Право на физическую

неприкосновенность

 

(статья 3)

 

Общие положения

 

Как говорилось выше в связи со статьей 2, положения статьи 3 кос­венно касаются положений предыдущей статьи о защите права на жизнь. Однако значительно важнее провести сопоставление ста­тьи 3 с положениями других международных документов, а в некоторых случаях и с самими документами. Историческим предшественником статьи 3 Конвенции является статья 5 Всеобщей декларации прав чело­века, где единственным различием является включение слова «жесто­ким» в добавление к описанию запрещенного обращения или наказа­ния. Исторический преемник статьи 3 Конвенции, Статья 7 Междуна­родного пакта о гражданских и политических правах, следует формули­ровке Всеобщей декларации, но в нее включено дополнительное поло­жение о том, что «в частности, ни одно лицо не должно без его свобод­ного согласия подвергаться медицинским или научным опытам». Кроме этих двух аналогичных статей, права, охраняемые статьей 3 Европей­ской конвенции, защищаются также двумя другими конвенциями — Конвенцией Организации Объединенных Наций против пыток и дру­гого жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обраще­ния или наказания (которая вступила в силу в январе 1987 года) и Ев­ропейской конвенцией о предупреждении пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (которая вступила в силу в феврале 1989 года).

 

Статья 3 Европейской Конвенции о правах человека гласит следую­щее:

 

Никто не должен подвергаться пыткам и бесчеловечным и унижаю­щим достоинство обращению или наказанию.

 

Право быть свободным от пыток и право быть свободным от бесче­ловечного или унижающего достоинство обращения являются одними самых главных прав человека, поскольку они увязаны с личной не­прикосновенностью и человеческим достоинством индивида. Чрезвы­чайно высокое положение этих прав в международной иерархии прав человека отражает их особый статус в этом отношении. Например, в пункте 2 статьи 15 Конвенции о правах человека, которая позволяет государствам отступать от своих обязательств по Конвенции в случае чрезвычайных обстоятельств, подчеркивается значение прав по статье 3: ни при каких обстоятельствах государство не может отступать от своих обя­зательств по данной статье. Серьезный характер прав, защищаемых ста­тьей 3, вкупе с обязательно субъективным характером норм в связи с этими правами оказал двоякое влияние на развитие прецедентного права Комиссии и Суда. Во-первых, заявители часто ссылаются на ста­тью 3, пытаясь предоставить более высокий статус в противном случае довольно слабым претензиям по другим статьям Конвенции и, таким образом, девальвируя в принципе защиту по статье 3. Во-вторых, и Ко­миссия, и Суд толкуют положения статьи 3 весьма осторожно, оберегая в силу серьезности ее характера от возможности неуместного примене­ния. О нарушении статьи 3 необходимо судить по обстоятельствам кон­кретного дела с учетом господствующих на данный момент представле­ний. Однако абсолютных стандартов относительно видов обращения или наказания, запрещаемых статьей 3, не существует.

В деле Ирландия против Соединенного Королевства Суд отметил это для того, чтобы оценить свидетельства, которыми можно было обосно­вать решение о том, имело ли место нарушение статьи 3:

 

Суд принимает норму доказательства «вне разумных сомнений», но добавляет, что такое доказательство может последовать исходя из одно­временного наличия достаточно строгих, четких и согласующихся выво­дов или аналогичных не опровергаемых презумпций факта. В этом кон­тексте необходимо учитывать поведение сторон при получении доказа­тельств[1].

 

В межгосударственных жалобах Дании, Франции, Норвегии, Шве­ции и Нидерландов против Греции (греческое дело), в деле Ирландия против Соединенного Королевства, а также в делах Дания, Франция, Норвегия, Швеция и Нидерланды против Турции страсбургские органы столкнулись с многочисленными утверждениями о плохом обращении. Главная задача Комиссии в любом деле, представленном по статье 3, состоит в том, чтобы определить, свидетельствуют ли установленные факты о нарушении Конвенции в отношении того или иного индивида. Если обнаруживается целый ряд нарушений, то это может быть равно­сильно «практике» нарушения Конвенции. В связи с этим производится отбор доказательств и затем проводится расследование с тем, чтобы оп­ределить, существует ли административная практика несоблюдения оп­ределенных положений Конвенции. Если административная практика пыток и плохого обращения все-таки существует, то предписываемые при этом средства судебной защиты будут, видимо, рассматриваться как неэффективные. Чтобы определить существование административной практики, необходимы два элемента: повторяемость действий и офици­альная терпимость.

 

Под «повторяемостью действий» подразумевается значительное число случаев пыток или плохого обращения, которые отражают общую ситуацию. Схема таких действий может заключаться, с одной стороны, в том, что они происходят в одном и том же месте, что они приписываются со­трудникам одной и той же полиции или военного органа и что жертвы принадлежат к одной и той же политической категории; или, с другой стороны, что они происходят в нескольких местах или производятся четко определенными органами власти или направлены против тех, кто принад­лежит к различным политическим группировкам.

«Официальная терпимость» означает, что, хотя акты пыток или пло­хого обращения совершенно незаконны, с ними мирятся в том смысле, что начальники тех, кто несет непосредственную ответственность, знают о таких актах, но тем не менее не предпринимают никаких действий, чтобы наказать за их или не допустить их повторения; или что вышесто­ящий орган, имея перед собой многочисленные утверждения, проявляет безразличие, отказываясь провести надлежащее расследование в целях определения достоверности или недостоверности, или что при судебном разбирательстве не соблюдается беспристрастное слушание таких жалоб[2].

 

Пытки, бесчеловечное или унижающее достоинство

обращение: вопрос степени поведения

 

Комиссия и Суд по правам человека, как правило, рассматривают три основных понятия используемые в статье 3, различая их главным образом по степени. Комиссия впервые провела различия в степени по­ведения, запрещаемого статьей 3, в вышеупомянутом греческом деле. Комиссия отметила:

 

Все пытки необходимо считать бесчеловечным или унижающим до­стоинство обращением, а бесчеловечное обращение также унижающим достоинство. Понятие бесчеловечного обращения охватывает, по крайней мере, такое обращение, при котором намеренно причиняются суровые страдания, нравственные или физические, что в конкретной ситуации не­оправданно. Слово «пытка» зачастую используется для описания бесче­ловечного обращения, цель которого заключается в том, чтобы добиться информации или признания или назначения наказания, и, как правило, она является ужесточенной формой бесчеловечного обращения. Обраще­ние с индивидом или его наказание можно считать унижающим достоин­ство, если оно грубо унижает его перед другими или заставляет действо­вать его против своей воли или совести[3].

 

Страсбургские органы развили далее отличия по степени запрещен­ного поведения в поступившей позднее межгосударственной жалобе Ирландии против Соединенного Королевства. В этом деле под сомне­ние ставились формы и методы допроса (обычно называемые пятью ме­тодами), которые правительство Соединенного Королевства применяло к подозреваемым в Северной Ирландии. Это следующие пять способов:

1) заставлять подозреваемых стоять у стены в течение многих часов  в чрезвычайно неудобном положении;

2) заставлять подозреваемых надевать на голову капюшон во время допросов;

3) лишать подозреваемых сна;

4) подвергать подозреваемых шумовому воздействию и

5) лишать подозреваемых необходимой пищи и питья.

В своем решении Комиссия пришла к выводу, что эти пять методов представляют собой пытку и бесчеловечное обращение по смыслу ста­тьи З[4]. Однако Суд по тому же делу счел, что это бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, но никак не пытка. Суд провел различия между тремя категориями запрещенного поведения:

1. Пытка: намеренное бесчеловечное обращение, вызывающее весьма серьезные и жестокие страдания.

2. Бесчеловечное обращение: нанесение сильных физических и нравственных страданий.

3. Унижающее достоинство обращение: плохое обращение, направленное на то, чтобы вызвать у жертв чувства страха, боли и не­полноценности, которые могут унизить и опозорить их и, воз­можно, сломать их физическое или моральное сопротивление[5],  В своем решении по делу Тирера Суд высказал мнение о том, «что вызванное страдание должно достигнуть определенного уровня, прежде чем наказание можно классифицировать как "бесчеловечное" по смыс­лу статьи З»[6], таким образом четко указывая на то, что различия между тремя видами обращения заключаются главным образом в градации.

 

Пытка

 

При рассмотрении всего лишь нескольких дел страсбургские органы пришли к заключению, что пытка имела место в силу серьезного харак­тера такой пытки. Вряд ли можно провести четкое различие между пыт­кой и бесчеловечным обращением, несмотря на то, что Суд и Комиссия пытались сделать это. При рассмотрении некоторых дел государство, обвиненное в нарушении положения о запрещении пыток, пришло к дружественному урегулированию с отдельной потерпевшей стороной или политическому решению с обвиняющим государством вместо того, чтобы рисковать быть обвиненным в нарушении такого важного права. Так было при рассмотрении межгосударственной жалобы Греции про­тив Соединенного Королевства и в деле Дания, Франция, Норвегия, Швеция и Нидерланды против Турции[7]. В своем докладе по греческому делу Комиссия охарактеризовала как пытку или жестокое обращение вопреки статье 3 такие акты, как «фаланга» (удары по ногам деревянным или металлическим бруском или палкой), сильное битье жертв по всему телу, применение электротока, экзекуции насмешками и угроза застре­лить или убить жертву. Комиссия также отметила, что понятие «нефи­зической пытки» используется для того, чтобы скрыть нанесение нрав­ственных страданий, вызывая состояние боли или стресса другими сред­ствами помимо телесных оскорблений[8].

 

Бесчеловечное обращение

 

Термины «унижающее достоинство» и «бесчеловечное» часто приме­няются вместе. Оба эти термина до сих пор не разработаны в преце­дентном праве Комиссии и Суда. В вышеупомянутом деле Ирландия против Соединенного Королевства Суд отметил, что:

 

Жестокое обращение должно достигнуть минимального уровня суро­вости для того, чтобы подпадать под положения статьи 3. Оценка этого минимума по характеру вещей носит относительный характер. Она зави­сит от всех обстоятельств того или иного дела, например продолжитель­ности такого обращения, его физических или нравственных последствий и в некоторых случаях пола, возраста и состояния здоровья жертвы и т.д.[9]

 

Суду было довольно легко определить этот минимальный уровень суровости в связи с применением «пяти методов» в тюрьмах Соединен­ного Королевства.

Комиссия не определила необходимый минимальный уровень суро­вости в более позднем заявлении, против Швейцарии. В этом заявлении два заключенных утверждали, что изоляция и сенсорная депривация в их тюремном режиме являются нарушением статьи 3. Заключенные со­держались в камерах без естественного освещения, только с постоян­ным искусственным светом, полностью отделенные от всех остальных заключенных. Им не разрешали читать книги, журналы, газеты, слушать радио, смотреть телевизор или общаться с другими заключенными или внешним миром. Время за пределами камеры ограничивалось 20 мину­тами в день, пятью днями в неделю, в одиночестве или под постоянным наблюдением. Им не разрешали носить наручные часы или собственную одежду или вести дневник. Такой строгий режим был постепенно ос­лаблен отчасти благодаря успешному судебному процессу на внутрен­нем уровне и отчасти благодаря вмешательству тюремных врачей, за­явивших, что в некоторых отношениях такой режим является вредным для здоровья заключенных. Против суровости этих мер Комиссия вы­ставила их ограниченную продолжительность (изоляция от внешнего мира продолжалась всего один месяц), опасность заключенных и тот факт, что они сами спровоцировали некоторое ухудшение своего здо­ровья, объявляя голодовку, и отчасти свою изоляцию, отказываясь при­нимать отдельных посетителей. Комиссия сочла, что здесь не был до­стигнут минимальный порог, требуемый статьей З.[10]

В ряде других случаев, заключенные подали жалобу о том, что тю­ремные власти относятся к ним достаточно пренебрежительно или об­ращаются с ними жестоко, что является нарушением положения статьи 3 о бесчеловечном обращении. В одной категории случаев заявители ут­верждали, что они не получают нужной медицинской помощи при таких болезнях, как глаукома, диабет, заболевания сердца и нарушения функ­ции в результате кровоизлияния в мозг, при серьезных расстройствах в связи с наследственным ожирением. В этих случаях Комиссия не обна­ружила нарушения статьи З.[11] Тем не менее, Комиссия все-таки обна­ружила нарушение статьи 3 в деле Уртадо, когда заявителя заставляли носить одежду, испачканную в ходе насильственного ареста, во время которого у него было сломано ребро, и его не лечили шесть дней. Это его дело было разрешено дружественным урегулированием.[12]

В другом случае заявители из числа заключенных пожаловались на то, что тюремные власти издеваются над ними физически или психоло­гически в нарушение положения статьи 3 о бесчеловечном обращении. Многие из этих заявителей утверждали, что сроки или условия задер­жания в одиночном заключении представляют собой бесчеловечное об­ращение. В ряде случаев Комиссия отмечала, что изоляция заключен­ного от остальных обитателей тюрьмы сама по себе не является формой бесчеловечного обращения, но при оценке того, подпадает ли та или иная мера изоляции под положения статьи З[13], Комиссия должна учи­тывать конкретные условия, строгость примененной меры, продолжи­тельность, преследуемую цель и воздействие на соответствующее лицо. В случае осужденных Комиссия не обнаружила нарушения положения статьи 3 в изоляции опасных преступников[14] или душевнобольных[15]. Вместе с тем Комиссия отметила, что продолжительное одиночное за­ключение нежелательно, особенно когда арестованный находится в предварительном заключении[16]. В некоторых случаях Комиссия сочла, что поведение государства подпадает под нормы, установленные в Ми­нимальных стандартных правилах обращения с заключенными, принятыми Организацией Объединенных Наций (1957 год), или в Европей­ских тюремных правилах (1987 год)[17]. Например, в деле против Швейца­рии заявитель в течение пяти дней находился под строгим арестом, ему не разрешалось лежать в дневное время, не разрешалось делать зарядку, чи­тать что-либо, кроме библии, и у него не было нормального электрического освещения. Комиссия отметила нарушение действующих международных норм, но отказалась признать нарушение статьи З[18].

Заявители из числа заключенных иногда жалуются на то, что тюрем­ные власти подвергают их физическому насилию в нарушение статьи 3. В заявлении против Соединенного Королевства заявитель пожаловался на то, что неоднократные случаи насилия по отношению к нему со сто­роны персонала после бунта в тюрьме являются нарушением статьи 3. Комиссия согласилась с этим, но, с другой стороны, сочла, что одиноч­ное заключение заявителя в течение 12 недель, когда имели место слу­чаи насилия, не является нарушением[19]. В более раннем заявлении за­явитель также жаловался на одиночное заключение и жестокое обраще­ние с ним со стороны тюремного персонала; «оскорбления, притязания, виктимизацию, расовую дискриминацию и т.п.». После рассмотрения этих заявлений Комиссия не обнаружила нарушения статьи З[20]. В деле Диас Руано заявитель был отцом молодого человека, которого полицей­ский убил выстрелом в голову во время потасовки, возникшей в ходе допроса. Хотя в первоначальном заявлении утверждалось о нарушении только статьи 3 (и пункта Зс статьи 6, заявление по которому было объ­явлено неприемлемым), Комиссия также рассмотрела это дело по статье 2, гарантирующей право на жизнь. Факты по этому несчастному случаю и последующее судебное преследование полицейского, ответственного за убийство, привели Комиссию к выводу о том, что не было нарушения ни одной из статей. Это дело было разрешено путем дружественного урегулирования[21].

В деле Херцегвальфи суд счел, что состояние неполноценности и беспомощности, которое является типичным для пациентов, содержа­щихся в психиатрических больницах, требует повышенной бдительнос­ти при рассмотрении вопроса о соблюдении Конвенции. Хотя вопрос о сохранении физического и душевного здоровья пациентов, которые полностью не способны решать за себя или за тех, за кого они несут в связи с этим ответственность, на основе признанных норм медицин­ской науки в отношении используемых методов лечения, если необхо­димо, насильственным путем, решается врачами, эти пациенты, тем не менее, остаются под защитой статьи 3, которая не допускает никаких отклонений. Суд был обеспокоен, прежде всего, продолжительностью времени, в течение которого использовались наручники и режимная кровать. Однако он счел, что имеющихся у него доказательств недоста­точно для опровержения утверждения правительства о том, что в соот­ветствии с общепринятыми на данный момент принципами психиатрии медицинская необходимость оправдывала такое обращение. Следова­тельно, никакого нарушения статьи 3 не было[22].

В деле Томази заявитель утверждал, что во время содержания под стражей в полиции он подвергался жестокому обращению. По оконча­нии содержания под стражей в полиции обвиняемого осматривали че­тыре разных врача. В их свидетельствах содержались точные и совпадаю­щие медицинские наблюдения и были указаны даты нанесения ранений, которые соответствовали периоду нахождения заявителя в полиции. Пра­вительство признало, что оно не может объяснить причину этих ранений, но утверждало, что ранения не являются результатом того обращения, на которое жаловался заявитель. Суд был другого мнения, основываясь на целом ряде соображений. Во-первых, никто не заявил о том, что следы на теле заявителя могли появиться до его ареста или могли быть нанесены в результате акта, совершенного заявителем против самого себя или в ре­зультате попытки побега. Кроме того, при своем первом появлении у ве­дущего расследование судьи он обратил внимание на следы на его теле. Суд не посчитал необходимым изучить систему содержания под стражей в полиции во Франции и соответствующие правила или в данном случае продолжительность и время допроса заявителя. Достаточно было отметить, что медицинские свидетельства и отчеты, составленные врачами в условиях полной независимости, подтвердили силу и большое количество ударов, нанесенных заявителю. Эти два аргумента были достаточно серьезными для того, чтобы признать такое обращение бесчеловечным и унижающим достоинство. Кроме того, Суд постановил, что требования расследования и неоспоримые трудности, присущие борьбе против терроризма, не могут привести к ограничению защиты, предоставляемой в связи с физической неприкосновенностью индивидов. Таким образом, имело место нару­шение статьи З[23].

 

Унижающее достоинство обращение

 

Статья 3 требует, чтобы установленное обращение достигало опре­деленного минимального уровня суровости[24], прежде чем оно будет под­падать под положения данной статьи, и поэтому Комиссия и Суд не часто обнаруживают нарушения даже самого слабого положения, а именно положения о запрещении унижающего достоинство обращения. Комиссия сочла, что такой уровень не был достигнут в делах, где муж­чине не разрешили возбудить дело об отцовстве[25], где Суд вынес реше­ние о психиатрическом освидетельствовании обвиняемого[26] и где муж­чине было отказано в общении с его детьми[27]. Во многих случаях Ко­миссия признавала, что «унижающее достоинство» по смыслу статьи 3 нельзя уравнивать с неприятным или неудобным[28]. Суд также решил, что угроза обращения с унижением достоинства не является нарушени­ем статьи З[29].

Вместе с тем Комиссия и Суд установили определенные принципы толкования положения «унижающие достоинство обращение или нака­зание». Например, начиная с греческого дела в 1969 году и до дела Ир­ландия против Соединенного Королевства в 1978 году, Суд ввел важный фактор при определении вопроса о том, следует ли считать данное по­ведение унижающим достоинство. В первом случае действие должно было совершаться публично и считаться унижающими достоинство, а в последнем случае Суд признал, что даже действия, совершаемые в от­носительной секретности, могут быть унижающими достоинство от­дельной жертвы.

Комиссия и Суд установили также принцип, в соответствии с кото­рым определенная практика должна быть институционализирована или формализована, чтобы ее можно было считать нарушением положения статьи 3 об унижающем достоинство обращении. В деле восточно-аф­риканских азиатов Соединенное Королевство отказалось признать им­мигрантами примерно 30 азиатов, у которых были британские паспорта, но которые были вынуждены покинуть Уганду и Кению — страны свое­го постоянного местожительства. Комиссия, обнаружив, что законода­тельство Соединенного Королевства проводит дискриминацию этих людей по признаку их цвета кожи и расы, постановила, что такой уза­коненный расизм унижает достоинство в соответствии со статьей З[30]. В деле Тирера Соединенное Королевство приговорило юношу к трем уда­рам розгами за уголовное правонарушение. Суд, отметив, что факт об­винения в уголовном правонарушении сам по себе не является унижа­ющим достоинство, постановил, что исполнение телесного наказания, в качестве приговора является унижающим достоинство по статье 3 на том основании, что это насилие было инстуционализировано и что с юношей «обращались как с объектом, находящимся во власти органов», поставив его тем самым в такое положение, при котором оказались под угрозой его достоинство и физическая неприкосновенность[31].

В деле Альберт и Ле Компт Суд должен был рассматривать вопрос о том, является ли дисциплинарная мера, выразившаяся в лишении врача права практиковать, унижающим достоинство обращением. Согласно Суду:

 

Обжалованное лишение права имело целью наложить санкцию [на за­явителя] за вменяемое ему неправильное поведение, а не унижение его личности, а что касается последствий, то оно отрицательно повлияло на его личность, что несовместимо со статьей 3[32].

 

Особые категории жалоб по статье 3

 

Предыдущий анализ касался главным образом обращения с индиви­дами в условиях содержания под стражей. Кроме жалоб со стороны за­ключенных Комиссия и Суд рассматривали также ряд жалоб со ссылкой на статью 3 в связи с тремя другими видами обстоятельств: выдача/вы­сылка, телесные наказания несовершеннолетних и дискриминация.

 

Выдача/высылка

 

В Европейской конвенции ничего не говорится ни о праве на посто­янное местожительство в конкретной стране, ни о праве не быть вы­сланным из страны, хотя статья 4 Протокола № 4 запрещает массовую высылку иностранцев. Однако время от времени Комиссия занимается заявлениями, где отдельные лица оспаривают решение государства вы­дать или выслать их на том основании, что выдача или высылка приве­дут к тому, что к ним будет применено обращение, являющееся нару­шением статьи 3. Комиссия сформулировала нормы, которых необхо­димо придерживаться в таких случаях, когда высылка или выдача может при исключительных обстоятельствах противоречить Конвенции и, в частности, статье 3, когда имеются веские основания полагать, что это лицо будет подвергнуто обращению, запрещаемому данной статьей. Таким образом, Комиссия также резервирует за собой право рассмат­ривать не только внутренние судебные процедуры страны, предприни­мающей депортацию, но и риски, которым может подвергнуться инди­вид в стране, в которую он должен быть направлен[33].

 

Комиссия вновь прибегла к этому стандарту при рассмотрении за­явлений против Дании и двух заявлений против Федеративной Респуб­лики Германии, где Комиссия решила, что уголовное преследование за дезертирство из армии не является нарушением статьи З[34]. В заявлении против Нидерландов заявитель, гражданин Пакистана, просил о поли­тическом убежище на том основании, что его членство в определенной политической партии поставило его под угрозу преследования в своей стране. Комиссия отметила, что риску подвергались только высокопо­ставленные члены партии, и таким образом, не обнаружила нарушения статьи З[35].

В деле против Федеративной Республики Германии гражданин Тур­ции, который у себя в стране вел активную политическую деятельность, утверждал, что его выдача Турции приведет к тому, что он будет под­вергнут пыткам, несоразмерному сроку тюремного заключения по при­говору суда и политическому преследованию в нарушение статьи 3. Ко­миссия сочла это заявление приемлемым и отметила:

 

что нет сомнения.., что случаи пыток имеют место в этой стране... не... все риски в этой области могут сейчас быть исключены...

 

Самого заявителя нельзя характеризовать как защищенного от всех опасностей. С учетом его прошлого опыта политического активиста и ут­верждения о том, что он препятствовал уголовному судопроизводству в отношении убийц политического деятеля, нельзя полностью исключать того, что его можно рассматривать как человека, способного предоставить такую важную информацию, что может возникнуть соблазн использовать методы давления, несовместимые со статьей 3 Конвенции...[36].

 

Заявитель покончил жизнь самоубийством до окончания разбира­тельства, и Комиссия вычеркнула дело из своего списка[37].

В деле Амекране офицер марокканской армии, который участвовал в попытке убийства короля Марокко, убежал в Гибралтар. Соединенное Королевство немедленно отреагировало на просьбу Марокко о выдаче, отправив этого офицера обратно в Марокко. Позднее он был казнен. Комиссия объявила приемлемым заявление его вдовы: в конечном итоге дело было разрешено дружественным урегулированием[38].

Дело Круз Варас и другие касалось заявителей чилийской нацио­нальности, которые прибыли в Швецию в 1987 году. Национальный совет по иммиграции постановил выслать заявителей и отказал им в просьбе о предоставлении статуса беженцев. Первый заявитель впослед­ствии утверждал, что он работал в Швеции на радикальную организацию, которая пыталась убить генерала Пиночета, и что над ним навис­нет опасность политического преследования, если он вернется в Чили. Он также утверждал, что в Чили он несколько раз подвергался пыткам. Первый заявитель представил правительству два медицинских свиде­тельства, касающиеся его утверждений о пытках. Правительство поста­новило, что по закону об иностранцах нет никаких препятствий для вы­сылки заявителей. Национальный совет по иммиграции принял реше­ние не останавливать высылку. В день, когда должна была состояться высылка, правительство было проинформировано о решении Комиссии в соответствии с правилом 36 Правил процедуры Комиссии указать пра­вительству на то, что в интересах сторон и соответствующего ведения разбирательства в Комиссии целесообразно не депортировать заявите­лей в Чили до того, как Комиссия получит возможность более глубоко изучить данные заявления. Однако первый заявитель был выслан в Чили в тот же день. Его жена и сын все еще скрывались в Швеции.

Что касается статьи 3, то Суд постановил, что наличие опасности жес­токого обращения необходимо оценивать в первую очередь со ссылкой на те факты, которые были известны государству в момент высылки. Однако информация, которая поступает после высылки, может иметь значение при подтверждении или опровержении оценки, произведенной государст­вом в отношении опасений заявителя. Суд решил, что не было весомых оснований полагать, что высылка первого заявителя поставит его под ре­альную угрозу подвергнуться бесчеловечному или унижающему достоин­ство обращению по его возвращении в Чили. Хотя медицинские показа­тели свидетельствовали в пользу того, что заявитель подвергался в про­шлом бесчеловечному обращению, его молчание в течение полутора лет после его первого допроса полицейскими властями относительно его под­польной деятельности и пыток в чилийской полиции посеяли сомнения относительно его правдивости. Это чувство подтверждалось и постоянны­ми изменениями в его рассказе после каждого полицейского допроса и от­сутствием обоснований его заявлений о подпольной политической дея­тельности. Кроме того, необходимо было учитывать и улучшение полити­ческой ситуации в Чили, добровольное возвращение беженцев, а также тот факт, что окончательное решение было принято после тщательного рас­смотрения его дела. Суд решил, что высылка заявителя была осущест­влена в пределах, допускаемых статьей 3, поскольку не было никаких существенных оснований для его опасений[39].

В деле Вильваражах и другие заявители были тамилами из Шри-Ланки, прибывшими в Соединенное Королевство в разное время в 1987 году и подавшими заявление о предоставлении политического убежища в соответствии с Конвенцией Организации Объединенных Наций о ста­тусе беженцев 1951 года (с поправками). Они утверждали, что они дей­ствительно опасались преследования в случае возвращения в Шри-Ланку, где они и их семьи страдали от злоупотребления властью со стороны шриланкийской армии в отношении тамильской общины. Их за­явления были рассмотрены и отклонены министром внутренних дел. Заявители были возвращены в Шри-Ланку. Первый, второй и третий заявители утверждали, что они были арестованы, задержаны и подвер­гались жестокому обращению (второй и третий заявители) со стороны индийских сил по поддержанию мира (ИСПМ). Четвертый заявитель утверждал, что он был арестован и избит полицией. Судья поддержал апелляцию заявителей против их перемещения. Впоследствии им было разрешено вернуться в Соединенное Королевство и было дано исклю­чительное разрешение оставаться там в течение 12 месяцев.

В своей жалобе заявители утверждали, что их перемещение в Шри-Ланку Соединенным Королевством было нарушением статьи 3, по­скольку в этом случае над ними нависала серьезная опасность пресле­дования. Суд отметил, что необходимо строго подходить к изучению во­проса о наличии риска, учитывая абсолютный характер статьи 3 и тот факт, что она воплощает в себе одну из основных ценностей демокра­тических обществ, составляющих Совет Европы. Однако не было ника­ких существенных оснований полагать, что заявители будут действи­тельно подвергаться опасности обращения, описанного в статье 3, по возвращении в Шри Ланку в феврале 1988 года. К этому времени на севере и востоке Шри-Ланки положение улучшилось. Хотя отдельные стычки еще происходили, в соответствии с соглашением от июля 1987 года вместо сингальских сил безопасности заступили индийские силы по поддержанию мира и боевые действия в Джафне прекратились. Кроме того, по программе добровольной репатриации УВКБ ООН боль­шое число тамилов добровольно вернулись в Шри-Ланку. Свидетельст­ва, касающееся истории заявителей и общей ситуации, не говорили о том, что их положение чем-либо хуже положения большинства других тамилов, которые возвращались в страну. Простой вероятности жесто­кого обращения при таких обстоятельствах самой по себе недостаточно для того, чтобы поднимать вопрос о нарушении статьи 3.

Что касается второго, третьего и четвертого заявителей, с которыми плохо обращались после их возвращения, то в их делах нет никаких спе­циальных отличительных особенностей, которые бы могли или должны были помочь министру внутренних дел предвидеть, что по возвращении они будут подвергнуты жестокому обращению. Кроме того, перемеще­ние четвертого и пятого заявителей без удостоверения личности в силу только этого факта не подвергало их реальной опасности такого обра­щения, которое выходило бы за рамки, допускаемые статьей 3. Суд также придал значение тщательному рассмотрению каждого дела мини­стром, а равно знанию и опыту властей Соединенного Королевства в связи с большим количеством людей из Шри-Ланки, желающих полу­чить убежище. Соответственно, Суд сделал заключение о том, что на­рушения статьи 3 не было[40].

 

В некоторых случаях выдачи или высылки Комиссия и Суд, действуя по собственной инициативе, просят государство воздержаться от пред­полагаемых действий, и государство зачастую соглашается с этим. На­пример, органы Конвенции действуют так в целом ряде случаев в связи с высылкой детей. В заявлении против Нидерландов говорится, что ту­рецкий мальчик жил под угрозой приказа о высылке. Его семья посто­янно проживала в Швеции: таким образом, его депортация привела бы к тому, что в Турции он был бы вынужден сам заботиться о себе. В этом деле стороны достигли дружественного урегулирования, в результате чего было предоставлено разрешение на проживание[41]. Дружественное урегулирование было достигнуто также в деле Гиямы, связанном с тем, что заявитель страдал от неоднократных депортаций, когда нельзя было точно установить ни его личность, ни его национальность. По условиям урегулирования бельгийские власти снабдили заявителя документами для эмиграции в Сенегал, поскольку он желал этого и оплатил свои до­рожные расходы[42]. В других случаях, когда оспаривалась депортация или высылка несовершеннолетних, под вопрос было поставлено право на семейную жизнь в соответствии со статьей 8, а также заявления о жестоком обращении. В таких случаях Комиссия и Суд рассматривали заявление в свете статьи 8, а также объявляли необязательным рассмат­ривать предполагаемое нарушение статьи З[43].

 

Ожидание смертной казни

 

В деле Кирквуд заявитель, который подозревался в совершении убийства в Сан-Франциско, был арестован в Лондоне. Власти Соеди­ненных Штатов попросили о его выдаче. Заявитель утверждал, в част­ности, что заверения Соединенных Штатов в том, что обвинение не будет настаивать на вынесении смертного приговора в этом деле, не были достаточно обязательными, чтобы защитить его от такого приго­вора, и если штат Калифорния признает его виновным, то он рискует провести долгое время в ожидании приведения смертного приговора в исполнение, когда условия содержания и неопределенность будут пред­ставлять собой бесчеловечное обращение по статье 3. Комиссия при­знала заявление явно необоснованным, поскольку надлежащие процес­суальные гарантии, предоставляемые Калифорнией, были достаточным средством защиты против нарушений статьи З[44].

В деле Сёринг заявитель, молодой гражданин Германии, подал жа­лобу о том, что решение правительства Соединенного Королевства вы­дать его Соединенным Штатам нарушает его права по статье 3 на том основании, что он, возможно, будет приговорен к смертной казни и длительному (6—8 лет) содержанию в ожидании приведения смертного приговора в исполнение в тюрьме Вирджинии, где установлен особо жесткий режим и есть бесспорные свидетельства склонения к гомосек­суализму и физического насилия среди приговоренных к смертной казни. В отличие отдела Кирквуд, власти Соединенных Штатов не дали никаких гарантий в том, что они не будут настаивать на смертном при­говоре. Федеративная Республика Германия, где нет смертной казни, также просила о выдаче молодого человека, с тем, чтобы привлечь его к судебной ответственности за предполагаемые преступления. В едино­душном решении, представлявшем собой резкий отход от предыдущего прецедентного права страсбургских органов, Суд признал нарушение статьи 3. Он заявил, что:

 

Это ненормальная практика для институтов Конвенции высказывать­ся относительно наличия или проявления иным образом потенциальных нарушений Конвенции. Однако, если заявитель утверждает, что решение о его выдаче в случае его осуществления будет противоречить статье 3 по причине предсказуемых последствий в запрашивающей стране, отход от этого принципа необходим, если учесть серьезный и необратимый харак­тер предполагаемых страданий...

В целом решение Договаривающегося Государства выдать лицо, скры­вающееся от правосудия, может вызвать вопрос в связи со статьей 3 и, следовательно, породить ответственность этого государства по Конвен­ции... Здесь не стоит вопрос о признании или установлении ответствен­ности принимающей страны... Поскольку по Конвенции наступает или может наступить любая ответственность, это представляет собой ответст­венность производящего выдачу Договаривающегося Государства в связи с тем, что оно предприняло действия, прямым последствием которых яв­ляется осуждаемое жестокое обращение с индивидом[45].

 

Обнаружив нарушение, Суд подчеркнул, что у заявителя были пси­хические отклонения в возрасте 18 лет, в то время когда были соверше­ны преступления и государства — члены Совета Европы постепенно от­меняли смертную казнь в мирное время[46]. После того как Суд вынес свое решение, Соединенное Королевство заручилось обязательством го­сударственного прокурора штата Вирджиния, что он не будет добивать­ся смертного приговора Сёрингу: впоследствии он был выдан Соеди­ненным Штатам.

 

Телесное наказание несовершеннолетних

 

Комиссия и Суд рассмотрели несколько дел по статье 3, где дети ут­верждали, что телесное наказание в качестве уголовного наказания или дисциплинарной санкции в школах представляет собой унижающее до­стоинство обращение или наказание. В вышеупомянутом деле Тирер 15-летний заявитель был приговорен к розгам за нападение на ученика старших классов его школы. Суд постановил:

 

Сам характер выносимого судом телесного наказания заключается в том, что один человек совершает физическое насилие над другим челове­ком. Кроме того, это узаконенное насилие, т.е. в данном случае насилие, разрешенное законом, совершаемое по решению судебных органов госу­дарства... Таким образом, хотя заявитель не пострадал от какого-либо су­рового или длительного физического воздействия, его наказание, когда с ним обращались как с объектом, находящимся во власти органов, пред­ставляет собой покушение на то, что является одной из главных целей статьи 3 — защищать, отстаивать человеческое достоинство и физическую неприкосновенность. Нельзя исключать и того, что такое наказание может иметь отрицательные психологические последствия[47].

 

В деле Кэмпбелл и Козанз родители двух детей заявили, что приме­нение телесного наказания в качестве дисциплинарной меры в англий­ской государственной школе нарушает права детей по статье 3. Суд по­становил, что просто опасность быть подвергнутым телесному наказа­нию — это не та степень унижения или оскорбления, которая достигает порога необходимой защиты по статье З[48].

Однако в деле против Соединенного Королевства, принятом к рас­смотрению позднее, выяснилось, что заявитель фактически перенес те­лесное наказание, и Комиссия обнаружила нарушение статьи 3 на ос­новании следующего:

 

Комиссия считает необходимым отметить, что в данном деле компе­тентные местные органы образования не составляли никаких официаль­ных правил относительно телесного наказания, и применение такого на­казания было оставлено на усмотрение отдельных руководителей школ. ...Она придает особое значение тому, что наказание состояло в нане­сении физических повреждений человеком в присутствии другого чело­века 16-летней девочке, которая по внутригосударственному законода­тельству является женщиной брачного возраста.

Кроме того, нельзя сказать, что телесные повреждения, нанесенные заявителю, носили чисто тривиальный характер. Нельзя также исключать того, что такое наказание имело и отрицательные психологические пос­ледствия.

Таким образом, рассматривая данные обстоятельства в целом, Комис­сия считает, что телесное наказание, нанесенное второму заявителю, яв­лялось для нее унижением и было в достаточной степени серьезным, чтобы считаться унижающим достоинство по смыслу статьи 3 Конвен­ции[49].

 

Комиссия постановила, что имело место нарушение статьи 3, по­скольку телесное наказание заявителя было унизительным и достаточно серьезным, чтобы рассматриваться как унижающее достоинство обращение или наказание. Когда Комитет министров рассматривал это дело, он отметил, что правительство Соединенного Королевства сообщило ему о том, что закон об образовании (№ 2) 1986 года предусматривает отмену телесного наказания в государственных школах. Комитет не на­брал необходимых двух третей голосов по вопросу о том, было ли на­рушение статьи З[50].

Несколько дел о телесном наказании, возбужденных против Соеди­ненного Королевства, были разрешены путем дружественного урегули­рования[51]. В деле Костелло-Робертс в отношении телесного наказания семилетнего ученика директором частной школы-интерната Суд поста­новил, что заявитель не представил никаких доказательств каких-либо серьезных или длительных последствий в результате обжалованного об­ращения, которые выходили бы за рамки того, что можно было бы ожи­дать от мер, применяемых в чисто дисциплинарном порядке. Наказа­ние, которое не вызвало таких последствий, может подпадать под по­ложения статьи 3 при условии, что можно говорить о минимальном по­роге необходимой суровости такого наказания. Хотя у Суда возникли определенные сомнения относительно автоматического характера нака­зания и трехдневной отсрочки его применения, он посчитал, что в этом деле минимальный уровень суровости достигнут не был[52].

 

Дискриминация

 

Как отмечалось выше, Комиссия в своем докладе по делу восточно-африканских азиатов установила принцип, согласно которому узако­ненная расовая дискриминация может представлять собой нарушение положения статьи 3 об унижающем достоинство обращении. В деле Абдулазиз, Кабалес и Балкандали Суд уточнил, что государство должно на­меренно унижать достоинство кого-либо, чтобы это было нарушением статьи 3:

 

Отличие обжалованного обращения не означало какое-либо оскор­бление или отсутствие уважения к личности заявителей, и не имело целью унизить или оскорбить, и не унижало или не оскорбляло, а было направ­лено исключительно на достижение целей, о которых говорится... Поэто­му его нельзя рассматривать как «унижающее достоинство»[53].

 

В заявлении против Австрии заявитель пожаловался на то, что отказ государства разрешить ей заявить о своем этническом происхождении во время лингвистической переписи нарушает положение статьи 3 об унижающем достоинство обращении. Не обнаружив никакого наруше­ния, Комиссия отметила:

Конвенция не предусматривает какие-либо права лингвистического меньшинства как такового, и защита отдельных лиц из числа такого мень­шинства ограничивается правом не подвергаться дискриминации при осуществлении прав по Конвенции на основании их принадлежности к данному меньшинству... Поскольку в данном случае не стоит вопрос о каком-либо другом праве по Конвенции, то нельзя ставить и вопрос о дискриминации[54].

 

Содержание