Право на внутригосударственную защиту (ст. 13)

 

Особо следует сказать и еще об одном праве, юридическая квалификация кото­рого характеризуется той же самой особенностью, что и запрет на дискриминацию, а именно неразрывной связью с нарушением какого-либо права или свободы из числа признанных Конвенцией. Это предусмотренное ст. 13 право лица иметь возможность в слу­чае такого нарушения обратиться за защитой в национальный государственный орган. Такой орган обязательно должен существо­вать. Если его нет (практически это происходит тогда, когда ни один из имеющихся государственных органов не компетентен или не считает себя компетентным рассматривать обращение лица), то налицо нарушение ст. 13.

В 1997 г. Князь — глава государства Лихтенштейн — отказал­ся утвердить представление Парламента о назначении на новый срок Председателя Административного суда Герберта Вилле по той причине, что в 1992 г., когда Вилле занимал пост вице-пре­мьера, у него были разногласия с князем относительно вступления Лихтенштейна в ЕЭС, а уйдя затем в отставку, Вилле опублико­вал критическую статью, в которой, в частности, затрагивался кон­ституционно-правовой статус князя. Последний открыто признал, что именно эта публикация послужила ему в 1997 г. основани­ем для отказа в переназначении Вилле. Последний, в свою оче­редь, посчитал, что таким образом нарушено его право на сво­боду выражения мнения. Однако в государственной системе Лихтенштейна ни один орган (включая Конституционный суд) не мог рассмотреть жалобу Г. Вилле, поскольку она была направле­на против главы государства. Вилле обратился в Европейский Суд, который решением от 28 октября 1999 г. признал, что заявитель является жертвой нарушения как ст. 10, так и ст. 13 Конвенции.

Эта статья является как бы логическим продолжением ст. 1 Конвенции. По ст. 1 государства — участники Конвенции обязуют­ся обеспечивать каждому человеку, находящемуся под их юрис­дикцией, права и свободы, гарантированные Конвенцией. По ст. 13 эти государства берут на себя обязанность создать определенный механизм, дающий гражданину возможность защищать на наци­ональном уровне гарантированные Конвенцией права в случае их нарушения. Этот механизм должен быть достаточно действенным и эффективным; ст. 13 говорит не о любом средстве правовой защиты, а о средстве эффективном. Суд не раз подчеркивал, что ст. 13 требует наличия таких внутренних средств, которые позво­ляют компетентному государственному органу и рассматривать по существу жалобу на соответствующее нарушение Конвенции, и предоставлять соответствующую защиту.

Возникший вопрос, следует ли понимать ст. 13 как гарантию права лица или же лишь как требование к государству иметь необходимые институты защиты, Суд решил однозначно: речь идет об индивидуальном, самостоятельном праве, нарушение ко­торого влечет ответственность государства, но при условии, что Судом будет установлен факт нарушения какого-либо права из каталога, предусмотренного Конвенцией[1].

Суд отверг позицию, которую неоднократно защищали госу­дарства-ответчики, согласно которой жалоба по ст. 13 приемлема лишь тогда, когда факт нарушения защищаемого Конвенцией права уже установлен на национальном уровне. Суд справедливо указал, что подобная ситуация просто невозможна, поскольку реально нет органа, в который мог бы с достаточными шансами на решение дела обратиться заявитель.

Отсутствие "эффективного средства правовой защиты" в смысле ст. 13 Суд толкует весьма широко. Это не только отсут­ствие в государственной системе органа, компетентного рассмот­реть спорную ситуацию, но и бездействие органа, к сфере ведения которого отнесено рассмотрение вопроса, или бездействие в резуль­тате споров о компетенции различных властей друг с другом.

Суд в этой связи весьма требователен в оценках надлежащей деятельности соответствующих государственных органов. Так, в решении по делу "Курт против Турции" (1998 г.), констатируя нарушение ст. 13, Суд указал: "С учетом, в частности, того, что власти не провели сколько-нибудь серьезного расследования, Суд находит, что заявительница была лишена эффективного средства правовой защиты по ее жалобе на исчезновение ее сына при обстоятельствах, влекущих за собой ответственность властей"[2].

Сложившаяся практика Суда требует, чтобы средство защи­ты существовало только в отношении таких жалоб, которые "за­щитимы" по Конвенции. Жалобы на основании ст. 13 неприемле­мы, если претензии, о которых в них идет речь, являются явно необоснованными.

 

Содержание

 

Запрещение злоупотреблений правами (ст.17)

 

Статья 17 Конвенции гласит: "Ничто в настоящей Конвенции не может толковаться как означающее, что какое-либо государ­ство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет право заниматься какой-либо деятельностью или совершать какие-либо действия, направленные на упразднение прав и свобод, признан­ных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей степени, нежели это предусматривается в Конвенции". Этот текст воспроизводит с небольшим дополнением ст. 30 Всеобщей деклара­ции прав человека. Обе статьи в чем-то перекликаются с извест­ной формулой времен Французской революции "нет свободы для врагов свободы".

Статья 17 лишает покровительства Конвенции отдельных лиц и группы лиц в случае таких их действий, которые направлены на подрыв или полное уничтожение демократических принципов и свобод, охраняемых Конвенцией. В первоначальный период де­ятельности юрисдикционных органов Совета Европы Комиссия по правам человека на основании ст. 17 отклонила, например, жалобу по ст. 10 Конвенции, предметом которой был запрет властями программных документов кандидата на выборах, поскольку они носили откровенно расистский характер. Комиссия опиралась на ст. 17, когда отклоняла жалобы право- и леворадикальных органи­заций на их запрет властями ФРГ (ст. 11 Конвенции — свобода объединений).

В то же время Суд, рассматривая свое первое дело "Ловлес против Ирландии", отклонил требование государства-ответчика о применении в отношении заявителя ст. 17, так как он был причастен к террористической деятельности. Суд посчитал, что, по­скольку предметом жалобы является нарушение ст. 5 п. 3 Конвен­ции (неоправданно длительное задержание без доставления к судье), заявитель не может быть лишен гарантий, предоставля­емых этой статьей, равно как и судебных гарантий по ст. 6 Кон­венции (справедливое судебное разбирательство). Таким образом, Суд вывел из сферы ст. 17 все то, что подпадало под действие ст. 5 и 6 Конвенции. Сложилась правовая позиция, которой после­довательно придерживался Суд. Ее основной смысл в том, что в правовом государстве никто не может быть лишен тех гарантий, которые предоставляет Конвенция, на стадиях предварительного расследования и судебного разбирательства.

Случаи обращения судебной практики к ст. 17 достаточно редки.

В январе 1998 г. Суд вынес решение по делу "Объединенная коммунистическая партия Турции и другие против Турции". На­званная партия была создана 4 июля 1990 г., а уже через десять дней Генеральный прокурор при Кассационном суде обратился в Конституционный суд с требованием ее роспуска, с чем Консти­туционный суд согласился. При рассмотрении жалобы заявителей в Страсбургском суде на нарушения ст. 11 Конвенции турецкое правительство потребовало отклонить жалобу на основании ст. 17, поскольку "эта партия ставит под угрозу основы Конвенции и пра­ва, которые она призвана охранять". Однако Суд не согласился с этим, указав: "Привлечение к делу ст. 17 излишне; устав и про­грамма Объединенной коммунистической партии никоим образом не позволяют сделать вывод, что она использует Конвенцию для деятельности или совершения отдельных действий, направленных на подрыв прав и свобод, признаваемых Конвенцией"[3].

В том же 1998 г. ст. 17 вновь возникла в так называемом "петеновском деле"[4]. В 1984 г. газета "Монд" опубликовала подготов­ленный заявителями текст от имени Ассоциации в защиту памя­ти маршала Петена и Национальной ассоциации Петен — Верден, в котором важное место занимало оправдание и восхваление коллаборационистской деятельности маршала в 1941—1944 гг. Национальная ассоциация бывших участников сопротивления об­ратилась в Суд, требуя наказания авторов текста в газете "Монд" за апологию преступлений, совершенных петеновским режимом в сотрудничестве с немецкими оккупантами, и стремление поста­вить под сомнение суровый приговор, вынесенный Петену в 1945 г. В результате долгих хождений по разным судебным инстанциям дело завершилось символическим наказанием авторов публика­ции, которые тем не менее обратились в Страсбург, утверждая, что имело место нарушение свободы слова, т. е. ст. 10 Конвенции. В ходе судебного разбирательства Правительство Франции про­сило отклонить жалобу на основании ст. 17, поскольку "спорная публикация посягает на дух и смысл Конвенции и основные цен­ности демократии". Суд констатировал, что "оправдание пронацистской политики не может пользоваться защитой ст. 10", но од­новременно, ссылаясь на привходящие обстоятельства (историчес­кая отдаленность событий, наказание, вынесенное в порядке уго­ловного производства, что в обстоятельствах дела представлялось Суду несоразмерным, и т. п.), не только отказался применить ст. 17, но и определил, что имело место нарушение ст. 10. В свете приведенной выше общей констатации Суда это решение трудно назвать принципиальным, что нашло отражение в особых мнени­ях ряда судей.

От "злоупотреблений правами", о чем говорит ст. 17 Конвен­ции, следует отличать "злоупотребление правом подачи жалобы" (ст. 35 п. 3), которое влечет за собой признание жалобы неприем­лемой.

Общие замечания о каталоге прав. В Преамбуле Конвенции говорится, что она защищает лишь "некоторые" из прав и свобод человека. И хотя за словом "некоторые" скрывается достаточно широкий круг прав (тем более что он пополнен дополнительными Протоколами и толкованием Суда), этот каталог в некотором от­ношении беднее, чем, например, Международный пакт о граж­данских и политических правах, не говоря уже о Международ­ном пакте об экономических, социальных и культурных правах, поскольку создатели Конвенции с самого начала исходили из того, что эти права не являются ее предметом.

Во многих государствах — участниках Конвенции, главным образом тех, где действующие конституции приняты сравнитель­но недавно, круг прав и свобод, гарантированных этими консти­туциями, шире, чем каталог Европейской конвенции. К их числу относится и Конституция Российской Федерации 1993 г. В ней предусмотрены отсутствующие в Конвенции право на равный до­ступ граждан к государственной службе (ст. 32 ч. 4), право на уча­стие граждан в отправлении правосудия (ст. 32 ч. 5), право убежи­ща (ст. 63 ч. 1), гарантия права наследования (ст. 35 ч. 4) и др.

Отсутствие в Конвенции перечисленных прав создает для Суда немалые трудности, и это прежде всего относится к прин­ципу равенства. Практически при рассмотрении любого дела в Суде, где в той или иной степени затрагивается этот принцип, ему приходится обращаться к ст. 14 "Запрещение дискриминации". Суд должен определить, есть в данных обстоятельствах дела дискри­минация или ее нет. Но если дискриминация — это всегда нера­венство, то не всякое неравенство есть следствие дискриминации. Учет этого различия трудно дается Суду и вызывает немалые разногласия при решении дел[5].

С неполнотой каталога прав связано, в частности, наличие в Конвенции ст. 53, согласно которой ничто в ней не может быть истолковано как ограничение или умаление любого из прав чело­века и основных свобод, которые признаны законами государства-участника или договором, участником которого оно является. Другими словами, нельзя ссылаться на отсутствие в Конвенции какого-либо права для того, чтобы поставить под сомнение дей­ствительность такого права в национальном правопорядке государ­ства-участника или требовать на этом основании ограничительного толкования этого права.

Если оставить в стороне возможность дополнения каталога прав и свобод, предусмотренных Конвенцией, путем принятия определенного Протокола к ней (т. е. путем международно-пра­вового договора), то встает вопрос, является ли этот перечень (каталог) в его нынешнем виде закрытым. Не следует спешить с утвердительным ответом, хотя он и кажется очевидным. Деятель­ность Суда свидетельствует о том, что сам Суд никогда, ни на какой момент своей деятельности не рассматривал каталог как полностью закрытый. Принцип иволютивного толкования норм Конвенции "в свете сегодняшнего дня" (о нем ниже) всегда по­зволял ему при неизменности текста Конвенции расширять ее со­держание. В целом это положительный процесс, поскольку речь идет о защите прав человека. Однако он таит в себе и опаснос­ти, и к его более детальной оценке мы вернемся в последующих разделах.

Напомним еще раз, что за пределами каталога прав предмет­ная компетенция Суда заканчивается. Суд признает жалобу при­емлемой, а следовательно, рассмотрит ее по существу только при условии, что ее предмет — нарушение какого-либо права (или нескольких прав и свобод), предусмотренного Конвенцией. Если это условие (ratione materiae по терминологии Суда) не соблюде­но, то жалоба будет объявлена неприемлемой, т. е. не подлежа­щей рассмотрению по существу.

Во многих случаях вопрос о квалификации жалобы в свете ratione materiae больших сложностей не вызывает и решается уже при первоначальном ознакомлении с жалобой. Однако нередко он требует достаточно детального рассмотрения и связан с толкова­нием конвенционной нормы, которая предполагается нарушенной. Бывший мэр г. Владивостока В. Черепков, освобожденный 11 де­кабря 1998 г. Указом Президента РФ от этой должности и не до­бившийся отмены этого Указа в высших судебных инстанциях РФ, обратился 16 августа 1999 г. с жалобой в Европейский Суд, утвер­ждая, что в отношении него была нарушена ст. 3 Протокола № 1 Конвенции "Право на свободные выборы". Однако Суд в январе 2000 г. принял решение о неприемлемости жалобы. В обоснование Суд сослался на то, что названная ст. 3 говорит о "свободном во­леизъявлении народа при выборе законодательной власти", а органы местного самоуправления в соответствии с Конституцией РФ и Уставом Приморского края к таковым не относятся. В неко­торых судебных решениях Суд ранее прибегал к расширительному толкованию понятия "законодательная власть", понимая под ним не только парламент, но и иные законодательные собрания (на­пример, в решении по делу "Матье-Моэн и Клерфейт против Бельгии", 1987 г.)[6]. В данном случае он прибег к ограничительно­му толкованию, указав, что это обусловлено особенностями на­циональной правовой системы. Жалоба В. Черепкова была признана ratione materiae неприемлемой.

 

В.А.Туманов. Европейский Суд по правам человека. из. НОРМА.М.2001

 

Содержания