц, которые сделали заявление с обвинением в его адрес, добивать­ся вызова и допроса лиц, свидетельствующих в его защиту, на тех же усло­виях, что и обвинение, и предоставления всякого другого средства доказы­вания в его пользу; иметь переводчика, если он не понимает языка или не говорит на языке, на котором ведется процесс.

 

Уголовный процесс регулируется принципом состязательности в собира­нии доказательств. Виновность обвиняемого не может быть основана на заявлениях, сделанных лицами, которые добровольно уклонились от допроса обвиняемым или его адвокатом.

 

Закон регулирует случаи, когда собирание доказательств в состязатель­ном процессе не происходит из-за согласия обвиняемого или из-за объек­тивно установленной его невозможности или в результате действий, совер­шенных с нарушением закона"[3].

 

30. В Законе № 35 от 25 февраля 2000 г. Парламент Италии разъяснил, каким образом измененная статья 111 Конституции будет применяться к делам, которые уже находятся на судебной стадии рассмотрения. В част­ности, ранее применяемые правила продолжают действовать при наличии некоторых обстоятельств.

 

Более того, 14 февраля 2001 г. Парламент принял консолидированный билль о реализации упоминаемой поправки к Конституции. В числе про­чего это законодательство о порядке применения вносит изменения в статью 513 УПК, предусматривая, что если лицо, которое дало показания до суда, пользуется своим правом не отвечать на вопросы, то его показа­ния, как общее правило, будут допускаться в качестве доказательства при согласии сторон в деле. Однако ранее действовавшие нормы будут про­должать применяться, по крайней мере при наличии некоторых обстоя­тельств, к делам, которые уже рассматриваются в суде.

 

ПРАВО

 

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 1 И ПОДПУНКТА (d) ПУНКТА 3 СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ

 

31. Заявитель жаловался на то, что судебное разбирательство по уго­ловному делу против него было несправедливым, и утверждал, что он был осужден на основании показаний, которые были даны прокурору, при этом ему не была предоставлена возможность допросить лицо, давшее соответствующие показания, — Н., или требовать его допроса. Он сослал­ся на пункт 1 и подпункт (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции, соответст­вующие части которых изложены следующим образом:

 

" 1. Каждый ... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое ... разбирательство дела ... судом...

/.../

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

/.../

(d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показыва­ющих против него; ...".

 

32. Власти Италии утверждали, что в принципе правовая система Ита­лии предоставляет обвиняемому право допрашивать свидетелей обвине­ния. Вместе с тем в целях установления фактов по делу суд, рассматри­вающий дело, обладал правом при наличии некоторых обстоятельств и при согласовании с установленными в законе условиями при вынесении решения ссылаться на доказательства, полученные на стадии предвари­тельного расследования.

 

33. В настоящем деле согласно применимому законодательству Италии Н. был не "свидетелем", а "лицом, которое является обвиняемым при судебном разбирательстве по другому уголовному делу" и которое обла­дает правом хранить молчание. Как Европейский Суд самостоятельно признал в деле "Саундерс против Соединенного Королевства" (Saunders v. United Kingdom) (см. Постановление Европейского Суда от 17 декабря 1996 г., Reports 1996-VI, р. 2064, § 68), "хотя право на молчание и право не давать самообвиняющих показаний конкретно и не упомянуты в тексте Статьи 6 Конвенции, тем не менее, эти два права являются общепризнан­ными международными нормами, образующими сердцевину концепции справедливого разбирательства дела, о котором говорит Статья 6". Соот­ветственно национальные власти не имели другого выбора, кроме как согласиться с решением Н. не давать показания, поскольку требование о повторении его показаний в ходе судебного разбирательства имело бы результатом нарушение его основных прав.

 

34. Власти Италии подчеркнули, что сталкивались три интереса: право сообвиняемого сохранять молчание, право обвиняемого допросить сви­детеля сообвиняемого и право судебного органа не быть лишенным до­казательств, полученных в ходе расследования. Вопрос был настолько сложным, что положения, регулирующие допустимость показаний свиде­теля обвинения, который одновременно являлся сообвиняемым, в не­скольких случаях были предметом изучения Конституционного суда Ита­лии и были подвержены изменениям. В частности, Конституционный суд заново сформулировал в своем прецедентном праве принцип, согласно которому суд не должен лишаться доказательств, полученных в ходе рас­следования (поп dispersions).

 

35. Власти Италии также обратили внимание на то, что 10 сентября 1997 г. Комитет Министров Совета Европы принял Рекомендацию № (97) 13 о запугивании свидетелей и правах на защиту, в которой государствам пред­лагалось использовать "показания, полученные на досудебной стадии раз­бирательства, перед судебной властью в качестве доказательства в суде, если не представляется возможным явка свидетелей в суд или когда появление в суде может иметь результатом серьезную и реальную опасность для жизни и безопасности свидетелей, их родственников или близких".

 

36. Заявитель не согласился с доводами властей Италии. Он заявил, что предметом его оспаривания является не то, что национальные суды не применили действующих на соответствующий момент положений, а то, что эти положения являются несовместимыми с принципами, закреп­ленными Конвенцией. Более того, тот факт, что 7 августа 1997 г. Парла­мент Италии решил внести изменения в статью 513 УПК, только под­тверждал точку зрения, согласно которой оспариваемое положение явля­лось для каждого обвиняемого нарушением его "права на доказанность обвинения". Наконец, он подчеркнул, что показания Н. были единствен­ным доказательством против него.

 

37. В свете того, что требования пункта 3 Статьи 6 Конвенции должны рассматриваться как частные проявления права на справедливое судебное разбирательство, гарантированное пунктом 1 Статьи 6 Конвенции, Европей­ский Суд будет рассматривать жалобы согласно этим двум положениям, взятым вместе (см., среди других прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Ван Мехелен и другие против Нидерландов" (Van Mechelen and Others v. Netherlands) от 27 апреля 1997 г., Reports 1997-III, p. 711, § 49).

 

38. Европейский Суд напомнил, что допустимость доказательств яв­ляется прежде всего предметом регулирования внутригосударственного права, и в качестве общего правила именно национальные суды оцени­вают представленные им доказательства. Задачей Европейского Суда со­гласно Конвенции является не определение того, были ли показания свидетеля надлежащим образом допущены в качестве доказательства, но выяснение того, было ли разбирательство в целом, включая способы сбора доказательств, справедливым (см., среди других источников, Постановле­ние Европейского Суда по делу "Доорсон против Нидерландов" (Doorson v. Netherlands) от 26 марта 1996 г., Reports 1996-П, р. 470, § 67, и упоми­навшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ван Мехелен и другие против Нидерландов", р. 711, § 50).

 

39. Как правило, показания должны браться на открытых слушаниях, в присутствии обвиняемого, в свете довода о состязательности. Существуют исключения из этого принципа, но они не должны нарушать права защиты. В качестве общего правила пункт 1 и подпункт (d) пункта 3 Статьи 6 Кон­венции требуют того, чтобы подсудимому была предоставлена адекватная и должная возможность оспаривать показания свидетеля, выступающего про­тив него, и допрашивать его либо когда он дает свои показания, или на более поздней стадии (см. Постановление Европейского Суда по делу "Люди про­тив Швейцарии" (Ludi v. Switzerland) от 15 июня 1992 г., Series A, № 238, § 49, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ван Мехелен и другие против Нидерландов", р. 711, § 51).

 

40. Как указывал Европейский Суд в ряде дел (см., среди других пре­цедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Исгро против Ита­лии" (Isgro v. Italy) от 19 февраля 1991 г, Series А, № 194-А, § 34, и упо­минавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Люди про­тив Швейцарии", § 47), при определенных обстоятельствах ссылка на показания, сделанные на стадии расследования, может оказаться необхо­димой (в частности, когда свидетель отказывается повторить свои пока­зания публично, опасаясь за свою безопасность, что не является редким при процессах, в которых фигурируют организации мафиозного толка). Если подсудимому была предоставлена адекватная и надлежащая возмож­ность оспорить показания либо в момент снятия таких показаний, либо на более поздней стадии, их допущение в качестве доказательств само по себе не противоречит пункту 1 и подпункту (d) пункта 3 Статьи 6 Кон­венции. Вместе с тем следствием этого является то, что в случае, когда приговор основывается единственным образом или в решающей степени на показаниях, данных лицом, которое обвиняемый не имел возможности допросить или не имел возможности требовать его допроса как во время расследования, так и в ходе судебного разбирательства, права защиты ограничены в степени, не совместимой с гарантиями, предусмотренными Статьей 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Унтерпертингер против Австрии" (Unterpertinger v. Austria) от 24 нояб­ря 1986 г., Series A, № 110, §§ 31—33; Постановление Европейского Суда по делу "Саиди против Франции" (Saidi v. France) от 20 сентября 1993 г., Series А, № 261-С, §§ 43—43; и упоминавшееся выше Постановление Ев­ропейского Суда по делу "Ван Мехелен и другие против Нидерландов", р. 712, § 55; см. также Постановление Европейского Суда по делу "Дориго против Италии" (Dorigo v. Italy), жалоба № 33286/96, Доклад Комиссии от 9 сентября 1998 г., § 43, и Резолюцию Комитета Министров по этому же делу № R (99) 258 от 15 апреля 1999 г.).

 

41. В связи с этим тот факт, что показания были даны, как в данном случае, сообвиняемым, а не свидетелем, не имеет значения. По этому поводу Европейский Суд напомнил, что понятие "свидетель" имеет авто­номное значение в системе Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Видаль против Бельгии" (Vidal v. Belgium) от 22 апре­ля 1992 г., Series А, № 235-В, § 33). Таким образом, когда показания могут являться в значительной степени основанием для приговора, тогда, неза­висимо от того были эти показания даны свидетелем в строгом смысле этого слова или сообвиняемым, они представляют собой доказательства обвинения, к которым применяются гарантии, предусмотренные пунктом 1 и подпунктом (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Феррантелли и Сантанджело против Италии" (Ferrantelli and Santangelo v. Italy) от 7 августа 1996 г., Reports 1996-III, §§ 51 и 52).

 

42. В свете вышесказанного доводы, изложенные Кассационным судом в его решении от 19 октября 1995 г. об отклонении жалобы, при­несенной согласно подпункту (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции — доводы, на которые частично ссылались власти государства-ответчика, — не вы­глядят имеющими отношение к делу. В частности, тот факт, что согласно действующему на тот момент внутреннему праву (см. выше § 26) суд мог признать показания, сделанные на досудебной стадии допустимыми, в случае, когда сообвиняемый отказывался давать показания, не мог лишить обвиняемого права, которое согласно подпункту (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции позволяет ему при состязательном разбирательстве изучать или требовать изучения любых вещественных доказательств против него.

 

43. В настоящем деле Европейский Суд отметил, что национальные суды осудили заявителя исключительно на основании показаний, которые дал Н. на досудебной стадии разбирательства, и что ни заявитель, ни его адвокат не получили возможность на какой-либо стадии разбирательства допросить его.

 

44. При наличии таких обстоятельств Европейский Суд не согласен с тем, что заявителю была предоставлена адекватная и надлежащая возможность оспорить показания, на которых был основан приговор в отношении него.

 

45. Поэтому заявитель был лишен справедливого разбирательства по обвинению против него. Соответственно имело место нарушение пункта 1 и подпункта (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции.

 

II. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

 

46. Статья 41 Конвенции предусматривает:

 

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Про­токолов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого на­рушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компен­сацию потерпевшей стороне".

 

А. Ущерб

 

47. Заявитель утверждал, что осуждение и лишение свободы были несправедливыми. По этой причине он не мог работать и его частная и семейная жизнь пострадали. Он считал, что в результате нарушения Кон­венции понес значительный имущественный и неимущественный ущерб, который он оценил в 500 000 000 итальянских лир.

 

48. Европейский Суд не установил причинной связи между наруше­нием Статьи 6 Конвенции и имущественным ущербом, о котором говорил заявитель. Европейский Суд не может рассуждать на тему того, что могло бы произойти в результате разбирательств, если бы они соответствовали пункту 1 и подпункту (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции. Следовательно, он отклоняет требования заявителя в этой части (см. Постановление Боль­шой Палаты Европейского Суда по делу "Коэме и другие против Бельгии" (Coeme and Others v. Belgium), жалобы №№ 32492/96, 32547/96, 32548/96, 33209/96 и 33210/96, ECHR 2000-VII, § 155).

 

В то же время Европейский Суд установил, что заявитель понес не­который неимущественный ущерб, который не может быть компенсиро­ван просто фактом признания нарушения. Исходя из принципа справед­ливости в соответствии со Статьей 41 Конвенции, Европейский Суд при­судил заявителю сумму в размере 15 000 000 итальянских лир.

 

В. Судебные расходы и издержки

 

49. Заявитель также потребовал возмещения различного рода издер­жек, которые он понес в связи с разбирательством во внутренних судах и в Конвенционных органах.

 

50. Согласно сложившемуся прецедентному праву Европейский Суд может присудить возмещение в отношении издержек и расходов, произ­веденных заявителем, только в случае, если будет установлено, что эти издержки и расходы были реально произведены и были необходимыми, а также были разумными в том, что касается количества (см., среди других прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу "Циммерманн и Штайнер против Швейцарии" (Zimmermann and Steiner v. Switzerland) от 13 июля 1983 т., Series A, № 66, § 36). Вместе с тем Европейский Суд отметил, что заявитель не представил каких-либо подробных пояснений о его издержках, возмещения которых он добивается. Соответственно, Европейский Суд отклонил требование заявителя о возмещении издер­жек, которые он понес при разбирательстве в судах на внутригосударст­венном уровне.

 

51. Касаясь издержек, понесенных при разбирательстве в Конвенци­онных институтах, Европейский Суд отметил, что аспекты данного дела были сложными. Вместе с тем заявитель не представил каких-либо дока­зательств в подтверждение его требований о возмещении издержек. Од­нако, принимая во внимание работу с документами, которую, бесспорно, проводил его адвокат, Европейский Суд счел уместным присудить заяви­телю единовременно выплачиваемую сумму в размере 3 000 000 итальян­ских лир в качестве покрытия всех издержек (см. Постановление Евро­пейского Суда по делу "Вуазин против Франции" (Voisine v. France) от 8 февраля 2000 г., жалоба № 27362/95, § 39).

 

С. Процентная ставка при просрочке платежей

 

52. Согласно информации, полученной Европейским Судом, годовая процентная ставка, применяемая в Италии на день принятия настоящего Постановления, составляет 3,5 процента.

 

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:

 

1) единогласно постановил, что имело место нарушение пункта 1 и подпункта (d) пункта 3 Статьи 6 Конвенции;

 

2) постановил шестью голосами против одного:

 

(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев с момента, когда Постановление становится окончательным в соответствии с пунктом 2 Статьи 44 Конвенции 15 000 000 (пятнадцать миллионов) итальянских лир в качестве компенсации за неимуществен­ный ущерб и 3 000 000 (три миллиона) итальянских лир в качестве возмещения за издержки и расходы;

 

(b) что простой процент по ставке 3,5 процента в год подлежит уплате начиная с момента истечения указанных выше трех месяцев до полной выплаты;

 

3) единогласно отклонил остальные требования заявителя о справед­ливой компенсации.

 

Совершено на французском языке, и уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 27 февраля 2001 г. в соответствии с пунк­тами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.

 

М. О'БОЙЛ                                                                     Э. ПАЛЬМ

Секретарь Секции Суда                                                Председатель Палаты

 

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прила­гается частично особое мнение судьи Б. Цупанчича.

 

Э.П.

М.О'Б.

 

ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ

судьи Б. Цупанчича

 

I.

 

В случаях, когда процессуальные ошибки подрывают юридическую достоверность приговора, настойчиво возникает проблема "справедли­вой компенсации". В особом мнении к Постановлению Европейского Суда по делу "Кэйбл и Гуд против Соединенного Королевства" (Cable and Hood v. United Kingdom) я подчеркивал абсурдность искусствен­ного разделения процессуальной несправедливости от ее материального результата. В соответствии с Конвенцией это — не "просто" процессу­альные ошибки, имеющие значение только в той степени, в какой они влияют на функцию установления истины в ходе конкретного уголов­ного процесса и на достоверность итогового приговора. Это — одни из серьезнейших, существенных нарушений прав человека в их собствен­ном праве. Изначально создатели Конвенции предвосхищали, что по­добные процессуальные ошибки окажутся среди тех нескольких ситуа­ций, в которых постановление Европейского Суда по правам человека исполнялось бы непосредственно таким образом, чтобы отменялось решение национальных судебных органов. Здесь мы говорим о важней­шей надлежащей правовой процедуре.

 

Во внутреннем праве существуют два основных возможных средства пра­вовой защиты для устранения нарушений прав человека процессуального характера, в зависимости от того, кто совершает нарушения и на какой стадии разбирательства по уголовному делу. Этими двумя средствами являются: (1) правило о непринятии судом доказательств, полученных с нарушением за­кона, и (2) повторное рассмотрение всего дела. Такое средство правовой защиты, как непринятие судом доказательств, полученных с нарушением закона, alter ego привилегия против самообвинения, применяется в основ­ном, если в центре внимания оказываются ситуации, имевшие место на досудебной стадии, когда нарушение было допущено со стороны полиции. Средство правовой защиты в виде разбирательства de novo применяется в ситуациях, когда скорее суд первой инстанции, нежели полиция, допустил то, что континентальное право иногда называет "имеющей абсолютное зна­чение процессуальной ошибкой". Эти ошибки зачастую совпадают с нару­шениями прав человека процессуального характера.

 

В контексте Статьи 41 Конвенции встает вопрос, не является ли наша денежная "справедливая компенсация" полностью неадекватным средст­вом правовой защиты от нарушений прав человека процессуального ха­рактера, если последствия этих нарушений выражаются в том, что чело­век, который не получил справедливого разбирательства по уголовному делу, продолжает сидеть в тюрьме.

 

Денежная справедливая компенсация является логичной только, если мы будем исходить из предположения, что разбирательство уголовного дела с серьезными нарушениями тем не менее может иметь результатом в основе своей справедливые приговоры. Однако если бы такое предположение было, я сомневаюсь, что создатели Конвенции рассматривали бы процессуальные нарушения per se как серьезные нарушения прав человека, которым они посвятили значительную часть Конвенции. Поскольку большая часть нашего собственного прецедентного права касается неотъемлемых процессуальных требований справедливого разбирательства, установленного в Статьях 5, 6 и т.д., я сомневаюсь, что это бы имело смысл, если бы мы исходили из пред­положения о том, справедлив процесс или нет, является ли он просто набо­ром средств к правильному в основе своей приговору, и что в конце концов имеет значение только следующее, является ли приговор "действительно абсолютным". Если выражаться эпистемологически, достоверность обвини­тельного приговора или оправдания так или иначе не может быть проверена никаким другим образом, кроме как через безупречную процедуру. Следо­вательно, неизбежно, что единственным адекватным средством правовой защиты является пересмотр дела.

 

Большинство считает нежелательными рассуждения на тему того, должен ли процесс быть возобновлен и недостатки устранены, об альтернативном исходе дела. Но затем большинство без колебаний рассуждает по поводу того, что процесс с устраненными недостатками имел бы тот же результат (обвинительный приговор). В деле "Кэйбл и Гуд против Соединенного Королевства" мы сочли сам факт признания нарушения достаточным правовым средством защиты, которое, по крайней мере, согласуется с агностической позицией, принятой vis-d-vis (не)справедливости исходно­го обвинительного приговора.

 

Вместе с тем я придерживаюсь мнения, что уголовный процесс, отяго­щенный серьезными нарушениями прав человека, a priori не может допускать обвинительный приговор. Разделять иное мнение — значит подписаться под классическим постулатом инквизиции, что цель оправдывает средства.

 

Если бы доказательство этого потребовалось отыскать в международ­ном праве, мы могли бы сослаться на Конвенцию Организации Объеди­ненных Наций против пыток (далее — КПП). В КПП категорически ут­верждается, что все доказательства, прямым или косвенным образом по­лученные под пыткой, не должны достигать глаз и ушей тех, кто прини­мает решение по уголовному делу (судьи или суда присяжных). КПП требует исключения таких доказательств несмотря на то, что признания и другие доказательства, добытые под пыткой, могут способствовать от­правлению функции установления истины в уголовном процессе: confessio reginaprobationum. Если правило исключения нарушается, процесс должен быть открыт ab initio и соответственно правило исключения недопустимых доказательств должно строго соблюдаться. A fortiori, в случае процессуаль­ной ошибки, такой, как отказ в допросе свидетелей, которая неминуемо умаляет функции установления истины в уголовном процессе, должно начаться разбирательство de novo.

 

В Постановлении Европейского Суда по делу "Скоццари и Джунта против Италии" (Scozzari and Guinta v. Italy) в § 249 мы сделали шаг вперед для решения этой проблемы. Мы дали сильную рекомендацию в направлении restitutio in integrum pro future[4]. Общеизвестно, дело "Скоццари и Джунта против Италии" представляло собой незакончен­ную ситуацию из сферы семейного права, в то время как здесь мы сталкиваемся с завершенностью обвинительного приговора по уголов­ному делу. Тем не менее, я поддерживаю ту же рекомендацию в насто­ящем деле. Многие из Высоких Договаривающихся Сторон Конвенции уже приняли в своем внутреннем процессуальном праве положение, в соответствии с которым при всех других обстоятельствах гражданское или уголовное дело, по которому вынесено окончательное решение суда, подлежит полному пересмотру в случае, если Европейский Суд по правам человека установит, что нарушена Конвенция.

 

Таким образом, я нахожу неприемлемым — в ситуации, когда подсу­димому не позволили опосредованно допросить или перекрестно допро­сить свидетелей, — присудить ему 15 000 000 итальянских лир в качестве "справедливой компенсации" за неимущественный ущерб, по сути, за счет "утраты им реальных [т.е. процессуальных] возможностей"[5].

 

II.

 

Тщательное изучение travaux prepatoires того, что сейчас представляет собой Статья 41 Конвенции (бывшая Статья 50), открывает подлинные намерения отцов основателей Конвенции. Первоначальная версия Ста­тьи, представленная 5 сентября 1949 г. П.Х. Тейтженом (P.H.Teitgen), выглядела следующим образом:

 

"Вердикт [Европейского] Суда [по правам человека] предписывает заин­тересованному государству (1) аннулировать, приостановить или изменить инкриминируемое ему решение; (2) компенсировать причиненный ущерб; (3) требовать применения соответствующих уголовных, административных или гражданских санкций к ответственному лицу или лицам" [6]

 

Эта формулировка позднее была изменена Комитетом экспертов по правам человека (Committee of Experts for Human Rights), сформирован­ным из представителей властей. Представитель от Италии Т. Перасси (Т. Perassi), член Постоянного Арбитражного Суда, предложил поправку, которая привела к действующей в настоящее время версии Статьи 41 Конвенции [7].

 

Положение было навеяно Договором о посредничестве и примире­нии между Германией и Швейцарией 1921 года (German-Swiss Treaty of Arbitration and Conciliation) (Статья 10) и Генеральным Женевским со­глашением о мирном урегулировании международных споров 1928 года (Geneva General Pact for Pacific Settlement of International Disputes of 1928) (Статья 32). Конечно, это положение было предназначено для разре­шения конкретных межгосударственных ситуаций, когда государст­во — участник Договора о посредничестве не могло изменить свое внутреннее право, но имело намерение обеспечить справедливую ком­пенсацию иным способом. Основанием для посредничества была вне­судебная компенсация за ущерб, понесенный лицом от иностранного государства.

 

Ссылка на "внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны, [которое] допускает только частичное устранение", имеет смысл в меж­государственных спорах, в которых у государства было политическое желание произвести компенсацию для восстановления положения по­страдавшего человека, но не могло сделать этого вследствие специфи­ческих положений внутреннего, обычно конституционного, права. Поэтому намерением данного положения было обойти внутренние юридические препятствия и перенести вопрос компенсации на межго­сударственный дипломатический уровень защиты. Это также объясня­ет, как мы видим, сложность толкования языка в контексте Конвенции. Насколько я знаю, предложение "внутреннее право Высокой Договари­вающейся Стороны, [которое] допускает только частичное устранение [последствий нарушения[8]]", никогда полностью не подвергалось толко­ванию Европейским Судом.

 

В контексте Конвенции эта фраза, заимствованная из межгосударст­венного арбитражного соглашения, имеет два возможных значения. Ее необходимо положить на прокрустово ложе для того, чтобы вытащить из нее что-либо толковое, то есть поскольку она просто напоминает о том, что должна быть доказана неспособность внутреннего права урегулиро­вать в конкретном случае вопрос нарушения прав человека. Поскольку внутренние средства правовой защиты должны быть исчерпаны до того, как дело попадет в Европейский Суд по правам человека, данное поло­жение как формальное предварительное условие присуждения справед­ливой компенсации казалось бы излишним.

 

Вопрос может быть рассмотрен и с другой стороны. Конвенция — это не арбитражное соглашение. Многие процессуальные нарушения прав человека не могут быть заглажены денежной "справедливой компенса­цией". Опасения относительно нарушения национального суверенитета, которые висели над Комитетом экспертов по правам человека в 1949 году, на сегодняшний день очевидно устарели. То, что лежащая в основе со­здания Конвенции ситуация радикальным образом изменилась, может быть легко доказано тем фактом, что столько государств sua sponte отка­зались от этого аспекта национального суверенитета и путем принятия специального законодательства сделали окончательные решения своих судов по уголовным и гражданским делам предметом для судебного раз­бирательства de novo[9]. В ходе такого нового пересмотра зафиксированное Европейским Судом нарушение рассматривается в качестве юридичес­кого novumfactum. Применение, конечно, заключается в том, что вы­воды, сделанные Европейским Судом, должны оказывать прямое дав­ление с обязательным эффектом на национальные суды первой инстан­ции, пересматривающие дела. Очевидно, что ничего меньше не будет сделано, если правосудие в деле, таком, как "Лука против Италии", должно свершиться.

 

Следовательно, второе, более обоснованное, толкование фразы "внут­реннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает только час­тичное устранение [последствий нарушения]", по моему мнению, должно быть следующим. До того, как Европейский Суд присудит денежную спра­ведливую компенсацию, эта решающая фраза логичным образом (argumento a contrario) предполагает, что правовая система Высокой Договаривающей­ся Стороны предпримет все возможное в ее рамках для исправления со­ответствующего нарушения. Поскольку внутренние правовые средства за­щиты были исчерпаны через иерархичную систему юридических жалоб о того, как дело достигло Европейского Суда по правам человека, то это в большинстве случаев предполагает, что "внутреннее право заинтересо­ванной Высокой Договаривающейся Стороны "не"допускает [какого-либо] устранения [последствий нарушения]".

 

Вместе с тем это логически не предполагает того, что внутригосу­дарственная правовая система не может реагировать на нарушения и исправлять их после того, как оно было выявлено Европейским Судом по правам человека. В этом конкретном деле, например, согласно под­пункту (b) части 1 статьи 632 Уголовно-процессуального кодекса Италии pmcuratore generate presso la corte di appello уполномочена требовать по­вторного разбирательства по делу, а апелляционный суд вправе разрешить повторное разбирательство. Тогда логично, что "устранение [последст­вий нарушения]"не обязательно будет только "частичным", оно может быть полным.

 

Конечно, существует проблема времени. До того, как дело достигнет Европейского Суда по правам человека, внутригосударственная правовая система не зафиксирует нарушения Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Вместе с тем национальная правовая система зачастую в состоянии восстановить причиненный ущерб позже, после того, как о нарушении объявил Европейский Суд. Поэтому Евро­пейский Суд, официально объявляя свое постановление, не должен a priori предполагать, что национальная правовая система не способна на полную restitutio in integrum[10].

 

Как минимум Европейский Суд должен исследовать (не)возможность национальной правовой системы допустить полную restitu­tion in integrum, потому что отсутствие такой возможности полной res­titution in integrum является строгой юридической предпосылкой для присуждения Европейским Судом денежной справедливой компенса­ции. Денежная справедливая компенсация, очевидно, является ultimum remedium.

 

В то же время, Статья 1 Конвенции обязывает государства — участ­ников Конвенции "обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдик­цией, права и свободы, определенные в разделе f настоящей Конвенции ". Было бы нелогичным предполагать, что это обязательство просто перестанет существовать, наверное, потому, что будет выплачена денежная компен­сация после того, как Европейский Суд по правам человека установил, что государство не выполнило своего обязательства обеспечить заявителю неотъемлемое процессуальное право, определенное в подпункте (b) пунк­та 3 Статьи 6 Конвенции.

 

Поддержка этой точки зрения означала бы признание того, что существует quid pro quo отношение между неотъемлемым процессу­альным правом (а возможно, и свободой) заявителя, с одной сторо­ны, и уплатой денежных сумм — с другой. Несмотря на Постановление по делу "Дельта против Франции", я с трудом могу согласиться с таким упрощенным отношением между правом человека и его сред­ством правовой защиты[11].

 

III

 

Если принять во внимание положения Статьи 1 Конвенции, не может быть сомнения в том, что государство — участник Конвенции несет мо­ральное обязательство устранить нарушение прав человека, установленное Европейским Судом. Учитывая ссылку на невозможность полного устра­нения последствий нарушения в Статье 41 Конвенции (в качестве нега­тивного юридического предварительного условия для справедливой ком­пенсации), государство — участник Конвенции также находится под дей­ствием юридического обязательства в полном объеме изучить возможности своего внутреннего права с тем, чтобы достичь полной restitutio in integrum.

 

Предположение, что юридическое обязательство restitutio in integrum более не существует вследствие факта установления Европейским Судом наруше­ния, независимо от присуждения справедливой компенсации, шло бы враз­рез с положениями как Статьи 1, так и Статьи 41 Конвенции. Это противо­речило бы Статье 1 Конвенции, которая четко устанавливает, что государства связаны обязательством делать все возможное для исправления нарушения. Поскольку это — всеобъемлющая цель Конвенции, это остается истинным a fortiori после того, как нарушение осталось незамеченным во внутригосу­дарственной правовой системе, но затем было установлено так называемым страсбургским механизмом. Это противоречило бы Статье 41 Конвенции, так как она предполагает совершение полной реституции, если только внут­ригосударственное право не докажет невозможность ее осуществления, с точки зрения конституционных положений[12].

 

В перспективном плане, позвольте мне подчеркнуть, что в некоторых делах, таких, как те, которые касаются нарушений Статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, денежная компенсация является средством защиты par excel­lence. В некоторых делах последствия нарушения конкретного права челове­ка, например, в делах по Статьям 2 и 3 Конвенции, являются полностью необратимыми и могут быть только, хотя всегда недостаточно, смягчены денежной справедливой компенсацией. Однако в ситуациях, подобных рас­сматриваемой в настоящем деле, проистекающих из несправедливого судеб­ного разбирательства в отношении заявителя, полная restitutio in integrum, в сущности, возможна. Она предполагает полный пересмотр всего дела.

 

еодержание