Европейский Суд по правам человека

(Первая секция)

 

ДЕЛО НИЕДБАЛА (NIEDBALA) ПРОТИВ ПОЛЬШИ

(Жалоба № 27915/95)

 

Постановление Суда

от 4 июля 2000 г.

Страсбург

 

В деле "Ниедбала против Польши" Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой в составе:

 

Э. Пальм, Председателя,

В. Томассена,

Е. Макарчика,

Р. Тюрмена,

Ж. Касадеваль Медрано,

Б. Цупанчича,

Т. Панцыру, судей,

с участием М. О'Бойла, Секретаря секции,

 

заседая 14 марта 2000 г. за закрытыми дверями,

вынес 15 июня 2000 г. следующее Постановление:

 

ПРОЦЕДУРА

 

1. Дело было инициировано жалобой № 27915/94 против Республики Польша, поданной в Европейскую Комиссию по правам человека (далее - Комиссия) согласно бывшей Статье 25 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) гражданином Польши, Мацеем Ниедбала (Maciej Niedbala) (заявитель) 5 февраля 1995 г. Заявитель ссылается на нарушение пунктов 3 и 4 Статьи 5 и Статьи 8 Конвенции.

 

2. В Суде заявителя представлял В. Хермелинский (W.Hermelinski), адвокат, практикующий в Варшаве. Власти Польши были представлены Уполномоченным при Европейском Суде, сотрудником Министерства иностранных дел, Кшиштофом Джевицким (Krzysztof Drzewicki).

 

3. 7 июля 1999 г. Большая палата определил, что дело должно быть рассмотрено одной из секций (пункт 1 Правила 100 Регламента Суда). Дело было передано в Первую секцию.

 

4. Как заявитель, так и власти Польши представили меморандумы по существу дела (пункт 1 Правила 59).

 

5. Слушания проходили в ходе открытого заседания во Дворце прав человека в Страсбурге 14 марта 2000 г.

 

В заседании Суда приняли участие:

 

(a) от властей Польши:

 

Кшиштоф Джевицкий, Уполномоченный представитель,

Войцех Дзюбан (Wojciech Dziuban), Советник,

Рената Ковальская (Renata Kowalska),

Малгожата Васек-Виадерек (Malgorzata Wasek-Wiaderek),

Петр Новотняк (Piotr Nowotniak), консультанты.

 

(b) от заявителя:

 

Войцех Хермелинский, Советник.

 

Суд заслушал выступления Войцеха Хермелинского, Кшиштофа Джевицкого, Малгожаты Васек-Виадерек и Ренаты Ковальской.

 

ФАКТЫ

 

I.      ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

6. 31 августа 1994 г. заявитель был арестован. 2 сентября 1994 г. прокурор уезда Рыбник (Rybnik), W. оставил без изменения меру пресечения (содержание под стражей) в связи с подозрением в краже машины.

 

7. Заявитель подал жалобу в Суд воеводства Катовице (Katowice). 12 сентября 1994 г. Суд отклонил его жалобу, указывая на то, что су­ществуют достаточные доказательства того, что заявитель мог совершить кражу, и что основания, на которых заявитель был оставлен под
стражей, пока не отпали.

 

8. 21 сентября 1994 г. прокурор уезда Рыбник продлил срок заключения под стражей заявителя до 30 ноября 1994 г., учитывая то, что Доказательства, собранные в результате проведения следственных действий, с большой вероятностью указывают на то, что заявитель совершил данное преступление. Была признана необходимость проведения экспертизы.

 

9.10 октября 1994 г. Суд воеводства Катовице отклонил жалобу заяви­теля на указанное решение, полагая, что собранные доказательства с боль­шой вероятностью указывают на то, что заявитель совершил указанное преступление. Дальнейшее собирание необходимых доказательств требует времени, что оправдывает продление содержания под стражей.

 

10. 24 октября 1994 г. прокурор уезда Рыбник отказался освободить заявителя, считая, что проведение следственных действий не завершено, поскольку необходимо собрать дополнительные доказательства для суда, кроме того, первоначальные основания для заключения заявителя под стражу еще не отпали.

 

11. 2 ноября 1994 г. заявитель написал письмо омбудсмену, жалуясь на якобы имевшее место нарушение правовых норм при проведении уго­ловного разбирательства, возбужденного против него, и на якобы имев­шие место оскорбления со стороны полиции при аресте. Администрация тюрьмы направила его письмо прокурору уезда Рыбник. 23 ноября 1994 г. он проинформировал заявителя о том, что его письмо омбудсмену было направлено прокурору уезда Тихий (Tychy) для расследования предпола­гаемого оскорбления. Позже письмо было направлено омбудсмену. 27 но­ября 1994 г. письмо поступило в аппарат омбудсмена и было зарегистри­ровано под номером PRO 174886/94/II. 28 ноября 1994 г. заявитель на­правил омбудсмену еще одно письмо.

 

12. 15 ноября 1994 г. прокурор воеводства Катовице оставил без удов­летворения жалобу на решение от 24 октября 1994 г. Прокурор посчитал, что собранные доказательства с большой вероятностью указывают на то, что заявитель совершил указанное преступление. Кроме того, не отпали первоначальные основания для заключения заявителя под стражу. Ука­зывалось также на необходимость дальнейшего проведения следственных действий, а это требовало того, чтобы заявитель продолжал оставаться под стражей.

 

13. 9 марта 1995 г. заявитель направил запрос в Суд воеводства Катовице с требованием проверить законность заключения его под стражу в соответствии с пунктом 4 Статьи 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Это запрос остался без ответа.

 

14. 20 марта 1995 г. Суд воеводства Катовице признал заявителя виновным во владении крадеными вещами и распорядился освободить его из-под стражи. И заявитель, и прокурор обжаловали это решение суда.

 

15. 21 апреля 1995 г. заявитель был снова арестован. Прокурор уезда Рациборж (Rajsiborz) принял решение о взятии под стражу заявителя по подозрению в попытке кражи автомашины 20 апреля 1995 г. Заявитель обжаловал это решение в Суде уезда Рациборж, ссылаясь, inter alia, на пункт 3 Статьи 5 Конвенции. 27 апреля 1995 г. указанный Суд отклонил жалобу, указав на то, что распоряжение о заключении под стражу было отдано в соответствии с законом. Параграф 1 статьи 210 Уголовно-про­цессуального кодекса закрепляет полномочия прокурора по решению во­проса о заключении под стражу.

 

16. 12 июня 1995 г., отвечая на письмо заявителя от 2 ноября 1994 г., омбудсмен проинформировал заявителя о том, что ратификация Конвен­ции не влечет автоматической отмены положений польского права, касающейся компетенции властей по вопросам лишения свободы. Соответст­венно, суды и прокуроры были обязаны применить в данном случае дей­ствующее национальное право. Соответствующие поправки в Уголовно-процессуальный кодекс уже были приняты Сеймом, но пока еще не всту­пили в силу. Имеющее место публичная дискуссия по вопросу о возмож­ности прямого применения положений Конвенции в национальной пра­вовой системе имеет чисто теоретический характер. Поэтому решения, связанные с заключением заявителя под стражу, были приняты в соот­ветствии с законом.

 

17. 5 сентября 1995 г. Апелляционный суд воеводства Катовице изме­нил оспариваемое решение от 20 марта 1995 г. в части того, что признал заявителя виновным в пособничестве и подстрекательстве к продаже кра­деных вещей и приговорил его к штрафу и лишению свободы на срок два года и шесть месяцев.

 

II. СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПРАВОВЫЕ НОРМЫ

 

а. Меры пресечения при уголовном процессе

 

18. В соответствующее время право властей принимать решение по вопросу о предварительном заключении вытекало из статей 210 и 212 Уголовно-процессуального кодекса Польши 1969 года:

 

Статья 210:

 

"1. Меры пресечения (например, предварительное заключение, залог и надзор полиции) устанавливаются судом; до подачи в суд обвинитель­ного акта их санкционирует прокурор (...)".

 

Статья 212:

 

" 1. Решение о применении мер пресечения может быть обжаловано [в вышестоящий суд] ...

 

2. Распоряжение прокурора о применении предварительного заклю­чения может быть обжаловано в суд, который вправе рассматривать дан­ное дело по существу..."

 

19. Эти положения были изменены Законом от 29 июня 1995 г. о внесении поправок в Уголовно-процессуальный кодекс и другие акты, который вступил в силу 4 августа 1996 г. В соответствии с поправками предварительное заключение устанавливается только судом.

 

20. Новый Уголовно-процессуальный кодекс был принят Сеймом (Парламентом) 6 июня 1997 г. Соответствующая часть статьи 250 изложе­на следующим образом:

 

" 1. Предварительное заключение устанавливается судом.

 

2. На стадии предварительного расследования дела предварительное заключение устанавливается по требованию прокурора судом уезда, в рамках юрисдикции которого проводится соответствующее расследование. После направления в суд обвинительного акта решение об избрании предваритель­ного заключения в качестве меры пресечения принимается судом, уполно­моченным рассматривать соответствующее дело по существу.

 

3. Прокурор, направляя в суд требование, указанное в пункте 2, одновременно должен сделать распоряжение с тем, чтобы обеспечить явку подозреваемого в суд".

 

21. В соответствующее время присутствие сторон на заседаниях суда, отличных от слушаний, регламентировалось статьями 87 и 88 Уголовно-процессуального кодекса 1969 года:

 

Статья 87:

 

"Суд оглашает свои решения на слушании дела, если закон предус­матривает это; или в противном случае на заседании суда, проводимом in camera. ..."

 

Статья 88:

 

"На заседании in camera могут присутствовать прокурор (...); другие участники процесса, ц случае если закон предусматривает такую возмож­ность".

 

22. В соответствии со статьей 249 нового Уголовно-процессуального кодекса до принятия решения по ходатайству о мерах пресечения суд должен выслушать лицо, обвиняемое в совершении преступления. Адво­кат находящегося под стражей лица должен иметь возможность присут­ствовать на заседании суда, если он участвует в процессе. Уведомлять адвоката о дате и времени заседания суда не обязательно, за исключением случаев, когда подозреваемый просит об этом и если это не будет препят­ствовать разбирательству дела.

 

23. Суд должен уведомить адвоката лица, находящегося под стражей, о дате и времени заседания суда, на котором будет рассматриваться вопрос о продлении срока предварительного заключения, или будет рассматри­ваться жалоба на решение об избрании или продлении срока предвари­тельного заключения.

 

b. Положение прокурора в соответствии с правом Польши

 

24. На момент рассмотрения дела отношения между органами госу­дарственной власти Польши регулировались временно действующим за­конодательством, например Конституционным Актом от 17 октября 1992 г. (MataKonstytucjd). Статья 1 Акта закрепляет принцип разделения властей в следующем порядке:

 

"Законодательная власть государства отправляется Сеймом и Сенатом Республики Польша; исполнительная власть отправляется Президентом Польши II Советом Министров; а судебная власть отправляется незави­симыми судами".

 

25. Согласно статье 56 Конституционного Акта Совет Министров (Rada Ministrow) состоит из Премьер-министра, его заместителей и министров.

 

26. В соответствии со статьей 1 Закона от 20 июня 1985 г. (Ustawaosqdach powszechnych) суды уполномочиваются отправлять правосудие в Республике Польша. К судам относятся: апелляционные суды, суды воеводств и суды уездов. Согласно статье 9 Закона, Верховный Суд осуществляет функции надзорной инстанции по отношению к нижестоящим судам.

 

27. Статья 1 Закона об органах прокуратуры (Ustawa о Prokuraturze) от 20 июня 1985 г., который определяет общие принципы, касающиеся структуры, функций и организации органов прокуратуры, на момент рас­смотрения дела была изложена следующим образом:

 

"1. Органы Прокуратуры состоят из Генерального прокурора, проку­роров и военных прокуроров. Прокуроры и военные прокуроры подчи­няются Генеральному прокурору.

 

2. Генеральный прокурор является высшим должностным лицом ор­ганов прокуратуры; его функции исполняет Министр юстиции".

 

Статья 2 указанного акта выглядит следующим образом:

 

"Органы прокуратуры должны обеспечивать соблюдение верховенст­ва права и поддерживать обвинение по уголовным делам".

 

28. Согласно статье 7 указанного Закона, при исполнении возложен­ных на него законом обязанностей прокурор должен следовать принципам беспристрастности и равенства граждан перед законом.

 

29. В соответствии со статьей 8 этого Закона прокурор независим при исполнении своих обязанностей, в пределах, указанных в настоящей ста­тье. Прокурор должен следовать указаниям, основополагающим принци­пам и распоряжениям вышестоящих должностных лиц. Однако если рас­поряжение касается существа любого действия, предпринимаемого при разбирательстве дела, прокурор может попросить вышестоящее должност­ное лицо дать подобное распоряжение в письменной форме с указанием мотивов; изменить подобное распоряжение; освободить его от выполне­ния действий, предписанных таким распоряжением, или отстранить его от ведения дела в данном случае. Решение по просьбам об отстранении от ведения дела принимается вышестоящим по иерархии над прокурором давшим распоряжение должностным лицом.

 

30. Глава III Уголовно-процессуального кодекса 1969 года, действо­вавшая на тот момент, которая называется "Участники разбирательства, адвокат защиты, представители потерпевших и представители обществен­ности", указывает на прокурора как участника уголовного разбирательст­ва. На основании всех соответствующих положений Кодекса прокурор осуществляет следственную и обвинительную функции в ходе уголовного разбирательства. В частности, после окончания следствия он составляет обвинительное заключение и представляет обвинение в суде, правомоч­ном рассматривать дело.

 

31. Согласно статье 3 Уголовно-процессуального кодекса 1969 года "органы, осуществляющее уголовное разбирательство [включая прокуро­ра], должны исследовать и принимать во внимание доказательства, сви­детельствующие как в пользу обвиняемого, так и против него".

 

с. Омбудсмен

 

32. Согласно статье 1 Закона об омбудсмене от 15 июля 1987 г., именно задачей омбудсмена, выступающего в качестве защитника прав человека, является изучение того, нарушают ли действия или бездействие со сторо­ны органов власти, организаций и институтов, чьи функции вторгаются в сферу этих прав, закон и принцип равенства. Омбудсмен может пред­принять меры, предусмотренные Законом, если он получает информа­цию, из которой становится известно, что были нарушены права человека. В соответствии со статьей 13 настоящего Закона он вправе проводить расследование по индивидуальным жалобам. Рассматривая подобные жа­лобы, он может, inter alia, требовать от судебных, прокурорских и адми­нистративных органов представления ему информации по конкретным индивидуальным делам. Согласно статье 14 после завершения рассмотре­ния жалобы, в случае обнаружения нарушения прав и свобод человека, омбудсман может направить свое мнение органу, отвечающему за рас- смотрение дела. Действия омбудсмена должны соответствовать принципу независимости судебной власти. Он может также проинформировать вышестоящий орган о рассмотрении им жалобы и попросить о принятии соответствующих мер, предусмотренных законом, в отношении лица, чьи действия привели к нарушению прав человека.

 

d. Переписка лиц, в отношении которых избрана мера пресечения в виде заключения под стражу

 

33. На момент рассмотрения дела положение лиц, находящихся под стражей, регулировалось Уголовно-исполнительным кодексом от 19 ап­реля 1969 г. Согласно статье 89 этого Кодекса, все переписка лиц, нахо­дящихся под стражей, подлежит цензуре, если только прокурор и суд не примут решение об обратном. Кодекс не содержал положений, предусматривавших правовые средства защиты для обжалования способов и масштабов цензуры переписки заключенных.

 

34. Права лиц, находящихся под стражей, в отношении их переписки также регламентировались правилом 33 Правил содержания лиц, находя­щихся под стражей, принятых в 1989 году. Они предусматривали, что переписка лиц, находящихся под предварительным заключением, подле­жит цензуре со стороны органов власти, осуществляющих уголовное раз­бирательство к таковым, например, можно отнести прокурора или суд, в зависимости от стадии уголовного процесса.

 

35.6 июля 1997 г. Сейм принял новый Уголовно-исполнительный кодекс. Кодекс вступил в силу 1 января 1998 г. Статья 102 этого Кодекса предусмат­ривает, что осужденные имеют право на свободную от цензуры переписку с государственными органами или омбудсменом. Статья 103 также содержит положение, согласно которому осужденные и их адвокаты могут подавать жалобы в международные организации, учрежденные в рамках международ­ных договоров о защите прав человека, которые были ратифицированы Польшей. Корреспонденция заключенных в подобных случаях должна от­правляться немедленно и не подлежит цензуре.

 

36. В соответствии со статьей 512 нового Уголовно-исполнительного кодекса права лиц, находящихся под стражей, в принципе, должны быть, по крайней мере, равными с правами осужденных.

 

е. Приказ Министра юстиции от 29 марта 1991 г. об административном надзоре в судах

 

37. Статья 3 приказа, который впоследствии был отменен, гласит, что Председатель суда воеводства осуществляет надзор за административны­ми аспектами отправления правосудия судами уездов, находящимися е пределах его юрисдикции, тогда как статья 4 закрепляет положение, со­гласно которому Председатель Апелляционного суда осуществляет надзор за административными аспектами отправления правосудия судами вое­водств, находящимися в пределах юрисдикции Апелляционного суда.

 

РАССМОТРЕНИЕ ДЕЛА В КОМИССИИ

 

38. 7 июля 1997 г. жалоба была признана Европейской Комиссией частично приемлемой. В докладе от 1 марта 1999 г. (бывшая Статья 31 Конвенции) Комиссия выразила единогласное мнение о том, что имело место нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции. Это выразилось в том, что заявитель был лишен свободы на основании решения прокурора, который не являлся судьей или иным должностным лицом, наделенным, согласно закону, судебной властью; нарушение пункта 4 Статьи 5 Кон­венции выразилось в том, что разбирательство в части, касающейся пере­смотра решения о заключении под стражу, не было действительно состя­зательным; нарушение Статьи 8 Конвенции имело место в связи с тем, что переписка заявителя с омбудсменом перехватывалась и задерживалась.

 

ПРАВО

 

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 3 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ

 

39. Заявитель утверждал, что имело место нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции, соответствующая часть которой закрепляет следующее поло­жение:

 

"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей Статьи незамедлительно доставля­ется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

 

А. Доводы сторон

 

40. Заявитель утверждал, что согласно действовавшему на момент рас­смотрения дела законодательству прокурор не являлся ни судьей, ни иным должностным лицом, наделенным, согласно закону, судебной властью. В соответствии с прецедентным правом суда, прежде чем говорить о том, что лицо наделено судебной властью, необходимо, чтобы оно отвечало определенным требованиям, обеспечивающим гарантии против произ­вольного лишения свободы. В частности, это лицо должно быть незави­симым от исполнительной власти и от участников разбирательства. При оценке последнего важнейшим является следующий момент: должност­ное лицо, которое принимает решение о взятии под стражу, не может считаться беспристрастным, если оно на последующих стадиях уголовного разбирательства выступает на стороне обвинения. Согласно законодатель­ству Польши, действовавшему на момент взятия заявителя под стражу, ничто не препятствовало прокурору, который применил данную меру пресечения, впоследствии выступать в процессе на стороне обвинения.

 

41. Заявитель акцентировал свое внимание на том, что согласно дей­ствующим положениям конституционного права Польши только суды обладают правом осуществлять судебную власть. Прокуроры, подчиняясь в порядке иерархии Генеральному прокурору, чьи функции возложены на Министра юстиции, относятся к исполнительной ветви власти. Прокуро­ры были обязаны подчиняться распоряжениям своих вышестоящих долж­ностных лиц, а те в свою очередь подчинялись Министру юстиции. В свете этих рассуждений доводы властей Польши о том, что прокуроры исполняли судебные функции, не могут быть признаны убедительными.

 

42. Далее заявитель сослался на законодательные новеллы в поль­ском праве по вопросу порядка принятия решения о заключении под стражу. Соответствующие положения Уголовного кодекса 1969 года были изменены Законом от 29 июня 1995 г., который предусматривает, что с этого времени мера пресечения в виде взятия под стражу может устанавливаться только судом. Впоследствии в июне 1997 года был принят новый Уголовно-процессуальный кодекс, также предусматри­вающий, что взятие под стражу санкционируется только судом. Заяви­тель подчеркнул, что сам факт того, что положения, регламентирующие данный вопрос, были соответствующим образом изменены, свидетель­ствует о том, что законодатель осознавал, что порядок принятия реше­ния, примененный в данном конкретном деле, несовместим с требо­ваниями Статьи 5 Конвенции.

 

43. Заявитель пришел к выводу, что избрание заключения под стражу прокурором не удовлетворяет требованиям пункта 3 Статьи 5 Конвенции.

 

44. Прежде всего, власти государства-ответчика признали, что проку­роры в Польше в то время (а на самом деле и сейчас) подчинялись Гене­ральному прокурору - Министру юстиции, который принадлежит к ис­полнительной ветви власти. Однако полномочиями принимать участие в уголовном разбирательстве были наделены не Генеральный прокурор, а обычные прокуроры уездов, воеводств и прокуроры апелляционных ин­станций.

 

45. Далее власти государства-ответчика указали на то, что в соответ­ствии с правом Польши прокуроры являются носителями двух основных функций: поддержка обвинения и охрана публичного интереса. Они свя­заны обязательством оставаться верными принципам беспристрастности и равенства всех перед законом.

 

Прежде чем отдать распоряжение о взятии под стражу, прокурор дол­жен допросить подозреваемого. Более того, он обязан учитывать обстоя­тельства, свидетельствующие как в пользу применения такой меры пре­сечения, так и против этого. Прокуроры также вправе отпустить на сво­боду находящееся под стражей лицо, если обстоятельства более не оправ­дывают продолжение содержания под стражей. Таким образом, по мне­нию властей Польши, статус прокуроров удовлетворяет как процессуаль­ным требованиям, так и требованиям по существу вопроса, содержащимся в прецедентном праве Суда. Власти государства-ответчика ссылаются на Постановления Европейского Суда по делам "Шийссер против Швейца­рии" (Schiesser v. Switzerland) от 4 декабря 1979 г., Серия А, № 34, pp. 12-13, §§ 27-31) и "Пауэлс против Бельгии" (Pauwels v. Belgium) от 26 мая 1988 г., Серия А, № 135, р. 18, § 38).

 

46. Власти Польши утверждают, что в данном деле заявитель был впервые помещен под стражу 2 сентября 1994 г. на основании решения прокурора уезда Рыбник. Только десять дней спустя суд воеводства Ка­товице, рассматривая жалобу заявителя на распоряжение о взятии его под стражу, получил возможность проверить обстоятельства, как в пользу, так и против избрания такой меры пресечения. В своем решении от 12 сен­тября 1994 г. суд воеводства Катовице поддержал распоряжение о взятии под стражу и согласился с основаниями, опираясь на которые прокурор принял соответствующее решение. Позднее, 21 апреля 1995 г., заявитель был снова взят под стражу на основании решения прокурора уезда Рациборж. Заявитель подал жалобу на это решение, и только шесть дней спустя суд уезда Рациборж отклонил указанную жалобу, приняв во внимание доводы прокурора, указанные в распоряжении о взятии под стражу, по­становив, что новое взятие под стражу заявителя было законным и оп­равданным.

 

47. Таким образом, власти государства-ответчика пришли к выводу, что право заявителя быть доставленным к судье или иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, в данном случае было соблюдено.

 

В. Мнение Суда

 

48. Суд еще раз указывает на то, что задача должностного лица, о котором идет речь в пункте 3 Статьи 5, состоит в пересмотре обстоя­тельств, которые свидетельствуют, как в пользу, так и против взятия под стражу. Это должностное лицо, со ссылкой на юридические критерии, принимает решение о том, имеются ли причины, оправдывающие взятие под стражу, и, если таковые отсутствуют, дает распоряжение об освобож­дении взятого под стражу лица. Прежде чем сказать, что "должностное лицо" наделено "судебной властью" по смыслу этого положения, оно должно отвечать определенным условиям, обеспечивающим гарантию за­держанному лицу от произвольного и неоправданного лишения свободы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шийссер против Швей­царии" (Schiesser v. Switzerland) от 4 декабря 1979 г., Серия А, № 34, pp. 13-14, §31).

 

49. Таким образом, "должностное лицо" должно быть независимым от исполнительной власти и от сторон в процессе. В этом отношении реальное появление прокурора на момент принятия решения о взятии под стражу является существенным: если в это время выяснится, что "долж­ностное лицо" может впоследствии вступить в уголовное разбирательство и выступить на стороне обвинения, то его независимость и беспристраст­ность могут вызвать сомнение (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хубер против Швейцарии" (Huber v. Switzerland) от 23 октября 1990 г., Серия А, № 188, р. 18, § 43, и Постановление Европейского Суда по делу "Бринка против Италии" (Brincat v. Italy) от 26 ноября 1992 г., Серия А, № 249-А, р. 12, § 21). "Должностное лицо" должно заслушать лицо, представшее перед ним лично, и проверить, оправданно ли взятие под стражу. Если оно неоправданно, "должностное лицо" должно обла­дать необходимой властью, чтобы дать обязательное для исполнения рас­поряжение об освобождении задержанного (см. вышеупомянутое Поста­новление Европейского Суда по делу "Шийссер против Швейцарии" (Schiesser v. Switzerland), pp. 13-14, § 31, и Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Серия А, № 25, pp. 75-76, § 199).

 

50. Суд вновь обращает внимание на то, что судебный контроль над взятием под стражу в качестве меры пресечения должен осуществляться автоматически (см. Постановление Европейского Суда по делу "Де Йонг, Байе и Ван де Бринк против Нидерландов" (De Jong, Baljet and Van de Brink v. Netherlands) от 22 мая 1984 г., Серия А, № 77, р. 24, § 51). Его нельзя ставить в зависимость от предварительной жалобы задержанного лица. В противном случае это не только изменило бы природу охрани­тельного механизма, обеспечиваемого согласно пункту 3 Статьи 5, а также Механизма, вытекающего из положений пункта 4 Статьи 5, который гарантирует право на рассмотрение судом правомерности заключения под стражу (см. цитировавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Де Йонг, Байе и Ван де Бринк против Нидерландов " (De Jong, Baljet and Van de Brink v. Netherlands), pp. 25-26, § 57). Такой подход мог бы даже разрушить цель охранительного механизма согласно пункту 3 Статьи 5, а именно, защиту человека от произвольного взятия под стражу путем гарантирования того, что лишение свободы является предметом тщатель­ного независимого судебного рассмотрения (см., mutatis mutandis, Поста­новление Европейского Суда по делу "Курт против Турции" (Kurt v. Tur­key) от 25 мая 1998 г., Reports 1998-III, р. 1185, § 123; а также Постанов­ление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Акилина против Мальты" (Aquilina v. Malta,), по жалобе № 25642/94, § 49).

 

51. Прежде всего, Суд обращает внимание на то, что конституционное право Польши предусматривает разделение законодательной, исполни­тельной и судебной властей. В частности, в соответствии с положениями Закона от 20 июня 1986 г. о судебной системе судебная власть принадле­жит исключительно независимым судам.

 

52. Положения, касающиеся структуры, функций и организации ор­ганов власти, осуществляющих уголовное преследование, которые содер­жатся в Законе об органах прокуратуры (см. выше § 27), предусматривают, что в уголовном процессе задача поддержки обвинения возлагается на прокуроров. В связи с этим Суд отмечает доводы властей государства-от­ветчика о том, что прокуроры Польши на тот момент, а на самом деле и сейчас, подчиняются Генеральному прокурору, который в то же время является Министром юстиции. Поэтому является неоспоримым тот факт, что прокуроры при выполнении своих функций подлежат контролю со стороны органа власти, относящегося к исполнительной ветви власти.

 

53. По мнению Суда, сам факт того, что согласно действующему за­конодательству прокуроры в дополнение к своим обязанностям по уго­ловному преследованию выступают еще и в роли охранителя публичного интереса (на что ссылаются власти Польши), не может рассматриваться как придающий им судебный статус. Суд отмечает, что прокуроры испол­няют следственные и обвинительные функции и поэтому в уголовном разбирательстве они, как было предусмотрено законом в то время, в част­ности положениями главы III Уголовно-процессуального кодекса 1969 года, должны рассматриваться как участники уголовного процесса.

 

54. В дополнение ко всему прокуроры, которые поместили заявителя под стражу, допросили его до того, как распорядиться о его заключении под стражу, и рассмотрели вопрос о том, будет ли оправданным при данных обстоятельствах взятие его под стражу. Однако в свете приведен­ных выше замечаний, касающихся положения прокуроров в соответствии с нормами конституционного права, этого недостаточно для установления того, что прокуроры предлагают такие гарантии независимости, которые соответствуют требованиям пункта 3 Статьи 5 Конвенции.

 

55. Далее Суд отмечает, что распоряжения о взятии под стражу, сде­ланные прокурорами 2 сентября 1994 г. и 21 апреля 1995 г., были пред­метом судебных проверок, которые последовали за жалобами заявителя, десять и шесть дней спустя соответственно. Однако такие проверки не были проведены автоматически, поскольку зависели от жалоб, поданных заявителем в суд. Следовательно, тот факт, что судебная проверка взятия его под стражу была доступна заявителю, не ликвидирует того недостатка, что распоряжения о взятии под стражу были сделаны прокурорами.

 

56. Наконец, необходимо отметить, что не вызывает сомнений тот факт, что действовавшее на тот момент законодательство Польши не предлагало никаких защитных механизмов для избежания риска того, что один и тот же прокурор, который принял решение о заключении заяви­теля под стражу, позже выступит на стороне обвинения.

 

57. Таким образом, Суд приходит к выводу о том, что имело место нарушение пункта 3 Статьи 5 Конвенции.

 

II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 4 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ

 

58. Заявитель также полагал, что государство-ответчик нарушило пункт 4 Статьи 5 Конвенции, который изложен следующим образом:

 

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомер­ности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

 

А. Доводы сторон

 

59. Заявитель утверждает, что бесспорным является тот факт, что в настоящем деле он ни разу не доставлялся в суд при рассмотрении вопроса о правомерности заключения его под стражу. В соответствии с принци­пом, на который сослался Суд в деле "Ассенов..." (Assenov...) (Постанов­ление Европейского Суда по делу "Ассенов против Болгарии" (Assenov v. Bulgaria) от 28 октября 1998 г., Reports of Judgements and Decisions 1998-VIII, p. 3302, § 162), обвиняемый, заключение под стражу которого подпадает под действие подпункта с) пункт 1 Статьи 5 Конвенции, имеет право на то, чтобы процессуальные и материальные аспекты решения о взятии его под стражу были рассмотрены судом на заседании в его присутствии.

 

60. Далее заявитель указывает на то, что согласно действовавшим на тот момент положениям польского законодательства он не только был лишен права присутствовать на заседании суда при разбирательстве во­проса, касающегося проверки обоснованности заключения его под стра­жу, но и не мог ознакомиться с доводами прокурора, на которые тот ссылался в обоснование принятого решения о взятии заявителя под стра­жу. Следовательно, действовавшие положения не предоставляли ему воз­можности прокомментировать позицию прокурора по этому вопросу.

 

61. Далее заявитель обратился к аргументу властей Польши о том, что решения о заключении под стражу заявителя должны считаться правиль­ными, поскольку впоследствии суды с ними согласились. Заявитель под­черкнул, что данный довод не может считаться веским, поскольку неза­висимо от того, была ли предоставлена заявителю или его представителю возможность присутствовать на заседаниях суда и представлять суду свои доводы в ответ на доводы прокуратуры, нельзя исключать того обстоя­тельства, что в случае, если бы перед судами были представлены доводы обеих сторон, то эти суды могли бы вынести иные решения. Таким обра­зом, эффективность тщательной проверки судом оправданности заклю­чения под стражу заявителя была невысока, и гарантии процедуры habeas corpus в рассматриваемом деле не были соблюдены.

 

62. Власти Польши утверждали, что суды, изучавшие жалобы заяви­теля на решения о заключении его под стражу, а также его ходатайства об освобождении, обладали надлежащей юрисдикцией для рассмотрения вопроса о том, как его заключение под стражу согласуется с процессуаль­ными требованиями, изложенными в действующих положениях Уголов­но-процессуального кодекса. Они также обладали соответствующей юрисдикцией для проверки обоснованности подозрений, которые послу­жили основанием для заключения заявителя под стражу.

 

63. Власти Польши подтвердили, что заявителю не была предоставлена возможность участвовать в заседаниях судов, проверяющих законность и обоснованность его заключения под стражу. Между тем, прокурору было позволено присутствовать на этих заседаниях, однако его присутствие не было обязательным. Что касается разбирательства по вопросу проверки заключения под стражу заявителя в Суде уезда Рациборж 27 апреля 1995 г., то власти Польши указали на то, что ни заявитель, ни прокурор не были представлены в суде. Следовательно, нельзя утверждать, что принцип со­стязательности был нарушен в указанном разбирательстве.

 

64. Далее власти Польши заявили, что даже при отсутствии заявителя и его адвоката на заседаниях суда по вопросу проверки законности и обоснованности заключения его под стражу суды были осведомлены о позиции заявителя, поскольку она была изложена письменно. В связи с этим суды могли всесторонне оценить, было ли заключение под стражу заявителя законным и обоснованным. Суд воеводства Катовице дважды рассматривал обе жалобы, поданные заявителем, сначала на распоряже­ния об его задержании от 2 сентября 1994 г. и затем на решение прокурора уезда Рыбник от 21 сентября 1994 г. о продлении срока содержания под стражей. В обоих случаях суд принял во внимание все доводы, изложен­ные заявителем в письменном виде.

 

65. Власти Польши пришли к выводу о том, что в ходе разбирательства по вопросу о взятии заявителя под стражу последний располагал всеми преимуществами действительно состязательного разбирательства, как того и требует пункт 4 Статьи 5 Конвенции.

 

В. Мнение Суда

 

66. Суд напоминает, что на основании пункта 4 Статьи 5 арестованное или задержанное лицо имеет право на проверку судом процессуальных и материальных условий, которые являются основными элементами "закон­ности" лишения его свободы по смыслу пункта 1 Статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Броуган и др. против Соеди­ненного Королевства" (Brogan and others v. United Kingdom) от 29 ноября 1988 г., Серия А, № 154-В, р. 34, § 65). Однако не всегда необходимо, чтобы процедуре в соответствии с пунктом 4 Статьи 5 сопутствовали те гарантии, которые требуются в соответствии с пунктом 1 Статьи 6 Конвенции в случае уголовного или гражданского процесса (см. Постановление Европейского Суда по делу "Медьери против Германии" (Megyeri v. Germany) от 12 мая 1992 г., Серия А, № 237-А, р. 11, § 22). Оно должно носить судебный характер и предусматривать гарантии, соответствующие виду лишения свободы в каж­дом конкретном случае. Если речь идет о лице, чье заключение под стражу подпадает под действие подпункта с) пункта 1 Статьи 5 Конвенции, необхо­димы судебные слушания (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шийссер против Швейцарии" (Schiesser v. Switzer­land), p.13, §§ 30—31, и Постановление Европейского Суда по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland) от 21 октября 1986 г., Серия А, № 107, р. 19, § 51, а также Постановление Европейского Суда по делу "Кампанис против Греции" (Kampanis v. Greece) от 13 июля 1995 г., Серия А, № 318-В, р. 45, § 47). В частности, в процессе, где рассмат­ривается жалоба на решение о заключении под стражу, должно гарантиро­ваться "равенство возможностей" сторон, прокурора и лица, находящегося под стражей (Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Николова против Болгарии" (Nikolova v. Bulgary) по жалобе от 25 марта 1999г. № 31195/96, §59).

 

67. Суд указывает на то, что в данном деле распоряжения прокурора о взятии заявителя под стражу были дважды проверены судами, сначала при разбирательстве в Суде воеводства Катовице 12 сентября 1994 г., и затем в Суде уезда Рациборж 27 апреля 1995 г. Суд отмечает, что не ос­паривается тот факт, что закон, в том виде, в каком он действовал на тот момент, не предоставлял заявителю либо его адвокату права присутство­вать на заседаниях суда. Более того, действовавшие тогда положения не требовали того, чтобы доводы прокурора в пользу решения о заключении заявителя под стражу сообщались последнему или же его адвокату. Сле­довательно, у заявителя не было возможности прокомментировать эти доводы с тем, чтобы оспорить те причины, на которые ссылается проку­ратура для обоснования своего решения о заключении заявителя под стра­жу. Наконец, Суд отмечает, что согласно действовавшим в то время нор­мам уголовно-процессуального права прокурор мог присутствовать на любом из заседаний суда, где изучался вопрос о законности и обоснован­ности взятия заявителя под стражу, а на одном из них он присутствовал.

 

68. В заключение, в свете вышеизложенного, Суд признает, что имело место нарушение пункта 4 Статьи 5 Конвенции.

 

III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ

 

69. Заявитель утверждает, то, что его корреспонденция с омбудсменом перехватывалась и задерживалась, привело к нарушению Статьи 8 Конвенции, которая изложена следующим образом:

 

"1.Каждый имеет право на уважение его ... корреспонденции.

 

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмеша­тельство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обще­стве в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспо­рядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

 

А. Доводы сторон

 

70. Заявитель утверждает, что он направил два одинаковых письма, в которых сообщалось о якобы имевшем место дурном обращении с ним со стороны охранников тюрьмы. Одно адресовалось прокурору для рас­следования его жалобы, а копия этого письма была направлена омбудсмену. Письмо, направленное омбудсмену, имело пометку "для информа­ции". Это письмо было перехвачено администрацией тюрьмы, направлено в прокуратуру, вскрыто прокурором и, в конце концов, попало к омбудсмену с опозданием почти на два месяца. Посылая письмо омбудсмену, заявитель надеялся на то, что его жалоба на тюремную охрану получит надлежащий ход у прокурора. Это письмо явно должно рассматриваться как корреспонденция, которая должна была находиться под защитой Ста­тьи 8 Конвенции.

 

71. Заявитель ссылается на то, что не было обоснованных оснований предполагать, что его письмо содержало какие-либо сведения, которые бы ставили под угрозу безопасность тюрьмы или безопасность других лиц, или носили преступный характер, учитывая то, что оно было адресовано омбудсмену, на которого законом возложены функции гаранта законнос­ти и прав человека. Принимая во внимание вышеизложенное, переписка с омбудсменом должна рассматриваться в качестве пользующейся особым статусом. Заявитель ссылается в этой связи на сложившееся прецедентное право Суда, в котором сделан упор на важность соблюдения конфиден­циальности переписки заключенных с Европейской Комиссией по правам человека, поскольку она может содержать обвинения против тюремных властей или должностных лиц тюрьмы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кэмпбелл против Соединенного Королевства" (Campbell v. United Kingdom) от 25 марта 1992 г., Серия А, № 233, р. 22, § 62). Нарушение конфиденциальности в данном случае может подвергнуть за­ключенных опасности репрессий. Тот же принцип должен соблюдаться в отношении переписки с национальными органами, на которые законом возложен надзор за соблюдением прав человека публичными властями.

 

72. Заявитель отстаивал мнение, согласно которому нормы права, ка­сающиеся обращения с корреспонденцией лиц, заключенных под стражу, в то время в Польше были лишены законной силы по причине серьезных дефектов. В этом отношении заявитель ссылается на постановления Суда, в которых нарушение Статьи 8 Конвенции было признано имевшим место, исходя из слишком широкой свободы, предоставленной нацио­нальным властям в сфере контроля над корреспонденцией заключенных. Далее им подчеркивалось, что аналогичная критика могла быть направ­лена и на соответствующие положения польского права.

 

73. Заявитель сделал акцент на том, что в соответствии со статьей 89 Уголовно-исполнительного кодекса, действовавшего в тот момент, кор­респонденция заключенных являлась объектом для автоматической цен­зуры. Действия по контролю за перепиской заключенных не являлись следствием решений административно-правового характера и поэтому не могли быть эффективно обжалованы в какую-либо инстанцию. В част­ности, ни одной подобной жалобы не было рассмотрено в Верховном Административном Суде. Более того, закон не уточнял, каким образом должна осуществляться цензура и каковы ее рамки и временные пределы, которые должны соблюдаться национальными властями.

 

74. Далее заявитель утверждал, что в 1997 году Уголовно-исполнитель­ный кодекс 1969 года был заменен новым. Согласно новому Кодексу, переписка с омбудсменом лиц, в отношении которых приговор суда всту­пил в силу, не должна подчиняться любой цензуре. Эта поправка означает, по мнению заявителя, что законодатель, приводя положения, регламен­тирующие обращение с корреспонденцией осужденных, в соответствие с требованиями Конвенции, должен был иметь представление о недостат­ках законодательства, которое было применено в его деле.

 

75. Власти Польши напоминают, что контроль над корреспонденцией лиц, находящихся под стражей, сам по себе не является несовместимым с Конвенцией (см. Постановление Европейского Суда по делу "Сильвер и др. против Соединенного Королевства" (Silver and Others v. United King­dom) от 25 марта 1983 г., Серия А, № 61, р. 38, § 98). Далее оно указало на то, что письмо заявителя омбудсмену было направлено только для информации. Таким образом, в намерение заявителя не входило просить омбудсмена о вмешательстве; он хотел лишь проинформировать его о своей жалобе уголовно-правового характера, направленной прокурору.

 

76. Далее власти государства-ответчика заявили, что действовавшее в тот момент право Польши предусматривало цензуру со стороны властей, осуществляющих уголовное разбирательство, т.е. со стороны прокурора или суда, в зависимости от стадии разбирательства. Права лиц, находив­шихся под стражей, в отношении их корреспонденции были закреплены в Уголовно-исполнительном кодексе и Правилах предварительного за­ключения (Rules on Detention on Remand). Поэтому вмешательство влас­тей, которое обжаловалось, должно рассматриваться как законное. Лицо, находящееся под стражей, также могло оспаривать пределы и способы контроля над его корреспонденцией путем подачи жалобы председателю суда, осуществляющего уголовное разбирательство против лица, находя­щегося под стражей, согласно положениям статей 3 и 4 приказа Министра юстиции Польши от 29 марта 1991 г.

 

77. Власти Польши пришли к выводу о том, что вмешательство в переписку заявителя было осуществлено в соответствии с законом, как того требует Статья 8 Конвенции.

 

В. Мнение Суда

 

78. Суд считает, что имело место "вмешательство со стороны публич­ных властей" в осуществление заявителем права на уважение его коррес­понденции, которое гарантировано пунктом 1 Статьи 8. Такое вмешатель­ство будет противоречить Статье 8, если оно осуществляется не "в соот­ветствии с законом", не преследует одну или несколько легитимных целей, указанных в пункте 2 упомянутой Статьи, и если оно не является "необходимым в демократическом обществе" для достижения указанных целей (см. следующие Постановления Европейского Суда: по делу "Силь­вер и др. против Соединенного Королевства" (Silver and Others v. United Kingdom) от 25 марта 1983 г., Серия А, № 61, р. 32, § 84; по делу "Кэмпбелл против Соединенного Королевства" (Campbell v. United Kingdom) от 25 марта 1992 г., Серия А, № 233, р. 16, § 34; по делу "Калогеро Диана против Италии" (Calogero Diana v. Italy) от 15 ноября 1996 г., Reports 1996-V, p. 1775, § 28; по делу "Петра против Румынии" (Petra v. Romania) от 23 сентября 1998 г., Reports 1998-VII, р. 2853, § 36).

 

79. Выражение "в соответствии с законом" требует не только согласо­ванности с национальным правом, но также относится к качеству законов (см. Постановления Европейского Суда по делам "Халфорд против Со­единенного Королевства" (Halford v. United Kingdom) от 25 июня 1997 г., Reports 1997-III, p. 1017, § 49; "Барановский против Польши" (Baranowski v. Poland) от 28 марта 2000 г., § 52, mutatis mutandis). Суд напоминает, что национальное право должно достаточно четко указывать на пределы и способы усмотрения со стороны публичных властей, с тем чтобы обеспе­чить индивидам минимальную степень защиты, на которую имеют право граждане демократического государства, согласно принципу верховенства права (см. Постановление Европейского Суда по делу "Доминичини про­тив Италии" (Domenichini v. Italy) от 15 ноября 1996 г., Reports 1996-V, р. 1800, § 33).

 

80. В своих доводах власти Польши сослались на положения приказа Министра юстиции от 29 марта 1991 г. и утверждали, что они должны рас­сматриваться как юридическая основа для защиты от действий по цензуре корреспонденции заявителя. Тем не менее Суд отмечает, что, даже предпо­лагая, что эти положения могут быть истолкованы как средство, предназна­ченное для борьбы с конкретным способом контроля за корреспонденцией, жалоба могла быть подана по иерархии председателю вышестоящего суда; заявитель, возможно, не смог обратиться к указанной процедуре, учитывая тот факт, что уголовное разбирательство против него на тот момент продол­жало находиться на стадии следствия. Поэтому, принимая во внимание, что действие, рассматриваемое в данном деле, было осуществлено прокурором, возможно, жалоба не могла быть подана председателю какого-либо суда. В любом случае власти государства-ответчика не представили никаких аргу­ментов, основывающихся на правоприменительной практике, которые бы демонстрировали, что упомянутый приказ Министра юстиции служит юри­дическим основанием для жалоб против цензуры со стороны лиц, находя­щихся под стражей в рамках предварительного следствия.

 

81. Суд указывает на то, что право Польши, действовавшее на тот момент (см. выше § 34 и 35), допускало автоматическую цензуру коррес­понденции заключенных со стороны властей, которые проводят уголов­ное разбирательство. Таким образом, действующие положения не прово­дят какого-либо различия между категориями лиц, с которыми ведут пере­писку заключенные. Следовательно, корреспонденция, направленная омбудсмену, также была объектом цензуры. Более того, соответствующие положения не закрепляют каких-либо принципов, которые бы регламен­тировали осуществление такой цензуры. В частности, не установлены способы и временные рамки выполнения цензуры. Поскольку цензура проводилась автоматически, власти не были обязаны давать какое-либо обоснование своему решению для уточнения оснований для осуществле­ния цензуры в каждом конкретном случае.

 

82. В свете вышеуказанных рассуждений Суд пришел к выводу о том, что право Польши, действовавшее на тот момент, четко не указывало пределы усмотрения со стороны публичных властей и способы осущест­вления контроля за корреспонденцией заключенных. Следовательно, об­жалуемое заявителем вмешательство властей в его переписку было осу­ществлено не "в соответствии с законом".

 

D. Цели и необходимость вмешательства

 

83. Обращаясь к предыдущему своему выводу, Суд не считает необхо­димым в данном случае выяснять соответствие действий властей другим требованиям пункта 2 Статьи 8.

 

£. Вывод

 

84. В результате Суд приходит к выводу, что имело место нарушение Статьи 8 Конвенции.

 

IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

 

85. Статья 41 Конвенции предусматривает, что:

 

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутренне право Высокой Договаривающейся Сто­роны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

 

А. Ущерб

 

86. Заявитель добивался присуждения суммы в размере 90,000 долларов США (USD) в качестве компенсации за понесенный моральный вред и материальный ущерб.

 

87. Власти Польши просили Суд постановить, что признание факта нарушения является само по себе достаточным и справедливым возме­щением. В качестве альтернативы они просили Суд определять сумму справедливого возмещения, основываясь на собственном прецедент­ном праве в аналогичных случаях, принимая во внимание все соответ­ствующие обстоятельства дела заявителя, а также учитывая внутренние экономические условия, в частности, такие, как покупательная спо­собность национальной валюты и минимальный размер оплаты труда в Польше.

 

88. Что касается требования о возмещении ущерба, якобы понесен­ного в результате нарушения пунктов 3 и 4 Статьи 5 Конвенции, то Суд напоминает, что в определенных случаях, которые касаются нару­шений данных положений Конвенции, он присуждал скромные по раз­меру компенсации морального вреда (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ван Дрогенбрук против Бельгии (Van Droogenbroek v. Belgium) от 25 апреля 1983 г. (Статья 50), Серия А_ь№ 63, р. 7, § 13, и цитировавшееся выше Постановление по делу "Де Ионг, Байе и Ван де Бринк против Нидерландов" (De Jong, Baljet and Van de Brink v. Netherlands), p. 29, § 65). Однако в сравнительно недавних своих По­становлениях Суд полностью отклонил какие бы то ни было требова­ния о возмещении морального вреда (см. Постановления Европейского Суда по делам: "Пауэлс против Бельгии" (Pauwels v. Belgium), цитиро­вавшееся выше, р. 20, § 46; "Броуган и др. против Соединенного Ко­ролевства" (Brogan and Others v. United Kingdom), цитировавшееся выше (Статья 50), pp. 44-45, § 9; "Хубер против Швейцарии" (Huber v. Switzerland), цитировавшееся выше, р. 19, § 46; "Тот против Ав­стрии" (Toth v. Austria) от 12 декабря 1991 г., Серия А, № 224, р. 24, § 91; "Кампанис против Греции" (Kampanis v. Greece), цитировавшееся выше, р. 49, § 66; "Худ против Соединенного Королевства" (Hood v. United Kingdom) от 18 февраля 1999 г., Reports 1999-I, pp. 489-490, §§ 84-87; и "Николова против Болгарии" (Nikolova v. Bulgary) от 25 марта 1999 г., Reports 1999-П, р. 226, § 76). В некоторых из этих Постановлений Суд высказал мнение, что справедливое возмещение может присуждаться только в отношении вреда, причиняемого в случае лишения свободы, которого бы заявитель не претерпел, если бы имел преимущества, обеспеченные пунктом 3 Статьи 5, и, таким образом, пришел к выводу, что, исходя из обстоятельств упомянутых дел, объявление факта наличия нарушения прав заявителей представляет собой достаточно справедливое возмещение в случае, когда речь идет о пере­несенном неимущественном вреде.

 

89. В настоящем деле Суд не может безответственно рассуждать о том, были ли в случае с заключением под стражу заявителя соблюдены про­цессуальные гарантии, предусмотренные пунктами 3 и 4 Статьи 5. Сле­довательно, Суд полагает, что объявление нарушения этого положения является адекватной компенсацией неимущественного вреда.

 

90. Далее Суд считает, что заявитель понес моральный вред, когда была задержана отправка его корреспонденции омбудсмену, и присудил ему сумму в размере 2000 польских злотых (PLN).

 

В. Судебные издержки

 

91. Заявитель, который получил средства в порядке юридической по­мощи от Совета Европы в связи с представительством его интересов при разбирательстве дела в Комиссии и Суде, просил возмещения судебных издержек в польских злотых в сумме, эквивалентной 2400 USD.

 

92. Власти Польши просили Суд принять решение о возмещении юри­дических издержек и расходов в той степени, в какой они были произве­дены на самом деле и были обоснованы, и исходя из разумных пределов при решении вопроса о его размере. В данном случае власти государст­ва-ответчика сослались на Постановление Европейского Суда по делу "Циммерман и Штейнер против Швейцарии" (Zimmerman and Steiner v. Switzerlend) от 13 июля 1983 г. (Серия А, № 66, р. 35, § 36).

 

93. Применяя критерии, выработанные прецедентным правом Суда (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Баранов­ский против Польши" (Baranowski v. Poland) от 28 марта 2000 г., § 85), Суд считает требования заявителя разумными. Таким образом, ему должна быть присуждена сумма в 10800 PLN за понесенные судебные издержки, включая любой налог на добавленную стоимость, которым может быть обложена данная сумма, за исключением 9989 французских франков, уже уплаченных путем предоставления средств для оплаты юридической по­мощи, в части гонорара адвокату, а также транспортных расходов и рас­ходов на проживание.

 

С. Процентная ставка по просроченному долгу

 

В соответствии с предоставленной Суду информацией установленный уровень процентной ставки, действующий в Польше на день принятия данного решения, составляет 21% годовых.

 

НА ОСНОВАНИИ ВЫШЕИЗЛОЖЕННОГО СУД

 

1. Единогласно постановил, что имело место нарушение пункта 3 Ста­тьи 5 Конвенции.

 

2. Единогласно постановил, что имело место нарушение пункта 4 Ста­тьи 5 Конвенции.

 

3. Единогласно постановил, что имело место нарушение Статьи 8 Кон­венции.

 

4. Единогласно постановил,

 

(a) что государство-ответчик выплачивает заявителю в течение трех месяцев следующие суммы:

 

(i) в качестве компенсации за моральный вред 2000 (две тысячи) поль­ских злотых;

 

(i) за понесенные судебные издержки 10800 (десять тысяч восемьсот) польских злотых, включая любой налог на добавленную стоимость, которым может быть обложена данная сумма, за исключением 9989 (девяти тысяч девятисот восьмидесяти девяти) французских фран­ков, уже уплаченных путем предоставления средств для оплаты юридической помощи, которые должны быть переведены в поль­ские злотые по обменному курсу, действующему на день вынесения данного постановления;

 

(b) что простой процент по годовой ставке 21% начисляется на эти суммы по истечении вышеупомянутых трех месяцев до полной уплаты.

 

5. Отклонил шестью голосами против одного остальные требования заявителя о "справедливом возмещении".

 

Совершено на английском языке, письменные уведомления направ­лены 4 июля 2000 г., в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регла­мента Суда.

 

М. О'БОЙЛ Э. ПАЛЬМ

Секретарь секции Суда Председатель Палаты Суда

 

Перевод П. Лаптева и Ю. Берестнева

 

 

Комментарии к постановлению

Европейского Суда по правам человека,

вынесенному по Статье 5 Конвенции

 

Особое место в системе Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод занимает Статья 5 - право на свободу и личную неприкосновенность. Прецедентная практика Европейского Суда по правам человека дает немало примеров применения и пони­мания Судом положений Статьи 5. При этом формируются прецедент­ные нормы, которые так или иначе оказывают влияние на процессу­альное право государств — участников Конвенции и судебно-прокурорскую практику. Приведенное в настоящем издании Постановление ЕСПЧ по делу "Ниедбала против Польши" весьма интересно. Это По­становление принято в середине 2000 года, а сам случай с лишением свободы М. Ниедбала имел место в так называемый "переходный" пе­риод законодательства Польши.

 

Отметим особенности этого дела. В пункте 3 Статьи 5 Конвенции указано: "Каждый задержанный или заключенный под стражу в соот­ветствии с подпунктом с) пункта 1 настоящей Статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разби­рательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд". Суть мнения Суда сводится к следующему. "Должностное лицо", ука­занное в пункте 3 Статьи 5 Конвенции, должно быть независимым от исполнительной власти и от сторон. Суд отмечает, что реальное решение прокурора о взятии под стражу является существенным. Если в это время выяснится, что "должностное лицо" (а по этому делу имеется в виду прокурор) может впоследствии вступить в уголовное разбирательство и выступить на стороне обвинения, то его независимость и беспристраст­ность могут вызвать сомнения. Читатель, вероятно, обратит внимание на §§ 48-57 Постановления. Суд отмечает, что "должностное лицо" должно заслушать лично человека, в отношении которого поставлен вопрос о взятии под стражу, и проверить, оправданно ли такое ограничение сво­боды, как арест. Если же это решение неоправданно, "должностное лицо" должно обладать властью и дать обязательное распоряжение об освобож­дении задержанного.

 

Помимо этого Суд особо отмечает, что судебный контроль над взя­тием под стражу должен осуществляться автоматически и его нельзя ставить в зависимость от жалобы задержанного лица. Суд считает дан­ное положение основой охранительного механизма, обеспечиваемого согласно пункту 3 Статьи 5 Конвенции, и механизма, вытекающего из положения пункта 4 этой же Статьи, которая гарантирует право на рассмотрение Судом правомерности заключения под стражу. Несоблю­дение этого принципа Статьи 5 разрушило бы механизм защиты от произвольного ареста.

 

Суд применительно к делу "Ниедбала против Польши" отметил, что прокуроры Польши подчинялись Генеральному прокурору Польши, ко­торый в то же время выполнял функции Министра юстиции Польши. Поэтому Суд пришел к выводу, что польские прокуроры при выполнении своих функций подлежали контролю со стороны исполнительного органа власти, и тот факт, что прокуроры в дополнение к своим обязанностям по уголовному преследованию выступали еще в роли охранителя публич­ного интереса, не может рассматриваться как наделяющий их судебным статусом. Отмечено Судом и то обстоятельство, что в Польше судебный надзор за обоснованностью ареста не осуществлялся автоматически. Поэ­тому Суд признал факт нарушения пункта 3 Статьи 5 Конвенции по данному делу.

 

Далее Суд проанализировал доводы заявителя о нарушении пункта 4 Статьи 5 Конвенции, согласно которому: "Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотла­гательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным". По данному делу заявитель утверждал, что он не только ни разу не доставлялся в суд для рассмотрения вопроса о его необоснованном заключении под стражу, но и не имел возможности ознакомиться с дово­дами прокурора, на которые тот ссылался в обоснование решения о за­ключении М. Ниедбала под стражу.

 

Европейский Суд, принимая решение по делу, отметил, что аресто­ванное или задержанное лицо имеет право на проверку судом процессу­альных и существенных условий, которые являются основными элемен­тами "законности" лишения свободы по смыслу пункта 1 Статьи 5 Кон­венции. В частности, в судебном разбирательстве должно гарантироваться равенство возможностей сторон, т.е. прокурора и лица, находящегося под стражей. Европейский Суд отметил, что законодательство Польши в тот момент не предоставляло заявителю либо его адвокату возможность при­сутствовать на заседаниях польского суда при рассмотрении вопроса о законности ареста.

 

Более того, законодательство Польши не требовало, чтобы доводы прокурора о необходимости заключения под стражу заявителя сообща­лись последнему или его адвокату. В силу этих обстоятельств Европей­ский Суд признал факт нарушения пункта 4 Статьи 5 Конвенции по данному делу.

 

Весьма интересно, что в § 89 Постановления, где Суд рассматривает вопрос о компенсации неимущественного вреда потерпевшему, он при­знает, что само объявление Европейским Судом по правам человека факта нарушений польскими властями положений пунктов 3 и 4 Статьи 5 Кон­венции является адекватной компенсацией неимущественного вреда по выявленным нарушениям этих пунктов Статьи 5 Конвенции. Тем самым Суд не присудил заявителю денежной компенсации за нарушение Статьи 5 Конвенции по данному делу.

 

Постановление Европейского Суда по делу "Ниедбала против Поль­ши" представляется исключительно важным для анализа в российских реалиях. С вступлением в силу нового УПК Российской Федерации в полном объеме подобные нарушения Статьи 5 Конвенции в Россий­ской Федерации станут просто невозможными. Вместе с тем во время переходного периода необходимо ориентироваться на данный преце­дент, с тем, чтобы не были допущены ограничения права лица, в отно­шении которого решается вопрос о такой мере пресечения, как взятие под стражу. При этом срок действия оговорки Российской Федерации к Конвенции по порядку применения ареста не может быть бесконеч­ным[1]. И каждое решение, принимаемое прокурорами Российской Фе­дерации об аресте лица, должно быть, по крайней мере, принято при том понимании, что прокурор лично выслушает доводы этого лица и у последнего будет возможность обжаловать решение прокурора в суд. Положение в судебной системе Российской Федерации отличается от ситуации, выявленной Европейским Судом по делу "Ниедбала против Польши", тем, что прокуроры России не подчиняются Министру юс­тиции Российской Федерации и тем самым не входят в систему испол­нительной власти.

 

Ситуация, сложившаяся в процессуальном праве Польши, может стать предметом изучения при подготовке судей, прокуроров и адво­катов Российской Федерации. Думается, что это дело может быть ил­люстративно использовано при составлении курсов уголовного процес­са и анализа положений Конвенции в учебных дисциплинах юридичес­ких вузов.

 

П. Лаптев

 

Оглавление