Право на защиту чести и доброго имени закреплено в Конституции России. Законодательство различает два основных способа ущемления чести и доброго имени - клевета и оскорбление.
Под клеветой понимается распространение сведений не соответствующие действительности и порочащих (позорящих) другое лицо.
Порочащими, в частности, будут сведения о нарушении лицом законодательства или моральных принципов (совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и тому подобные), либо иные сведения, умаляющие часть, достоинство и деловую репутацию. Такие сведения признаются клеветой лишь в случаях, когда они не соответствуют действительности.
Клевета должна затрагивать конкретное лицо. При этом не обязательно, чтобы лицо было названо по имени в публикации. Достаточно того, чтобы его можно было безошибочно идентифицировать исходя из содержания (текста) сообщения или материала.
Законодательство не рассматривает в качестве клеветы распространение не соответствующих действительности, позорящих сведений, если при этом невозможно определить конкретное лицо к которому данные сведения относятся. Так в России запрещено распространение не соответствующих действительности сведений, позорящих группы или категории лиц по признакам расы, национальности и отношения к религии, однако данные правонарушения не рассматриваются как клевета и влекут ответственность в соответствии с иными статьями Уголовного Кодекса. Помимо этого запрещено использование прав журналиста на распространение информации с целью опорочить отдельные категории граждан исключительно по признакам пола, возраста, языка, профессии, места жительства и работы и в связи с их политическими убеждениями, однако данные действия, как и в предыдущем случае, не рассматриваются законодательством как клевета и за эти правонарушения ответственность не установлена.
Клевета должна относиться к конкретным фактам, соответствие или несоответствие которых действительности можно проверить.
Законодательство предусматривает весьма широкий набор способов реагирования на клевету.
Во-первых, это право на опровержение. Право на опровержение закреплено в статье 151 Гражданского Кодекса Российской Федерации и в статье 43 Закона «О средствах массовой информации". Любое лицо имеет право требовать от редакции средства массовой информации опровержение распространенных ею не соответствующих действительности и порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию сведений. В случае, если сам человек не может в силу каких либо причин потребовать опровержения таких сведений, это могут делать его законные представители. Наследники и иные заинтересованные лица имеют право требовать опровержения также не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию уже умершего человека.
Требование об опровержении должно содержать указание на сведения, не соответствующие действительности, которые требуют опровергнуть, а также указание на то, в каком средстве массовой информации и когда данные сведения были опубликованы.
При этом гражданин или юридическое лицо, требующие опровержения, не обязаны предоставлять какие-либо доказательства несоответствия сведений действительности или обосновывать, почему данные сведения ущемили его честь, достоинство или деловую репутацию.
Заявители вправе представить текст опровержения, который, не может более чем вдвое превышать объем опровергаемого фрагмента сообщения или материала. При этом законом установлен минимальный объем опровержения: одна стандартная страница машинописного текста, или, для телевидения и радио, - эфирное время, необходимое для прочтения диктором такой страницы.
Редакции дается один месяц для решения вопроса об опубликовании опровержении или отказа в его публикации. В случае, если она не располагает доказательствами соответствия распространенных сведений действительности, она обязана опубликовать опровержение. О своем решении она обязана письменно известить обратившееся за опровержением лицо. Отказ в опровержении должен быть мотивирован.
Опровержение должно последовать в течении десяти дней с момента получения редакцией требования об опровержении или его текста, в случае, если средство массовой информации выходит в свет (в эфир) не реже одного раза в неделю, или в ближайшем подготавливаемом номере, в случае, если периодичность выхода средства массовой информации в свет (в эфир) более указанного срока.
Редакция обязана опубликовать опровержение в том же средстве массовой информации, которое распространило опровергаемые сведения. Опровержение в печатном издании должно быть набрано тем же шрифтом, что были напечатаны опровергаемые сведения, и помещено под заголовком «опровержение», как правило в том же месте полосы, что и опровергаемые сообщения и материалы. Опровержение по радио и телевидению должно быль передано в то же время суток и, как правило, в той же передачи, что и опровергаемые сведения.
В случае, если текст опровержения представлен, редакция вправе предоставить лицу, требующему опровержения, право самому зачитать его в прямом эфире или в записи.
Редакция должна отказать в опровержении, если лицо пытается посредством опровержения злоупотребить свободой массовой информации, то есть использовать средство массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для пропаганды войны, разглашения сведений, составляющих государственную или иную охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя или целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости и розни. В случае, если редакция не исполнила это требование, ей может быть вынесено предупреждение о недопустимости злоупотребления свободой массовой информации.
Также редакция обязана отказать в публикации анонимного опровержения и опровержения, противоречащего вступившему в законную силу решению суда.
В некоторых случаях закон оставляет вопрос об отказе в опровержении на усмотрение самой редакции. Это случаи, когда данные сведения уже были опровергнуты в данном средстве массовой информации, и когда требование об опровержении поступило по истечении одного года с момента распространения опровергаемых сведений.
Отказ в опровержении может быть обжалован в суд в порядке гражданского судопроизводства в течении года со дня распространения опровергаемых сведений. Право на обращение в суд возникает и тогда, когда, несмотря на отсутствие отказа, редакция нарушила порядок или сроки публикации опровержения. В случае пропуска годичного срока по уважительным причинам он может быть восстановлен судом.
В случае неисполнения решения суда об опровержении сведений, на редакцию может быть наложен штраф в размере до двухсот минимальных размеров оплаты труда в России, взыскиваемый в пользу государства, который не освобождает от обязанности публикации опровержения.
Вторым способом реагирования на клевету является ответ. Право на ответ предусмотрено статьей 46 Закона «О средствах массовой информации». При этом право на ответ принадлежит лицу, в отношении которого распространены не соответствующие действительности сведения, вне зависимости от того порочат ли эти сведения его честь, достоинство или деловую репутацию. Право на ответ у гражданина возникает также и в том случае, если сведения ущемляют его права и законные интересы, в том числе и не связанные с защитой чести и доброго имени.
Таким образом, право на ответ значительно шире права на опровержение и охватывает также случаи, не относимые российским законодательством к клевете.
К праву на ответ применяются описанные выше правила о порядке опровержения.
Право на опровержение и право на ответ не составляют обязанности лица, в отношении которого опубликованы не соответствующие действительности и порочащие его сведения и не использование этих прав не лишает лицо права требовать привлечения виновного к ответственности.
Российское законодательство достаточно подробно регулирует вопросы ответственности за клевету. За это правонарушение может наступить как гражданская, так и уголовная ответственность. Выбор того, к какой ответственности привлечь нарушителя в большинстве случаев принадлежит лицу, права которого были нарушены. Уголовные дела о клевете относятся к числу немногих, которые в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством относятся к категории дел частного обвинения и возбуждаются не иначе как по жалобе потерпевшего непосредственно судом (судьей). Потерпевший вправе прекратить уголовное преследование на любой стадии дела, за исключением случая, когда в виду особой общественной значимости дела или беспомощного состояния потерпевшего или его зависимости от обвиняемого, при отсутствии жалобы потерпевшего дело возбудил прокурор.
Законодательство рассматривает уголовную и гражданскую ответственность за клевету как совершенно самостоятельные и независимые друг от друга и не исключает возможности одновременного привлечения за нее и к уголовной, и к гражданской ответственности.
Однако условия наступления уголовной или гражданской ответственности существенно различаются.
Уголовная ответственность за клевету в средстве массовой информации предусмотрена статьей 130 Уголовного Кодекса Российской Федерации. В данной статье под клеветой понимается распространение заведомо ложных позорящих другое лицо измышлений.
Распространяемые сведения должны быть заведомо для лица их распространяющего не соответствующими действительности. В случае, если лицо добросовестно заблуждается относительно соответствия сведений действительности и распространяет ложные сведения, которые считает действительно имевшими место, оно не может быть привлечено к ответственности по данной статье. При этом необходимо иметь в виду, что в отличие от остальных граждан на журналиста законом прямо возлагается обязанность проверять достоверность сообщаемой им информации, и поэтому по отношению к нему понятие добросовестного заблуждения будет иметь иное, чем по отношению к иным лицам, содержание.
Обязанность доказывания несоответствия распространенных сведений действительности, их позорящего характера и недобросовестности журналиста, их распространившего в данном случае возлагается на лицо, подавшее жалобу. В силу положений статьи 49 Конституции на журналиста, обвиняемого в клевете, не может быть возложена обязанность доказывать свою невиновность.
К уголовной ответственности за клевету в средствах массовой информации может быть привлечен журналист, или лицо, на которого данный статус распространяется в силу закона (на авторов, не связанных с редакцией средства массовой информации трудовым или иным договором, но признаваемые ею в качестве своих внештатных авторов или корреспондентов, выполняющих поручение редакции, а также работников средств массовой информации, распространяемых в пределах одного предприятия, учреждения или организации). При этом редакция средства массовой информации, в котором были опубликованы сведения, являющиеся клеветой, может быть в этом случае привлечена зарегистрировавшим ее органом (Роскомпечатью или его территориальным управлением) к административной ответственности за злоупотребление свободой массовой информации, путем вынесения ей предупреждения.
Как уже было сказано, лицо в отношении которого были распространены не соответствующие действительности сведения ущемляющие его честь, достоинство или деловую репутацию, может, независимо от привлечения лица к уголовной ответственности, осуществлять защиту своих прав в порядке гражданского судопроизводства.
В данном случае ответственность могут нести как журналисты, так и редакции средств массовой информации, которые распространили сведения. В случае, если материал опубликован без указания имени автора, к ответственности привлекается только редакция, а в случае, если редакция не является юридическим лицом (что допускается Законом «О средствах массовой информации"), к ответственности привлекается учредитель средства массовой информации. При этом их положение будет менее благоприятным, чем в случае с уголовным преследованием.
В соответствии со статьей 151 Гражданского Кодекса Российской Федерации и статьей 43 Закона «О средствах массовой информации» обязанность доказывания соответствия сведений действительности лежит на ответчиках (журналисте и редакции) независимо от того предъявлен ли иск о защите чести и достоинства или только о возложении на редакцию обязанности публикации опровержения. Истец обязан доказать лишь сам факт распространения сведений.
На требования о защите чести, достоинства и деловой репутации не распространяются сроки исковой давности и они могут быть предъявлены в любое время после публикации.
Лицо, в отношении которого были распространены не соответствующие действительности, позорящие его сведения, имеет право требовать возмещения причиненных публикацией убытков, при предъявлении гражданского иска о защите чести, достоинства и деловой репутации, так и в случае привлечения лица к уголовной ответственности за клевету.
Наряду с возмещением ущерба от публикации, лицо вправе требовать компенсации причиненного публикацией морального вреда, под которым понимаются физические или нравственные страдания, переживания, вызванные распространением не соответствующих и порочащих честь, достоинство или деловую репутацию лица сведений, и последствиями распространения таких сведений, в том числе вызванные и физическими страданиями (например, болезнью).
Требование о компенсации морального вреда может быть заявлено вместе с требованием защиты чести, достоинства и деловой репутации, требованием об опровержении, либо независимо от них. Допускается также предъявление требований о компенсации морального вреда в уголовном процессе.
Лицо, предъявившее требование о компенсации морального вреда обязано доказать факт причинения физических и нравственных страданий в результате распространения средством массовой информации несоответствующих действительности, порочащих сведений, характер страданий и их степень.
Размер компенсации истец доказывать не обязан. Окончательное определение его размера отнесено к компетенции суда, который обязан при этом учитывать характер и содержание публикации, степень распространения порочащих сведений, степень вины редакции и журналиста, характер и глубину нравственных или физических страданий потерпевшего. Степень нравственных и физических страданий оценивается судом не только исходя из фактических обстоятельств его причинения, но и исходя из индивидуальных особенностей потерпевшего.
На требования о компенсации морального вреда исковая давность не распространяется.
Несмотря не то, что компенсация морального вреда производится в денежной форме, моральный вред относится российским законодательством к категории неимущественного вреда и требования о его компенсации оплачиваются государственной пошлиной, установленной в твердой сумме, а не от цены иска, как в случае возмещения причиненного клеветой ущерба. В настоящее время размер государственной пошлины составляет 10 процентов минимального размера оплаты труда.
В соответствии со статьей 57 Закона «О средствах массовой информации», редакция, главный редактор, журналист не несут ответственности за распространение не соответствующих действительности, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию лиц, сведений в случае, если они присутствуют в обязательных сообщениях (решениях суда, сообщениях зарегистрировавшего данное средство массовой информации государственного органа, заявлениях учредителя этого средства массовой информации и официальных сообщениях учредителя - государственного органа), а также в случаях, если такие сведения получены от информационных агентств, содержатся в ответе на запрос информации или в материалах пресс-служб государственных органов, учреждений и организаций и органов общественных объединений, в авторских произведениях, идущих в эфир без предварительной записи, или текстах, не подлежащих редактированию в соответствии с законом. Редакция и журналист освобождаются от ответственности также в случае, если порочащие сведения являются дословным воспроизведением фрагментов выступлений депутатов, делегатов съездов и конференций общественных объединений или официальных выступлений должностных лиц государственных органов, организаций и общественных объединений, либо дословным воспроизведением сообщений и материалов, распространенных ранее иным средством массовой информации, которое может быть установлено.
Однако наличие указанных оснований не исключает подачи иска об опровержении сведений и о компенсации морального вреда.
Вторым способом ущемления чести и достоинства лица является оскорбление. Под оскорблением понимается умышленное унижение чести и достоинства, выраженное в неприличной форме. Неприличная форма может выражаться, в частности, в использовании для отрицательной оценки личности нецензурной брани или сравнении человека с какими-либо одиозными личностями. Для наступления ответственности за оскорбление не имеет значения соответствие сведений или характеристик человека действительности.
Оскорбление обязательно должно быть обусловлено личными неприязненными отношениями с оскорбляемым лицом.
Помимо оскорбления личности, законодательство специально выделяет оскорбление судьи, народного или присяжного заседателя в связи с их деятельностью по осуществлению правосудия и оскорбление чувств и убеждений граждан в связи с их отношением к религии.
Алексей ВоиновОКНО В МИР
Статья 10 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (ЕКПЧ) обеспечивает защиту любых типов информации. Мнения, идеи, философские суждения и политические выступления, равно как и факты, и новости, защищены статьей 10 (Geillustreerde PERS, 1976). Однако, информации разного рода (т.е. по различным аспектам жизни общества) предоставлена разной степени защита.
СВОБОДА ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДИСКУССИИ
Информации и идеям дается значительно больший уровень защиты, если они преданы гласности в контексте политических дебатов. Иными словами, общественное слово (то есть информация по вопросам, представляющим интерес для всего общества) пользуется более высокой степенью защиты. Это вполне справедливо, поскольку люди должны как можно более полно знать о вещах и событиях, касающихся каждого человека. И Суд (Европейский Суд по правам человека - орган Совета Европы), и Комиссия (Европейская Комиссия Совета Европы) неоднократно подчеркивали, что свобода выражения мнений, в частности, свобода политических и общественных дебатов, составляет основу демократического общества (Times Newspapers Ltd. и A. Nail, 1991; Jersild, 1993).
Вот несколько примеров, когда Суд признавал информацию особо важной и на этом основании предоставлял ей защиту.
Рассмотрев дело газеты "Санди Таймс" (1979), Суд пришел к мнению, что общественная заинтересованность в свободе информации настолько важна, что ограничения, наложенные органами власти на публикацию в газете, являются нарушением статьи 10. По делам Лингенса (1986) и Обершлика (1991) Суд признал, что свобода прессы есть лучшее средство формирования общественного мнения о личности и поведении политических лидеров. В более общем виде Суд констатировал, что свобода политических дебатов - ядро, суть концепции демократического общества. По делам о книге «Ловец шпионов» ("Spycatcher") 1991 года Суд подчеркнул важность свободы слова в вопросах, представляющих интерес для всего общества (Sunday Times, 1991; Observer/Guardian, 1991). По делу Торгейрсона (1992) Суд принял во внимание, что статьи, сообщающие о фактах жестокости полиции, затрагивали вопросы, касающиеся всего общества. По делу Кастеллса (1992) Суд также обратил внимание на тот факт, что статья сенатора Кастеллса «содержала факты, вызывающие большой интерес общества». Что касается того, что заявления Кастеллса были направлены против правительства, Суд указал, что «пределы допустимой критики правительства шире, чем критики в отношении частных лиц или даже отдельных политиков. В демократическом обществе действия и просчеты правительства должны быть предметом пристального наблюдения не только со стороны законодательных и судебных органов, но также со стороны прессы и общественности».
Комиссия неоднократно указывала, что мера государственных органов, ограничивающая свободу информации и выражения мнений, должна рассматриваться с точки зрения ее влияния на ход политической дискуссии и может быть оправдана, только будучи абсолютно необходимой (Z., 1983).
Напротив, при наличии некоторых особых обстоятельств, ограничение свободы информации может быть оправдано лишь на том основании, что эта информация касалась вопросов политики (De Becker, 1962; T., 1982). Увольнение госслужащего за критику политики правительства было признано необходимой мерой, потому что его мнение основывалось на инфомации, полученной им в связи с его работой и касалось спорных политических проблем (Haseldine, 1992).
Неоднократно Комиссия и Суд подчеркивали значение свободы информации и выражения мнений в отношении сообщений о ходе отправления правосудия. Согласно одному из решений Суда, фундаментальный принцип свободы выражения мнений по вопросам общественного значения и высокий уровень защиты этой свободы «равно применимы и к сфере отправления правосудия, поскольку это служит интересам общества в целом. Суд не может действовать в вакууме. Хотя он и является форумом для урегулирования споров, это не означает, что вопросы, составляющие существо дела, не могут предварительно обсуждаться где-либо еще, будь то на страницах специализированного журнала, в общей прессе или же просто в обществе. Более того, хотя СМИ не должны преступать границ интересов правосудия, они обязаны передавать информацию и идеи, представляющие всеобщий интерес, в частности, по тем вопросам, которые предстанут и перед судом. При этом существует не только задача СМИ передавать такую информацию и идеи, но также право общества их получать « (Sunday Times, 1979 и др.).
Как показывает практика Комиссии и Суда,
средствам массовой информации предоставляется особо сильная защита, если
публикуемая информация касается деятельности органов государственной власти и
управления, включая судебные органы (Sunday Times, 1979; Barfod, 1987).
Действия или просчеты правительства, полиции, других государственных органов,
включая всю систему правосудия, всегда должны быть открыты для контроля со
стороны общественности (Prager/Oberschlick, 1994. См. также Thorgeirson, 1992).
С другой стороны, ограничения или санкции, налагаемые органами власти, могут быть оправданы, если высказанное по ходу еще не оконченного уголовного процесса мнение содержит жесткую критику правосудия (Е., 1984). Определенные ограничения свободы выражения мнений также могут быть признаны правомерными, если существует вероятность того, что репортаж о судебном процессе повлияет на мнение присяжных (Hodgson/Channel Four, 1987). По делу Sunday Times (1979) Суд подчеркнул опасность «суда газет» и «регулярных спектаклей - псевдо-судов в СМИ», которые могут повредить ходу предстоящего судебного разбирательства.
Принимая это во внимание, Суд в принципе все же отдает предпочтение защите свободы выражения мнений и информации (Sunday Times, 1979).
Статья 10 предоставляет защиту любым формам выражения мнений и любой информации, однако она особенно важна для защиты критических высказываний.
Суд постоянно подчеркивает, что свобода выражения мнений является основой демократического общества и одним из главных условий его прогресса и развития каждой личности. Свобода информации и выражения мнений в смысле статьи 10 ЕКПЧ применяется не только к информации и идеям, которые корректны или нейтральны и получены «предпочтительным» путем, но также и к обидным, шокирующим или раздражающим государство или часть населения. Таковы требования плюрализма, терпимости и свободомыслия, без которых нет демократии. Это значит, что 10 статья должна трактоваться с учетом высокого уровня защиты, предоставляемой свободе выражения мнений, даже если распространяемая информация причиняет вред интересам государства или групп населения, предприятий или политических деятелей (Sunday Times, 1979; Barthold, 1985; Lingens, 1986; Weber, 1990; Oberschlick, 1991; Castells, 1992; Thorgeirson, 1992; Schwabe, 1992; Open Door, 1992; Jersild, 1993).
Некоторые типы оскорбительных мнений защищены слабее. Высказывания, содержащие богохульственную клевету, например, признаются недопустимыми нападками на религиозные чувства граждан. Публикация мнений демонстративно богохульственного характера, глубоко оскорбительных для религиозных чувств человека, может составить преступление и подлежит наказанию, если нападки достаточно серьезны (X. Ltd. и Y., 1982).
В другом случае, рассматривая дело о фильме, который мог шокировать традиционных христиан или оскорбить их религиозные чувства, Комиссия приняла во внимание преобладающий сатирический характер фильма и заключила, что его конфискация нарушила статью 10 (Otto-Preminger, 1993).
Публикация и распространение памфлетов, утверждающих, что убийства миллионов евреев по политическим мотивам во времена Третьего Рейха являются сионистской мистификацией, рассматривались как клеветнические нападки на еврейское сообщество и на каждого члена этого сообщества (X., 1982). Цензура тюремными властями изданий, признанных «явно антисемитскими», может быть оправдана в целях защиты законных интересов других лиц или предотвращения беспорядков и преступлений (Lowes, 1988). Комиссия принимает во внимание, что демократическое общество основано на принципах терпимости и широкомыслия, однако ограничение нацистской и фашистской пропаганды признается необходимым в демократическом обществе (Х., 1976).
Лица, ответственные за публикацию и распространение листовок, подстрекающих к расовой дискриминации, и чья политика явно содержит элементы расовой дискриминации, могут быть исключены из сферы защиты статьи 10 ЕКПЧ. Выражение антидемократических, расистских мнений не защищено статьей 10 (Glimmer Veen и Hagenbeek, 1979).
Распространение расистских высказываний в телепрограмме не обязательно должно вести к осуждению журналиста, сделавшего эту программу и записавшего интервью с расистами. По делу Джерсилда (1993) Комиссия указала, что целью телепередачи было привлечение внимания к проблеме расизма и расовой нетерпимости, а не выказывание неуважения к репутации или правам других лиц. Журналист, осужденный датскими властями и подавший в Суд жалобу, при подготовке и показе телепрограммы не намеревался распространять расистскую идеологию, а хотел показать ее присутствие в обществе. В этих обстоятельствах важно, чтобы СМИ не опасались уголовных и иных санкций и вследствие этого воздерживались от передачи мнений по вопросам общественного значения. По этой причине Комиссия заключила, что осуждение журналиста за содействие в распространении расистских высказываний нарушило статью 10.
ФАКТЫ И ОЦЕНКИ
Нужно отметить, что Европейский Суд несколько раз приходил к заключению, что осуждение за клевету и оскорбление по ряду дел противоречит статье 10 ЕКПЧ, хотя публикации содержали сильные выражения и недоброжелательные высказывания. По делу Лингенса (1986) Суд указал, что содержание и тон статей были в целом уравновешенными, но использование слишком сильных формулировок в оценочных суждениях о г-не Крайском, в частности, нанесло вред его репутации. Однако, сильная критика со стороны Лингенса была вполне обычным явлением в контексте политических дебатов. Практика Суда показывает, что нужно принимать во внимание цель и контекст подобных сильных формулировок или жесткой критики. Суд проявляет более высокую степень терпимости в отношении жестких выражений, если они высказываются в адрес политиков, правительства или органов государственной власти. Заявления против коммерческих предприятий (Markt Intern, 1989 и 1991; Jacubowski, 1994) или обвинения в адрес судей (Barfod, 1989; Prager/Oberschlick, 1994) не располагают такой высокой степенью защиты в рамках статьи 10.
По мнению Суда, необходимо тщательно разграничивать факты и оценочные суждения. Можно доказать или же опровергнуть какие-либо факты, в то время как истинность оценочного суждения недоказуема, и поэтому последнее пользуется более широкой защитой в рамках статьи 10. Необходимость запрета на публикацию заявлений, соответствующих действительности, требует особо строгой проверки (Markt Intern, 1991).
По делу Лингенса (1986) Суд в оправдание заявителя подчеркнул, что факты, на которых Лингенс основал свое оценочное суждение, были неоспоримы, также как и его добрые намерения (См. также Oberschlick, 1991). По делу Швабе (1992) Суд установил, что утверждения в пресс-релизе являлись оценочными суждениями, где доказательства не применимы. Суд также подчеркнул, что факты, на которых заявитель основал свое мнение, были истинными, а его добросовестность не подлежит сомнению.
Как видно, Европейская Комиссия и Европейский Суд учитывают, была ли у оскорбительных утверждений фактическая основа. По делу Барфода (1989) Суд указал, что клеветнические утверждения против судей были «вынесены без каких-либо обоснований». Учитывая то, что не было представлено никаких доказательств высказанных обвинений, Суд посчитал, что гарантии статьи 10 в защиту свободы выражения мнений заявителя по данному делу не могут быть применены (См. также Prager/Oberschlick, 1994).
Фактическая основа утверждений может быть довольно относительной. В соответствии с решением Суда по делу Торгейрсона (1992), оскорбительные заявления могут быть основаны даже на «историях» или «слухах», если их источники достаточно многочисленны, а сами они настолько единообразны, что можно им доверять.
Европейский Суд в своей практике предоставляет защиту свободе художественного самовыражения, которое, по мнению Суда, «дает возможность участвовать в общественном обмене всякого рода идей и информации культурного, политического и социального характера» (Muller, 1988; Otto-Preminger, 1993). Суд считает, что люди, которые создают, интерпретируют, распространяют, демонстрируют произведения искусства, осуществляют обмен идеями и мнениями, который чрезвычайно важен для демократического общества.
По делу 1983 года "N. против Швейцарии" Комиссия указала, что в ее задачи в принципе не входит оценка художественной ценности изображений. Комиссия не дала ответа на вопрос, пользуется ли свобода художественного самовыражения большее сильной защитой статьи 10, чем иные формы выражения мнений.
Суд определенно не признает «exceptio artis»: художники и люди, распространяющие их произведения, не исключены из сферы действия ограничений, предусмотренных частью 2 статьи 10 (Muller, 1988. См. также Х., 1974а).
ЗАЩИТА РЕКЛАМЫ
Статья 10 ЕКПЧ также защищает и коммерческую (рекламную) информацию. Еще в ранних решениях Комиссии признавалось, что коммерческая реклама и рекламные кампании подлежат защите со стороны статьи 10 (Х., 1978; Church of Scientology, 1979; Liljenberg, 1983).
По рассмотрении дела Маркт Интерн (1989 и 1991) Суд заключил, что опубликованная статья содержала информацию коммерческого характера и что «такая информация не исключается из сферы действия части 1 статьи 10, которая не применяется исключительно к каким-то определенным типам информации и идей или форм выражения». Дело Маркт Интерн представляет собой образец для защиты коммерческой информации в рамках свободы выражения мнений и информации. В своем отчете Комиссия поместила «коммерческую рекламу» в рамки действия части 2 статьи 10 (Markt Intern, 1987), а решение Европейского Суда было вполне определенным в части признания «информации коммерческого характера» находящейся в сфере защиты статьи 10 ЕКПЧ (Markt Intern, 1989. См. также Markt Intern, 1991). Тот факт, что в данном случае информация лежит за пределами обсуждения вопросов общественной важности, не исключает ее из сферы защиты статьи 10 (Jacubowski, 1994).
В деле, касавшемся ограничений на рекламу юридической практики, также была применена статья 10. Как указал Суд, заметки в местном бюллетене были опубликованы явно в рекламных целях, но в то же время они снабдили читателей нужной информацией о юридической помощи, что помогло им в доступе к правосудию (Сasado Coca, 1994).
Все эти решения Суда и доклады Комиссии несомненно свидетельствуют о том, что коммерческая реклама защищена статьей 10 ЕКПЧ, хотя уровень защиты коммерческой информации и рекламы ниже, чем, скажем, политических высказываний (Church of Scientology, 1979. См. также Markt Intern, 1987, 1989 и 1991; Casado Coca, 1994). В своем решении от 15 января 1993 года о неприемлемости жалобы Комиссия признала существенным фактом, что ограничение на вещание касалось исключительно коммерческой рекламы (Roda Korsets Ungdomsforbund, 1993). По делу Хемпфинга (1991) Комиссия подчеркнула, что проспект не сообщал о проблемах общественного значения и не информировал общественность о каких-либо важных вопросах. Единственным поводом к подаче жалобы в Комиссию явилась реклама. В данных обстоятельствах Комиссия решила, что вмешательство в право выражения мнений заявителя было необходимо в демократическом обществе.
Практика Еврокомиссии и Евросуда не дает никакой дополнительной защиты свободе «коммерческого слова» в рамках статьи 10. Европейский Суд может защитить информацию коммерческого характера, однако в принципе он не относится к защите рекламы как к защите свободы слова как таковой. Если ограничения на рекламу достаточно ясны и призваны регулировать деятельность СМИ, рекламодателей, рекламопроизводителей и т.д., они могут быть признаны соответствующими нормам статьи 10. Существуют несомненные признаки того, что в данной Конвенции защита (применение статьи 10 к коммерческой информации) сведена к минимуму слабым надзором и терпимым отношением европейских органов к действиям национальных органов власти в области рекламы. До сих пор ни одна из ограничивающих рекламу или коммерческое слово норм не была признана Судом нарушающей статью 10 (Casado Coca, 1994. Иной подход в деле Casado Coca, 1992).
Как видно из практики Суда и Комиссии, значение статьи 10 в связи с регулированием рекламы и ограничениями на «информацию коммерческого характера» является пока скорее символическим.
РАЗЛИЧНЫЕ ТИПЫ СМИ
Суд в своих решениях многократно подчеркивал важнейшую роль, которую играет пресса, - роль поставщика информации и общественного стража. По делу "Санди таймс" (1979) Суд указал, что принципы свободы информации и выражения мнений особенно важны в отношении прессы: СМИ выполняют задачу передавать информацию и идеи по всем важным для общества вопросам. Их законный интерес состоит в сообщении о фактах недостатков в деятельности государственных органов, включая неправомерные действия, тем самым привлекая внимание общественности к этим важным вопросам (Times Newspapers Ltd. и A. Neil, 1991).
При оценке необходимости вмешательства в свободу выражения мнений учитываются специфические характеристики средств массовой информации разных типов.
По делу Перселла (1991) Комиссия выразила мнение, что вмешательство в свободу выражения мнений заявителя оправдано интересами национальной безопасности и предотвращения беспорядков и совершения преступлений, учитывая значение и огромную силу и влияние радио и телевидения. В своем решении от 16 апреля 1991 года Комиссия указала, что «радио и телевидение воздействуют на аудиторию немедленно по сравнению с печатными СМИ, а возможности вещателя исправить, уточнить, интерпретировать какое-либо утверждение, высказанное по радио или телевидению, более ограничены» (Purcell, 1991). В решении от 3 мая 1988 года Комиссия признала, что «заявительница, делая свои утверждения, воспользовалась средством массовой информации, воздействие которого сколь широко, столь и незамедлительно, а именно - телевидения» (Morissons, 1988).
В одном из своих решений (май 1992 года) Комиссия приняла во внимание, что заявитель, выражая свое мнение, воспользовался средством массовой информации широкого и немедленного влияния, а именно ежедневной газетой с большим тиражом. Это было признано важным фактором при оценке необходимости мер, принятых властями, и стало одним из аргументов в оправдание увольнения гражданского служащего, направившего письмо в газету «Гардиан» (Haseldine, 1992).
Статья 10 защищает не только содержание информации и идей, но также средства передачи и приема информации, поскольку ограничения, налагаемые на работу таких средств, препятствуют пользованию правом получать и передавать информацию и идеи (Autronic, 1990).
По делу Гроппера Радио (1990) Суд признал, что телевещание по кабелю наравне с вещанием в эфире подпадает под действие части 1 статьи 10 независимо от содержания программ. Прием телепрограмм посредством спутниковых антенн также подлежит защите 10 статьи (Autronic, 1990). Судебное предписание передать телепрограмму, запрет на передачу интервью с определенными организациями или же осуждение из-за содержания телепрограммы были признаны Судом нарушением свободы выражения мнений (Hodgson/Channel Four, 1987; Purcell, 1991; Jersild, 1993).
Право на свободу выражения мнений по статье 10 не может тольковаться как безусловное право любого гражданина или организации на доступ в эфир для выражения собственного мнения. Однако, отказ в предоставлении эфирного времени, например, специфической группе населения может при определенных обстоятельствах стать предметом спора по статье 10 или по совокупности статей 10 и 14, запрещающей дискриминацию по различным признакам. Как указывала Комиссия, такой спор может возникнуть, если, скажем, одной из политических партий в период избирательной кампании было отказано в доступе в эфир, в то время как другим партиям предоставлялось эфирное время (X. и Assoc. Z., 1971; X., 1979d; Assoc. X., 1982).
Статья 10 не будет нарушена, если в доступе в эфир отказано по причинам, которые не могут быть признаны необоснованными, дискриминационными или не совпадающими с принципами объективности и беспристрастности (Verein Alternatives Lokalradio, 1986; Sundberg, 1987; J., 1993).
Практика Европейского Суда показывает, что ограничения на распространение и прием радио- и телепрограмм должны соответствовать требованиям части 2 статьи 10. По делу Гроппера-Радио (1990) Суд пришел к выводу, что ограничение на передачу по кабельным сетям программ Гроппера-Радио было законным и соответствовало требованиям защиты международной телекоммуникационой сети и прав других лиц. Оспаривавшийся запрет мог быть необходим для предотвращения уклонения от исполнения закона: он не был формой цензуры, направленной против содержания или идеи программ, но явился вполне законной со стороны швейцарских властей мерой воздействия на швейцарскую станцию, которая вещала из-за границы (из Италии) в обход действующего швейцарского законодательства о телекоммуникационных системах.
Подтверждение тому, что статья 10 применяется к выражению мнений посредством телевещания, можно также найти в статье 4 Европейской Конвенции о трансграничном телевидении. В соответствии с этой Конвенцией, стороны-участницы должны следовать нормам свободы информации и выражения мнений в соответствии со статьей 10 Европейской Конвенции о правах человека, и должны гарантировать свободу принимать и свободу ретранслировать на своей территории программы, которые соответствуют целям Конвенции о телевидении. Статья 9 этого же документа (Конвенции о телевидении) признает право общественности знать о важных событиях, информация о которых распространяется посредством телевещания.
Это обязывает государства принимать законные меры во избежание ущемления права общества на информацию в случае, если только один вещатель имеет исключительное право на сообщение или трансляцию события, представляющего общественный интерес.
Разрешая дело Маркт Интерн (1989), Суд остановился на значении специализированной прессы. Как указано в решении, коммерческая стратегия производственных предприятий может быть предметом критики как со стороны потребителей, так и со стороны специализированных СМИ: для выполнения этой задачи специализированная пресса должна разглашать факты, представляющие интерес для читателей и, таким образом, содействовать открытости бизнеса.
Предприятия киноиндустрии, желающие показать определенный фильм, защищены статьей 10 (Otto-Preminger, 1993). Прокат и продажа видеофильмов также подпадают под защиту 10 статьи Конвенции (W. и K., 1991).
ЛИЦЕНЗИРОВАНИЕ
Третье предложение части 1 статьи 10 четко указывает на предприятия, связанные со средствами вещания, и предоставляет государствам-участникам возможность установить требования к лицензированию телерадиовещания и кинопроката. Таким образом, государства могут контролировать способы органзации вещания на своих территориях посредством системы лицензирования.
В соответствии с решением Европейского Суда, введение в часть 1 статьи 10 третьего предложения вызвано техническими или практическими обстоятельствами, такими как ограниченное число доступных частот или же необходимость крупных капиталовложений в сроительство передатчиков. Это последнее предложение, в соответствии с которым лицензирование телевещания не запрещено, отражает также политику некоторых государств, которые считают, что вещание должно находиться в ведении государства (Groppera Radio, 1990).
Лицензирование никоим образом не нарушает прав, гарантированных статьей 10 Конвенции. Свобода передавать информацию посредством вещания с должным образом оформленной лицензией несомненно гарантирована статьей 10 Конвенции (Informationsverein Lentia, 1992b). Однако, если заявителю не выдают лицензию на иных, не обусловленных техническими требованиями, основаниях, это противоречит статье 10 (Informationsverein Lentia, 1992b и др.). Следовательно, меры, предпринимаемые государственными органами в связи с лицензированием, не исключены из сферы действия требований части 2 статьи 10: они не должны противоречить целям и задачам 10 статьи в целом (Groppera Radio, 1990). В ряде последующих решений Суд снова определенно указывал на то, что смысл и цели последнего предложения части 1 статьи 10, а также его применение должны соответствовать статье 10 в целом и, в частности, требованиям части 2, с позиции которых рассматривается лицензирование (см, например, Informationsverein Lentia, 1993).
В решении, принятом в октябре 1986 года, Комиссия указала, что "государства не обладают неограниченной свободой оценки в отношении системы лицензирования. Хотя Конвенция не гарантирует вещательным организациям права на получение лицензии, тем не менее отказ государства в ее выдаче не должен быть необоснованным или дискриминационным и, следовательно, противоречить принципам Конвенции и правам человека, заложенным в ней. Поэтому система лицензирования, не следующая требованиям плюрализма, терпимости и широкомыслия, являющимся ядром демократического общества, будет нарушать часть 1 статьи 10 ЕКПЧ" (Verein Alternatives Lokalradio, 1986). Примером этого может служить решение по делу Аутроник (1990) об ограничении на прием радио- и телепрограмм из-за рубежа. Суд воспользовался своим полномочием по контролю, которое предоставлено ему частью 2 статьи 10 ЕКПЧ, и признал в данном случае применение третьего предложения части 1 статьи 10 неуместным.
В ряде последних решений Комиссия выразила мнение, что вещание должно быть организовано таким образом, чтобы предотвращать беспорядки в вещательной сфере. Это требование должно пониматься как предоставление сторонам-участницам возможности создавать такую систему лицензирования, которая бы обеспечила нормальное функционирование организаций-вещателей в тех регионах, где с технической точки зрения невозможно предоставить неограниченный доступ к радиочастотам (J., 1993 и другие).
Нужно отметить, что третье предложение части 1 статьи 10 больше не считается достаточным основанием для ограничений рекламы на радио и телевидении (X. и Assoc. Z., 1971).
ОГРАНИЧЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ МОНОПОЛИЙ
Принцип свободы информации в аудио-визуальном секторе ставит проблему вещательных монополий, а именно: не нарушают ли они статью 10, поскольку препятствуют установке частных радио- или телестанций.
Существование государственных вещательных монополий само по себе не нарушает статью 10 ЕКПЧ (Informationsverein Lentia, 1992b и 1993; Roda Korsets Ungdomsforbund, 1993). Как указано выше, непредоставление лицензии на вещание частному лицу может опираться только на третье предложение части 1 статьи 10 Конвенции, если отказ обусловлен причинами технического характера, касающимися распределения частот.
В 1982 году Комиссия выразила мнение, что бельгийское законодательство о монополиях на государственное вещание, действовавшее до 1979 года, не противоречило статье 10 ЕКПЧ. Тот факт, что частная организация не могла получить санкцию на работу с эфирными передатчиками, не был признан нарушением статьи 10, поскольку "использование радиопередатчиков и приемников требует регулирования и надзора со стороны государственных органов, которые должны обеспечить эффективное и рациональное использование возможностей телекоммуникационной сети". Комиссия заметила, что "такое регулирование и меры надзора зависят от возможностей технологий, которые, быстро развиваясь, постоянно меняются. Законодательные нормы регулирования радио коммуникаций, действовавшие в Бельгии до принятия закона от 30 июля 1979 года, были обусловлены необходимостью поддержки порядка и предотвращения преступлений, поскольку при незаконном использовании аппаратов существовала опасность того, что они могут повредить работе радиотелеграфных и радиотелефонных установок, а также того, что их использование может нарушить неприкосновенность частной жизни" (Х., и Y., 1982).
В последние годы техническое и политическое развитие привели к возникновению государственных монополий в аудио-визуальном секторе в большинстве европейских стран, а также к образованию дополнительных частных радио- и телевещательных организаций. Со временем становится все труднее оправдывать существование вещательных монополий на основании части 1 статьи 10, особенно потому, что правила лицензирования не должны противоречить второй части статьи 10. В ранних решениях как Суда, так и Комиссии статья 10 Конвенции (и особенно третье предложение части 1) являлась достаточным аргументом в оправдание государственных вещательных монополий (Х., 1968 и Х., 1972), однако в условиях сегодняшнего дня статья 10 может стать правовым аргументом против их существования. Некоторые решения и доклады Европейской Комиссии поддерживают этот подход (см. также Sacchi, 1976).
В решении, принятом в марте 1986 года, Комиссия учла то, что бельгийское законодательство о радиокоммуникациях изменилось с принятием в 1979 году нового закона, и новое регулирование открыло путь для местных частных радиостанций к получению лицензий на вещание. Учитывая факт, что теперь появилось правовое пространство для частных инициатив, Комиссия пришла к выводу, что закон 1979 года соответствует статье 10 ЕКПЧ (De Clerck, 1986). Таким же образом Комиссия признала, что шведские нормы, регулирующие вещание, не обошли вниманием частные инициативы, позволяющие частным вещателям, имеющим лицензию, пользоваться свободой передавать информацию в смысле статьи 10 Конвенции (Nydahl, 1993).
В январе 1992 года Европейская Комиссия по правам
человека признала приемлемыми несколько жалоб от претендентов на создание
частных радиостанций и местной кабельной сети. Жалобы были направлены против
австрийского законодательства, не дающего заявителям права создавать частные
радиостанции или частные телевещательные станции (Informationsverein Lentia,
1992a). В отчете от 9 сентября 1992 года Комиссия заключила, что нормы
австрийского законодательства нарушили статью 10 (Informationsverein Lentia, 1992b).
Позднее Комиссия еще раз, по крайней мере косвенно, подтвердила, что вещательная монополия как таковая не противоречит статье 10, если она "оставляет достаточно возможностей для частных инициатив, например, частных программ, и, таким образом, обеспечивает пользование правом передавать информацию в соответствии с частью 1 статьи 10 Конвенции". Государственную вещательную монополию, которая соответствует этому условию, трудно будет признать "чисто" государственной: как указала Комиссия, в системе вещания должен присутствовать и частный сектор.
Доклад Комиссии по делу Лентиа установил и некоторые другие важные стандарты по делам о вещательных монополиях. Даже когда национальная вещательная монополия гарантирует плюрализм и объективность мнений, это не оправдывает исключения частных инициатив местного или регионального уровня. Более того, экономические аргументы не являются достаточным оправданием существования вещательной монополии. В случаях, когда монополия на государственное вещание сохраняется правительством во избежание экономических затруднений или же в целях предотвращения возникновения новых монополий, Комиссия считает эти аргументы не относящимися к делу. Аргументы в поддержку запрета на деятельность частного радио и телевидения, основанные на том опасении, что будут выпускаться программы с односторонним освещением различных событий и явлений общественной жизни, также неприемлемы. По мнению Комиссии, статья 10 основана на идее защиты плюрализма мнений, а это означает, что даже таким программам должно предоставляться достаточное количество частот.
В решении, принятом в ноябре 1993 года, Европейский Суд занял ту же позицию, что и Еврокомиссия. Суд не согласился с аргументом австрийского правительства, что сохранение государственной вещательной монополии необходимо для избежания ее перегруппировки в "частные монополии". Суд учел опыт некоторых европейских государств, где, при сосуществовании частных и государственных станций, принимаются меры против развития частных монополий (Informationsverein Lentia, 1993 и другие).
В соответствии с практикой Суда и Комиссии последних лет, весьма затруднительно найти правовое оправадание существующих вещательных монополий, принимая во внимание современную интерпретацию и применение статьи 10 Конвенции. Полное исключение доступа к вещательной системе или участия в ней частного сектора нельзя признать соотвествующим статье 10. Страны-члены Совета Европы приняли ряд решений по организации вещания. Эти решения признают такие системы, где лицензии частным вещателям даются в рамках системы государственного вещания. Возможность получения лицензии может сильно варьироваться для местного, регионального или национального вещания. Хотя существование национальной вещательной монополии может быть оправдано в целях защиты плюрализма и объективности мнений, этого все же не достаточно для отказа в предоставлении лицензий частным теле- радиовещательным организациям на местном или региональном уровне, ибо система лицензирования должна соответствовать части 2 статьи 10 и уважать требования плюрализма, терпимости и широкомыслия, которые являются сутью демократии.
СТАДИИ ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОЦЕССА
Одной из главных характеристик статьи 10 является ее всеохватывающая защита различных стадий информационного процесса. Статья 10 защищает свободу выражения мнений, то есть свободу передавать информацию и идеи, а также свободу их распространения. Распространение журналов и бюллетеней, к примеру, определенно защищено статьей 10 (Arrowsmith, 1978; X., 1982; Chorherr, 1993; Bluf, 1993; Vereinigung Demokratischer Soldaten, 1993). Выход программ в эфир защищен статьей 10, также как и ретрансляция таких программ по кабелю (Groppera Radio, 1990). Статья 10 не ограничивается защитой выражения чьих-либо собственных мнений. Каждый желающий передать информацию или идеи, взятые из любого источника, может обратиться к статье 10 (P. Institut, 1991). К праву на свободу выражения мнений может взывать не только автор или редактор определенной публикации, но также и издатель, распространяющий информацию и идеи, содержащиеся в ней, и занимающийся производством и маркетингом (Х., 1983).
Однако, не все аспекты распространения информации защищены статьей 10 Конвенции. В решении, принятом в октябре 1985 года, Комиссия выразила мнение, что спор между подателем жалобы и распространителем газет, который отказался их доставлять, касался только коммерческих условий продажи газет, а такие вопросы не признаются связанными со свободой выражения мнений заявителя (Hammerdahls Stormaknadab, 1985).
Cтатья 10 также защищает свободу получать информацию и идеи. По делу «Санди таймс» (1979) Суд указал, что не только СМИ имеют право и задачу передавать информацию и идеи по важным вопросам, волнующим общество, но и «общественность также имеет право получать их». В том же решении Суд указал, что статья 10 не только гарантирует свободу информировать общество, но также право общественности быть должным образом информированным (см. также Barthold, 1985; Sunday Times, 1991; Observer/Guardian, 1991; Open Door, 1992; Informationsverein Lentia, 1993). Как отмечалось выше, прием телевизионных программ посредством спутниковой антенны также подпадает под защиту статьи 10 (Autronic, 1990 и др.).
Ограничения на деятельность по сбору новостей, которые прямо влияют на свободу выражения мнений, должны соответствовать части 2 статьи 10 (Purcell, 1991). Европейская Комиссия подчеркнула, что если организатор футбольного матча ограничивает право вести прямой репортаж с игры тех, с кем он предварительно обговорил условия проведения репортажа, это не является нарушением права на свободу выражения мнений, гарантированного статьей 10. Комиссия помимо прочего указала, что финансирование футбольных матчей обычно складывается не столько из средств, поступивших от продажи входных билетов, сколько из продажи теле- и радиокомпаниям права на проведение прямых репортажей. В таких обстоятельствах отказ устроителей матча предоставить право вести трансляцию не нарушает прав вещательных организаций (Netherlandse Omroepprogramma Stichting, 1991).
Негативное право, содержащееся в статье 10, которое обязывает органы власти не вмешиваться в информационный процесс, защищает граждан и организации от принуждения к даче информации или высказыванию мнений. Принуждение к даче информации, в частности, о журналистском источнике, составляет нарушение права журналиста получать и передавать информацию свободно и без вмешательства органов государственной власти (Goodwin, 1994).
ДОСТУП К ИНФОРМАЦИИ
В Европе довольно часто возникает вопрос, особо актуальный в наших, российских, условиях: можно ли считать статью 10 обеспечивающей правовую основу для доступа к официальной информации?
Как указывалось выше, практика Евросуда по правам
человека четко признает право общественности на информированность. Это значит,
что статья 10 говорит о том, что доступ к общим источникам информации не может
быть ограничен органами власти, если это не оправдано условиями, которые
выражены в части 2 статьи 10. Это, однако, не означает, что статья 10 дает
право гражданам иметь общий или какой-либо специальный доступ к частной или
официальной информации. При подготовке Конвенции даже специально отмечалось,
что законодатель не намеревался связать статью 10 с
правом доступа к
официальной информации (Travaux Preparatoires (Preparatory
Works of the Convention), 1975 - 1985).
Практика Еврокомиссии и Европейского Суда также не позволяет заключить, что статья 10 гарантирует право на доступ к официальной информации. Однако, есть ряд указаний на то, что при наличии определенных обстоятельств свобода информации и выражения мнений, гарантированная статьей 10, связана с доступом к официальной информации, а практика Комиссии и Суда предлагает соответствующие аргументы в защиту этого положения (см. также De Meij, 1989 и Voorhoof, 1991c).
В решении от 3 октября 1979 года Комиссия
посчитала, что "даже если допустить, что право получать информацию
может, при определенных обстоятельствах, включать право на доступ
заинтересованного лица к документам, которые, хотя и не доступны для всех,
но имеют большое значение для него, нужно сказать, что в данном деле не стоял вопрос
о том, что заявителю отказано в доступе к специальной информации" (Х.,
1979а). В решении 1974 года Комиссия решила, что статья 10 не предоставляет
должностным лицам государственных органов специального права на информацию,
которое было бы шире, чем для других лиц (Councillors, 1974). По другому делу
Комиссия пришла к мнению, что концепция информации в понимании части 1 статьи
10 не настолько широка, чтобы признать разглашение информации "такого
рода" (конкретной информации, по поводу которой была подана жалоба)
необходимым (Х., 1979b). В решении от 7 декабря 1981 года Комиссия выразила
мнение, что, хотя право на получение информации, гарантированное статьей 10, «в
основном нацелено на гарантирование доступа к общим источникам информации,
нельзя исключать, что в определенных обстоятельствах оно включает право на
доступ к документам, которые не доступны всем» (F., 1981. См. также Gaskin, 1986; Clavel, 1987).
Таким образом, Комиссия по крайней мере «in abstracto» признала, что право на доступ к официальной информации в определенных обстоятельствах или в отношении определенных типов информации защищено статьей 10. При этом, если определенное право на доступ к информационной системе законно гарантировано государством, то обращение к информации не может быть ни произвольно ограничено или запрещено по техническим или финансовым основаниям (Z., 1988).
Признано, что свобода доступа к общим источникам информации не может быть ограничена активными действиями органов власти (Z., 1988). Комиссия также разграничивает обязанность государства публиковать официальную информацию (активные действия) и обеспечение доступа к ней (пассивные действия). Однако, часть 1 статьи 10 Конвенции не предоставляет гражданам права доступа к источникам информации, касающейся третьих лиц, и не обязывает органы власти передавать им такую информацию (Clavel, 1987).
Этот подход также отражается в практике Суда по делам Линдера и Гаскина. По делу Линдера Суд указал, «что право на получение информации в целом запрещает правительству мешать лицу, которому другие лица хотят или стремятся передать информацию, в ее получении. Однако статья 10 в обстоятельствах, подобных обстоятельствам данного дела, не предоставляет частному лицу права на доступ к информации частного характера и не обязывает правительство передавать такую информацию частным лицам (Leander, 1987). По данному делу, а именно в отношении сведений, находящихся в распоряжении полиции, статья 10 была признана неприменимой.
Решение по делу Гаскина подобно вышеупомянутому: Суд решил, что «статья 10 не налагает на государство обязательства передавать информацию частным лицам» (Gaskin, 1987).
Нужно подчеркнуть, что Суд не исключил права на доступ к официальной информации из сферы действия статьи 10. По обоим делам Суд пришел к выводу, что только в данных обстоятельствах или же в отношении данного типа информации у заявителей не было права доступа к иформации. Это означает, что должны быть другие обстоятельства, в которых другие типы официальной информации подпадают под гарантии статьи 10 Конвенции.
Связь статьи 10 и права на доступ к официальной информации выражена в различных Резолюциях и Рекомендациях Парламентской Ассамблеи Совета Европы. В Резолюции от 23 января 1973 года Консультативная Ассамблея признала, что свобода информации и выражения мнений «должна включать свободу искать, получать, передавать, публиковать и распространять информацию и идеи. Должна быть корреспондирующая обязанность государственных органов власти делать доступной информацию по вопросам общественной значимости с разумными ограничениями и обязанностью СМИ давать полную и всеохватывающую информацию по общественно важным вопросам». В соответствующей Рекомендации предлагалось расширить статью 10 Конвенции до включения в нее свободы искать информацию «с корреспондирующей обязанностью органов власти делать информацию по вопросам общественной значимости доступной, естественно, с разумными ограничениями» (Consultative Assembly, 1973b).
В Рекомендации от 1 февраля 1979 года Парламентская Ассамблея признала, среди прочего, что «парламентская демократия может адекватно функционировать, только если весь народ и его выборные представители полностью информированы». Ассамблея выразила мнение, что «желательно, чтобы, за определенными небольшими исключениями, общественность имела бы доступ к правительственным данным; такая свобода информации поможет в преодолении коррупции и растраты государственных средств». Ассамблея предложила странам-участницам «представить систему свободы информации, то есть доступа к правительственным данным, включая право искать и получать информацию».
В Декларации о свободе информации и выражения мнений от 29 апреля 1982 года страны-участницы провозгласили цели, к которым они будут стремиться в области информации и масс-медиа и, в частности, -
«с) следование открытой информационной политике в государственном секторе, включая доступ к информации в целях повышения возможности граждан свободно обсуждать политические, социальные, экономические и культурные вопросы» (Committee of Ministers, 1982).
В заключение можно сказать, что право доступа к официальной информации прямо связано со свободой информации и выражения мнений, гарантированной статьей 10 Конвенции, однако сама по себе 10 статья не является достаточной правовой основой, эффективно гарантирующей гражданам право доступа к такой информации. Статья 10 ЕКПЧ применительно к данным вопросам должна трактоваться как обязывающая государста-члены предпринимать позитивные действия в целях организации доступа к официальной информации. Страны-участницы, которые не гарантируют доступ к официальной информации, могут быть признаны нарушающими статью 10 Конвенции.
Эта связь между статьей 10 и правом на доступ к официальной информации отражена в недавно принятой статье бельгийской Конституции. Новая статья введена в Конституцию законом от 18 июня 1993 года, гарантирующим право доступа к официальным документам. В докладе правительства, представляющем это нововведение, были учтены нормы статьи 10 и сделаны ссылки на практику европейских органов, а также на Резолюции и Рекомендации Совета Европы. Доклад указал на то, что статья 19 Конвенции ООН о политических и гражданских правах и статья 10 Европейской Конвенции «предлагают в качестве минимального стандарта основные гарантии защиты свободы коммуникаций, среди которых право на информацию занимает центральное место». В соответствии с докладом правительства, «толкование статьи 10 в отношении права общественности получать информацию подверглось динамичному развитию, и теперь этому праву соответствует обязанность государственных органов помогать его обеспечению путем открытости информации по вопросам общественной значимости, а также защиты свободы журналистов собирать информацию...» В заключении доклада бельгийского правительства говорится: «важный вывод, который следует из всего этого, - это понимание того, что бельгийские органы власти имеют по крайней мере моральное обязательство гарантировать доступность информации, и, следовательно, обеспечивать открытость в управлении, - обязанность, которая юридически подтверждена международными договорами».
Анна Брагина