Статья 3

Никто не может подвергаться пыткам или бесчеловечным или унижающим его достоинство отношению или наказанию.

I. ОБРАЩЕНИЕ С ЗАКЛЮЧЕННЫМИ

Применение чрезвычайных мер и плохое обращение полицейских сил с лицами, подозреваемыми в связях с Ирландской республиканской армией в Северной Ирландии

Дело касалось трагического и затяжного кризиса в Северной Ирландии. Согласно данным, представленным Европейской комиссии по правам человека правительством Великобритании, до марта 1975 г. более 1100 человек было убито и более 11500 ранено. Было уничтожено имущество стоимостью более, чем 140 млн. фунтов стерлингов. Это произошло вследствие организованного насилия с политическими целями, главным образом актов террора. В этой ситуации власти Северной Ирландии ввели 9 августа 1971 г. специальный правовой режим, который позволил задержать, арестовать либо интернировать большое число людей. Эти действия продолжались после 30 марта 1972 г., когда функции правительства и парламента Северной Ирландии взяли на себя непосредственно власти Великобритании. Главной мишенью чрезвычайных мер была Ирландская республиканская армия (ИРА). Начиная с 5 февраля 1973 г., они применялись также по отношению к лицам, подозреваемым в участии в террористической деятельности на стороне лоялистов.

Правила и сфера применения оспариваемых мер со временем, в зависимости от развития ситуации, изменялись. Применялись главным образом задержания в целях допроса, продлевались сроки ареста для дальнейших допросов; доходило до предварительных арестов на неопределенное время. Одновременно оставалось в силе нормальное уголовное право, применявшееся независимо от особых правил.

16 декабря 1971 г. правительство Ирландии обратилась в Европейскую комиссию по правам человека с жалобой на Великобританию, выдвинув по отношению к ней возражения относительно того, что она нарушила на территории Северной Ирландии разные статьи Конвенции, а в частности ст. 3 (запрет пыток и других бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения), ст. 5 (право на личную свободу), ст. 6 (.право на справедливое судебное разбирательство), ст. 14 (запрет дискриминации), а также ст. 15 (позволяющую, в чрезвычайном положении, отступить от соблюдения некоторых вытекающих из Конвенции обязательств). Сущность возражений состояла в том, что многие лица, лишенные свободы на основании чрезвычайных правил, были подвергнуты пыткам либо иным видам обращения, вопреки ст. 3 Конвенции. Сами эти правила были несовместимы с Конвенцией и применялись так, что являли собой дискриминацию из-за политических убеждений. Жалобщики обратились к органам Конвенции с просьбой установить существование практики нарушений, а не исследовать отдельные случаи.

Первая часть решения Суда касалась возражений против плохого обращения с арестованными. Комиссия обстоятельно исследовала, на основании врачебных заключений и показаний свидетелей, шестнадцать примерных дел, выбранных по ее просьбе ирландским правительством. Она рассмотрела также сорок одно другое дело. В них появилась проблема использования так называемых «пяти техник», которые состояли главным образом в применения таких методов, как продолжительное передерживание заключенных с плотно накрытой головой, истязание шумом, вынужденно оставаться целыми часами в позиции лицом к стене, лишение сна, держание на хлебе и воде. Комиссия выразила мнение, что применение в 1971 г. этих методов на допросах четырнадцати лиц было практикой бесчеловечного обращения и пыток, нарушающей ст. 3 Конвенции. По мнению Комиссии, «здесь существует заметное сходство с теми техниками систематических пыток, которые известны многие годы как средства получения информации и вынуждения признания».

Десять других лиц было подвергнуто бесчеловечному обращению вопреки ст. 3. Подобная практика имела место в 1971 г. в Пэлис-Барраксе близ Белфаста..

Перед Судом британские власти не оспаривали обстоятельств, установленных Комиссией в этой части, одновременно торжественно обязавшись, что «пять техник» ни в каких обстоятельствах не будут вновь введены как средство, помогающее вести следствие. Они считали, что Суд может отказаться от рассмотрения этих возражений. Они сослались на практику Международного Суда. Цель жалобы достигнута и дальнейшее ее исследование было бы необоснованным. Обстоятельства, установленные Комиссией, не только не оспаривались, но и были широко опубликованы. Они не рождают никаких связанных с толкованием и применением Конвенции проблем, которые были бы настолько важны, что требовали бы выражения мнения Судом. В связи с отменой «пяти техник» в 1972 г., причина возражений уже принадлежит истории.

Суд с признанием оценил многие важные меры, принятые властями. В полиции и в армии были изданы специальные инструкции, касающиеся задержании, допросов и способа обращения с арестованными. Были укреплены процедуры расследования жалоб, образованы специальные следственные комиссии, многих лицам было уплачено вознаграждение в возмещение ущерба. Однако, по мнению Суда, он имеет обязанность высказаться также на тему нарушений, которые не оспариваются. Ведь решение Суда служит также более общим целям - выяснению, охране и развитию принципов Конвенции, таким образом помогая государствам соблюдать вытекающие из нее обязательства.

При расследовании применения практики, противоречащей ст. 3, Суд принял, что бремя доказывания не ложилось в особенности ни на одну из сторон. Необходимо было учесть существующий доказательный материал в целом, независимо от того, от кого он происходит. Комиссия приняла решение главным образом на основании показаний ста свидетелей и врачебных заключений, касающихся шестнадцати избранных примерных дел, а также документов. Она приняла доказательства, «не вызывающие обоснованных сомнений». Суд согласился с этим.

Плохое обращение должно достигнуть определенного минимального уровня тягостности, чтобы можно было говорить о нарушении ст. 3 Конвенции. Установление этого уровня по самой своей сущности является относительным и остается в зависимости от таких обстоятельств, как продолжительность периода плохого обращения, его физические и психические последствия, а также, в некоторых случаях, пол, возраст, состояние здоровья жертвы и т.д.

Конвенция, безусловно, запрещает пытки и бесчеловечные либо унижающие достоинство обращение или наказание, независимо от способа поведения жертвы. Государство не может уклониться от соблюдения этого запрета «даже в случае войны либо другой общественной опасности, угрожающей жизни нации». По мнению Комиссии, «пять техник» были практикой, которую следует считать пытками. Им обучали в учебных центрах полиции. Их применяли в соединении друг с другом, преднамеренно, целыми часами, вызывая если не телесные повреждения, то, по крайней мере, интенсивные страдания, ведущие в психическим нарушениям в ходе допросов. Эти техники умещались в категории бесчеловечного обращения в понимании ст. 3 Конвенции. Они были также унижающими достоинство, вызывая у жертв чувство угрозы, удрученности и неполноценности, их стремились оскорбить и обесчестить, с целью сломить их физическое и моральное сопротивление.

При оценке того, следует ли квалифицировать «пять техник'» как пытки. Суд принял во внимание различие, какое ст. 3 вводит между понятием пыток и понятием бесчеловечного или унижающего достоинство обращения. По мнению Суда, это различие определяется главным образом степенью интенсивности причиняемых страданий. Авторы Конвенции ввели эту дифференциацию с намерением показать, что пытки являются особой формой преднамеренного бесчеловечного обращения, вызывающего очень серьезные страдания. «Пять техник» при комбинированном применении были, несомненно, бесчеловечным и унижающим достоинство обращением. Их целью было заставить сознаться, оклеветать других или передать информацию. Их применяли систематически. Они, однако, не вызывали страданий столь интенсивных и не применялись с такой жестокостью, какая связана с понятием «пытки». По мнению Суда, «пять техник» были практикой бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, нарушающей ст. 3 Конвенции.

Вторая часть решения касалась «внесудебного» лишения свободы. Суд согласился с Комиссией, что особые правомочия, касающиеся задержаний, арестов и интернирования, в разных отношениях не отвечали требованиям ст. 5 Конвенции.

Ст. 5 абз. 1 содержит список случаев, в которых допускается лишение свободы. Это исчерпывающий перечень, что следует из слов: «Никто не может быть лишен свободы иначе, как в следующих случаях...». Разные формы лишения свободы, имевшие место по данному делу, очевидным образом не умещались в числе исключений, указанных в абз. 1 ст. 5. Это касается также абз. 1(b), так как они никоим образом не были связаны с «невыполнением законно изданного решения суда», и не имели целью «обеспечения выполнения любого обязательства, предписанного законом». На первый взгляд некоторые из них могли показывать определенное сходство со случаями, указанными в абз. 1(с) (..законный арест или задержание лица. произведенные с тем, чтобы оно предстало перед компетентным судебным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда необходимо предотвратить совершение им такого правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения»)..

Для задержания на основании некоторых правил не требовалось подозрение в совершении правонарушения. Задержание не должно было быть также признано необходимым, чтобы «предотвратить совершение правонарушения», с единственной целью «обеспечения спокойствия и поддержания порядка». Иногда оно применялось в связи с допросами, чтобы облегчить таким образом получение информации о деятельности других лиц. Ст. 5 абз. 1(с) требует кроме того. чтобы задержание либо арест наступили с той целью, чтобы данное лицо «предстало перед компетентным органом». Это условие не было выполнено.

Положения ст. 5 Конвенции требуют от государств обеспечения лицам, лишенным свободы, разных процедурных гарантий. Эти обязательства не были выполнены, например, этим лицам не сообщали о причинах из задержания, ссылаясь лишь общим образом на правила о чрезвычайном положении.

Суд исследовал выдвинутое возражение также с учетом ст. 15 Конвенции, на основании которой «во время войны или иного чрезвычайного положения, угрожающего жизни нации» каждое государство может принимать меры в отступление от своих обязательств по Конвенции только в такой степени, с какой это требуется остротой положения.

Пределы контрольных правомочий Суда особенно хорошо видны в случае ст. 15 Конвенции. Каждое государство - участник несет ответственность за «жизнь нации» и за оценку того, угрожает ли этой жизни «общественная опасность», и что необходимо сделать, чтобы стараться ее ликвидировать. В виду непосредственного и постоянного контакта с местными потребностями, национальные власти лучше, чем международный судья, приготовлены к оценке существования опасности и рода и объема необходимых мер. Ст. 15 абз. 1 дает властям широкое поле свободы. Государства не имеют, однако, неограниченных правомочий. Суд, который вместе с Комиссией несет ответственность за обеспечение соблюдения государствами своих обязательств (ст. 19), правомочен оценить, не переступили ли государства тех границ, которые точно соответствуют требованиям ситуации.

В связи с аргументами ирландских властей, Суд выяснил природу обязательств, подлежащих контролю. В отличие от классических международных договоров, Конвенция содержит больше, чем только взаимные обязательства между сторонами. Она создает сеть взаимных и объективных обязательств, которые, согласно содержанию преамбулы, должны быть коллективно гарантированы. На основании ст. 24 Конвенция позволяет государству - участнику требовать от другого государства соблюдения этих обязательств, без необходимости обоснования интереса, проистекающего из того обстоятельства, что действия, о которых говорится в возражениях, принесли ущерб кому-либо из его граждан. Вписывая слова: «обеспечивают каждому» в тексте ст. 1, авторы Конвенции хотели ясно сказать, что права и свободы, в ней указанные, должны быть гарантированы каждому лицу, находящемуся под юрисдикцией отдельных государств - участников. Конвенция не только обязывает верховные органы этих государств соблюдать права и свободы, но и предписывает, чтобы они предотвращали или заглаживали нарушения, до каких дошло на низших уровнях.

Суд единодушно признал, что в то время в Северной Ирландии существовало чрезвычайное положение. По мнению ирландских властей, отступление Великобритании от обязательств, вытекающих из ст. 5 Конвенции, превысило «степень, какая требуется остротой положения». По мнению Суда, если учесть поле свободы, имеющееся у государства при применении ст. 15 Конвенции, это возражение было безосновательным (принято шестнадцатью голосами против одного).

Ирландские власти выдвинули также возражение против нарушения ст. 14, в соединении со ст. 5 Конвенции. Они утверждали, что практика дискриминации из-за политических взглядов нашла подтверждение в том, то особые правомочия, вытекающие из чрезвычайных правил, применялись до февраля 1973 г. исключительно против лиц, подозревавшихся в террористической деятельности в структурах ИРА, а потом эти правомочия по отношению к ним тоже использовались значительно чаше, чем по отношению к террористам из группировок лоялистов.

Суд установил, что до конца марта 1972 г. огромное большинство террористических актов составляли акции ИРА, которая, имея значительно более развитую организационную структуру, являла собой большую угрозу, чем лоялисты. Легче было возбудить уголовное дело против лоялистских террористов, чем республиканских. После марта 1972 г. наступил бросающийся в глаза рост активности лоялистских террористов. По мнению Суда, было бы нереалистическим подразделять постоянно меняющуюся ситуацию на четко разграниченные фазы. Итак. можно понять власти, которые имели сомнения относительно правильного способа реакции и нуждались в определенном периоде времени, чтобы приспособиться к постоянно появляющимся новым трудностям, порождаемым существующим кризисом. Суд установил, что он не может подтвердить, что использование до февраля 1973 года особых правомочий только по отношению к ИРА было дискриминацией в понимании Конвенции. Цель, к которой стремились в то время - ликвидация в первую очередь наиболее грозных организаций - может быть признана правомерной, а примененные меры не представляются непропорциональными. Суд заметил, в частности, что после февраля 1973 г. «внесудебное» лишение свободы использовалось для борьбы с терроризмом как таковым, а не только определенной организации.

Эти средства не применялись по отношению к лоялистам столь часто, как по отношению к террористам из ИРА, так как последние совершали нападения значительно чаще. Приняв во внимание все меры, примененные против обеих категорий террористов, Суд установил, что первоначальная дифференциация обращения перестала существовать после февраля 1973 г., и решил пятнадцатью голосами против двух, что дискриминация не имела места.

Суд не усмотрел также нарушения ст. б Конвенции.