ЮРИСПРУДЕНЦИЯ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОРГАНОВ

Производство по гражданскому иску D. по поводу допущенной врачебной небрежности длилось более пяти лет и пяти месяцев, главным образом за счет времени, которое заняла подготовка доклада у назначенного судом свидетеля-эксперта. Хотя суд неоднократно посылал эксперту напоминания, крайний срок для представления доклада установлен не был. Комиссия установила (17-1) нарушение ст. 6(1), так как продолжительность производства не могла быть отнесена на счет одной лишь сложности дела, а в тех случаях, когда разрешение спора в значительной мере зависит от мнения эксперта, на суды ложится особая ответственность за надзор за исполнением порученного эксперту задания. Она также предложила, предоставить D. справедливое возмещение.

Комитет решил, что было допущено нарушение ст. 6(1), рекомендовал правительству выплатить D. 9000 немецких марок в возмещение нематериального ущерба и затрат и судебных издержек и решил, что никаких дополнительных исков предъявлять не требуется.

Содержание

Защите должна предоставляться возможность проверять показания свидетеля - ст. 6(1) и (3)(d) ЕКЗПЧ

Дело Дельта против Франции

DELTA v FRANCE Решение ЕСПЧ от 19 декабря 1990 г., Ser A No 191

D. был арестован по подозрению в ограблении, совершенном в здании, расположенном поблизости от места задержания. Арестовавшего его полицейского сопровождали две девочки-подростка: потерпевшая и ее подруга, присутствовавшая при ограблении. Они заявили, что узнали D., однако обыск самого D. и его жилища ничего не обнаружил. Во время допроса девушек в полиции, проводившегося порознь, но в присутствии их матерей, те подтвердили, что D. и есть человек, совершивший преступление, однако официальной очной ставки с ним не проводилось. По мнению обвинения, в судебном следствии необходимости не было, и дело было прямо передано в суд. Единственным свидетелем обвинения во время суда над D. был допрашивавший обеих девушек полицейский, что соответствует существующей практике принятия показаний, даваемых сотрудником полиции с чужих слов. Однако данный полицейский не был свидетелем происшествия [ареста D.] и не допрашивал D. после ареста. Несмотря на посланный обвинением вызов, девушки на суд не явились и никаких объяснений своего отсутствия не дали. Со стороны защитников D. не поступило никаких ходатайств ни о допросе свидетелей, ни о дополнительном расследовании фактов. D. был осужден и приговорен к трем годам тюремного заключения. При рассмотрении апелляции его ходатайство о допросе обеих девушек и двух других свидетелей было отклонено, а обвинительный приговор и наказание были оставлены без изменения. Последующая апелляция в кассационный суд с жалобой на нарушения ст. 6(3) ЕКЗПЧ и ст. 513 уголовно-процессуального кодекса была отклонена. D. жаловался, что его осуждение было основано только на показаниях, дававшихся в полиции свидетелями, которых не смог опросить ни он, ни его защитник. Комиссия установила, что было допущено нарушение ст. 6(1) в ее связи с п. (3)(d).

Суд постановил, что 1) допустимость доказательств определяется прежде всего нормами внутреннего права, а функция Суда заключается в том, чтобы установить, было ли справедливым судебное разбирательство в целом; 2) хотя, в принципе, свидетели должны давать показания во время публичного слушания дела в присутствии обвиняемого с тем, чтобы их можно было оспорить, - для того, чтобы показания свидетелей могли использоваться в качестве доказательства, не обязательно, чтобы они непременно были даны во время публичного слушания в суде; они могут быть получены и на досудебной стадии, но при соблюдении прав защиты, т.е. при условии, что обвиняемый имел достаточные возможности оспорить показания и опросить свидетеля, дающего против него показания; 3) для целей ст. 6(3)(d), обеих девушек следовало считать свидетелями, поскольку их показания полиции были, по существу, показаниями суду, который и принял их во внимание; 4) так как ни D., ни его защитник не имели никакой возможности опросить этих двух свидетелей, чьи показания, данные в их отсутствие и пересказанные полицейским, не являвшимся очевидцем происшествия, были решающим образом учтены судами, ответственными за установление фактов, - D. и его защитник не могли убедиться в достоверности свидетельских показаний или выразить сомнение в их правдивости и, следовательно, было допущено нарушение ст. 6(3)(d) в ее связи с п. (1); 5) нет необходимости отдельно рассматривать заявление о нарушении принципа презумпции невиновности, противоречащем ст. 6(2); 6) рассматривать жалобы, касающиеся ст. 6(3)(b), 17 и 18, Суд не уполномочен, поскольку они не были представлены Комиссии; 7) хотя Суд не может строить догадки о возможном исходе разбирательства дела при иных обстоятельствах, есть основания считать, что D. был лишен ряда реальных возможностей [защиты], и в качестве компенсации за потерю заработка и причиненные страдания ему следует выплатить 100 000 французских франков; 8) требование защитника D. о компенсации потери заработка в связи с бесплатным представительством интересов D. следует отклонить, так как ст. 50 не дает оснований защитнику заявителя требовать справедливого возмещения для самого себя.

Дело Куаранта против Швейцарии

QUARANTA v SWITZERLAND Ser A No 205, решение ЕСПЧ от 24 мая 1991 г.

Q., гражданин Италии, проживающий в Швейцарии, имел обширное уголовное досье, и когда он был доставлен к судье, ведущему следствие, по подозрению в правонарушении, связанном с наркотиками, за ним уже числился условный приговор к десятимесячному тюремному заключению. В просьбе о предоставлении бесплатной юридической помощи, предусмотренной уголовно-процессуальным кодексом, ему было отказано на том основании, что данное дело не вызывало никаких особых трудностей. Q. не воспользовался своим правом на апелляцию против этого отказа, а повторное ходатайство, поданное после его предания суду, было отклонено по тем же мотивам. На суде Q., которому тогда было 23 года, оказался без защитника и был приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Было также аннулировано постановление об отсрочке исполнения предыдущего приговора. Q. при содействии самостоятельно оплаченного им защитника подал апелляцию, заявляя, что обвинительный приговор должен быть отменен, так как в виду его молодости и прежних судимостей присутствие адвоката было необходимо для его защиты. Кассационный суд постановил, что его дело не подпадает под условия, предполагающие предоставление бесплатной юридической помощи, так как не исключалась возможность вынесения условного приговора , установление фактов не составляло никакой трудности, а то обстоятельство, что, согласно уголовному кодексу, он - молодой совершеннолетний и уже был осужден, не создавало специальных трудностей, требующих предоставления бесплатной юридической помощи. Этот суд отказал также и в изменении решения суда первой инстанции об отказе в вынесении условного приговора. Затем Q. на основании публичного закона была предоставлена бесплатная юридическая помощь для подачи апелляции в Федеральный суд, но этот суд вновь отклонил апелляцию. Однако после того, как он отбыл в тюрьме около четырех месяцев, в результате частичного помилования дальнейшее исполнение обоих приговоров было отсрочено. Q. жаловался, что из-за отсутствия средств для оплаты защитника по своему выбору и с учетом характера дела ему следовало назначить защитника для представительства его интересов во время расследования и на суде. Комиссия установила нарушение ст. 6(3)(c).

Суд постановил, что: 1) в понятие справедливого разбирательства дела входит право обвиняемого на предоставление бесплатной юридической помощи в том случае, если он не располагает достаточными средствами для оплаты такой помощи и она требуется в интересах правосудия; 2) неспособность Q. оплатить защиту не оспаривалась; 3) при определении требований, обусловленных интересами правосудия, следует учитывать серьезность правонарушения и сложность дела; 4) хотя обвинение и утверждало, что ничто в документах дела не указывало на вероятность приговора, превышающего восемнадцать месяцев (максимальный срок для возможности вынесения условного приговора), это была всего лишь оценка, закон же не исключал и максимального приговора к трехлетнему тюремному заключению, поэтому бесплатную юридическую помощь следовало предоставить; 5) хотя в отношении установления фактов дело и не вызывало особых трудностей, из того обстоятельства, что приписываемое правонарушение произошло во время испытательного срока, а суд первой инстанции мог рассмотреть возможность приведения в действие отсроченного приговора и вынесения нового, следует, что участие адвоката могло создать наилучшие условия для защиты Q., особенно если учесть широкий диапазон мер, которыми располагал суд; 6) эти трудности усугублялись личными обстоятельствами Q: он молод, иностранец по происхождению, принадлежит к беднейшим слоям общества, не получил никакой реальной профессиональной подготовки, имеет обширное уголовное досье, ежедневно принимает наркотики и живет с семьей на пособие по социальному страхованию, и при обстоятельствах данного дела его личное появление перед ведущим следствие судьей, а затем и на суде без помощи адвоката не позволило ему должным образом осуществить свою защиту; 7) так как эти недочеты не были исправлены предоставлением юридической помощи при разбирательстве дела в кассационном и федеральном судах, поскольку полномочия обоих этих судов по пересмотру дела весьма ограничены, была нарушена ст. 6(3)(c); 8) хотя не установлено никакой причинно-следственной связи между этим нарушением и каким-либо материальным ущербом, Q. следует, по справедливости, выплатить 3000 швейцарских франков в возмещение нематериального ущерба, который ему, очевидно, был причинен; 9) хотя затраты Q. в связи с ходатайством о помиловании не могут быть возмещены, ему следует, по справедливости, выплатить 7 000 швейцарских франков (за вычетом 10 441 французских франков, оплаченных ему в виде юридической помощи Советом Европы) в возмещение его затрат и судебных издержек по обращению в кассационный суд и в органы ЕКЗПЧ.

Дело Филис против Греции

PHILIS v GREECE Ser A No 209, решение ЕСПЧ от 27 августа 1991 г.

Разногласия из-за суммы вознаграждения, причитающейся за выполненные проекты, привели к трем спорам между инженером-консультантом P. и поручившими ему работу фирмами (AOEK, PNP и AS). В ходе спора с AOEK он по собственной инициативе предпринял ряд действий по востребованию оплаты за руководство выполнением проекта и обратился в Техническую палату Греции с ходатайством о возбуждении иска в отношении выплаты ему вознаграждения за конструкторские работы, так как на основании Королевского декрета от 1956 г. только эта Палата полномочна возбуждать иски о взыскании причитающейся инженерам оплаты и обладает соответствующими правами в порядке суброгации. Палата возбудила от его имени несколько исков и в ответ на его двукратное обращение к ней о дальнейших действиях потребовала предварительной уплаты предусмотренного законом сбора и предоставления банковской гарантии покрытия затрат противной стороны [в случае проигрыша дела], так как считала перспективы успеха по этим дополнительным искам слабыми. Хотя P. считал эти условия незаконными, он в конце концов представил требуемую гарантию. После этого Палата известила его, что требуемые иски возбуждены, но если она не получит предусмотренного законом вознаграждения до первого слушания, то будет добиваться исключительно деклараторных решений. В ходе различных процессуальных действий, выполнявшихся Палатой от имени P., между ними возникало множество споров, связанных с такими вопросами, как намерение добиваться лишь деклараторного решения, отказ оспаривать возражения со стороны AOEK, не взыскание присужденных сумм, затянутость судебных разбирательств, отказ от взыскания сложных процентов, неудовлетворительное представительство его интересов и опасение, что его права будут погашены давностью. В ходе одного из подобных споров Палата предложила P. предъявить требование о выплате процентов посредством возбуждения суброгативного иска. В других спорах P. сам вступал в процессы, а в двух случаях подавал апелляционные жалобы в формулировках, направленных и против Палаты, и против AOEK, однако эти жалобы были объявлены недопустимыми. Часть предъявленных от имени P. претензий были признаны погашенными давностью, по другим еще рассматриваются апелляции. Когда ответчик добивался отсрочки с целью заключения мировой сделки по одной из серий разбирательств, через греческий парламент прошел закон (Акт 1983 г.), которым в контракты с AOEK вносились изменения, имеющие обратную силу. После этого ответчик отказался от каких-либо дальнейших переговоров. P. самостоятельно возбудил иск против PNP, но получил отказ на том основании, что, согласно Королевскому декрету1956 г., только Палата уполномочена возбуждать иски по взысканию платежей, и ей переданы соответствующие права инженера. Но так как у P. имелись основания считать себя вправе возбуждать дела, выплата судебных издержек была предписана обеим сторонам. В конфликте с AS P. добивался содействия Палаты, которая сперва пыталась договориться об улаживании дела, а затем возбудила иск. Несмотря на его успешное прохождение, P. обвинил Палату в неверном подсчете заявленных сумм и в отказе от обращения в суд для принудительного взыскания платежей. На основании ст. 6, 13 и 14 и ст. 1 Протокола № 1, P. жаловался, что был лишен справедливого разбирательства своего дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом и что было допущено нарушение его права на обращение в суд, поскольку его право добиваться взыскания вознаграждений, причитающихся за ряд выполненных им проектов, было официально передано Палате. Комиссия признала допустимыми только жалобы, касающиеся ст. 6 и 13. Соответственно, она установила нарушение права P. на обращение в суд, не поставила отдельный вопрос на основании ст. 13 и установила (11-2), что дело не было рассмотрено в разумный срок.

Суд постановил, что: 1) так как на Суд возложена задача правовой оценки фактов, он полномочен расследовать их, если считает это необходимым, причем по собственной инициативе, и поэтому он будет рассматривать жалобу, основывающуюся на ст. 14, поскольку она связана с теми же фактами, что и жалобы, касающиеся положений ст. 6 и 13; 2) хотя право на обращение в суд (т.е. право на возбуждение исков в судах по гражданским делам) и составляет один из аспектов воплощенного в ст. 6(1) “права на разбирательство дела судом”, это право не абсолютно и может подвергаться ограничениям, так как нуждается в регулировании со стороны государства; 3) такие ограничения не должны сдерживать или умалять право лица на обращение в суд таким образом или до такой степени, которые наносили бы ущерб самой сути этого права; 4) несмотря на расхождение во мнениях среди правоведов и неоднозначность судебной практики в отношении того, какие полномочия по возбуждению исков - параллельные или исключительные - предоставлены Палате Королевским декретом 1956 г., в своем буквальном смысле данный декрет предоставляет ей исключительные полномочия, и существующая практика такой трактовке соответствует; 5) P. потребовал от Палаты возбудить иск против AOEK и AS в согласии с этой практикой и действующими нормами прецедентного права, а его собственные иски против PNP были отклонены из-за отсутствия необходимых для этого полномочий; 6) иные способы, с помощью которых, как утверждалось, P. мог отстоять свои права, были недостаточны для взыскания причитающихся P. выплат, так как (a) право третьей стороны выступить в качестве истца и заявлять возражения возникает лишь после того, как Палата возбуждает иск о возмещении ущерба, (b) право P. предъявить иск о возмещении ущерба против Палаты дает ему возможность требовать только компенсации, но не на самой выплаты вознаграждения и (c) в рамах сложившейся судебной практики право подачи суброгационного иска, предусмотренное гражданско-процессуальным кодексом, не имеет преимущественного действия по отношению к конкретным положениям Королевского декрета 1956 г., несмотря на то, что Палату можно считать должником по отношению к инженеру в связи с выплатой ему вознаграждения; 7) так как P. не мог прямо и независимо возбуждать дело по взысканию причитающегося ему вознаграждения со своих клиентов и даже с Палаты как с первой инстанции, - был нанесен ущерб самой сущности его “права на обращение в суд”; 8) так как это не могло быть возмещено никаким средством правовой защиты, доступным в рамках греческого законодательства, было допущено нарушение ст. 6(1); 9) с учетом сказанного выше не было необходимости рассматривать жалобу на то, что апелляционному суду понадобилось три года для вынесения решения об отсутствии у P. полномочий на возбуждение иска; 10) учитывая решение, касающееся ст. 6, Суду нет необходимости рассматривать данное дело на основании ст. 13, так как ее требования менее строги и применительно к данному случаю оказываются включены в положения ст. 6; 11) Суд не может принять к рассмотрению жалобу P. на несовместимый со ст. 14 дискриминационный характер положений Акта 1983 г., имеющих обратную силу, принятых в отношении его лично и примененных исключительно к его делам, ожидавшим рассмотрения в судах: данная жалоба относится к периоду, предшествующему вступлению в силу декларации Греции о принятии ст. 25; 12) хотя P. жаловался, что инженеры - единственная профессия, представители которой лишены возможности прямого обращения в суд для утверждения своих гражданских прав, определение того, подвергался ли он еще и дискриминации по сравнению с другими лицами, менее ограниченными в том же праве, не имеет смысла, так как Суд уже признал ограничение права P. на обращение в суд нарушением ст. 6; 13) поскольку Суд не в состоянии строить догадки о решениях, которые вынесли бы внутренние суды в случае, если бы P. мог самостоятельно возбуждать иски, и не было выявлено никакой причинно-следственной связи, Суд не может присудить ему всю заявленную в исках сумму (плюс проценты) или какое-либо возмещение потерь в заработке, понесенных, как он утверждает, в результате помех в исполнении его профессиональной деятельности вследствие нарушения положений ст. 6; 14) так как состояние подавленности из-за невозможности взять в собственные руки защиту своих интересов, а также длительная озабоченность исходом конфликтов с должниками должны были нанести P. определенный нематериальный ущерб, ему следует выплатить, по справедливости, 1 млн. драхм; 15) хотя судебные издержки, понесенные P. в греческих судах, связаны с существом споров, а не с проблемой обращения в суд, его вступление в процессы против AOEK и самостоятельно заявленный иск против PNP были для него единственным реальным средством добиваться правовой защиты против упущений греческого законодательства, и поэтому, с учетом того, что некоторые его претензии представляются завышенными, ему, по справедливости, следует выплатить 4 млн. драхм; 16) ему следует выплатить, по справедливости, 1 млн. драхм в возмещение судебных издержек, понесенных при представлении своего собственного дела Комиссии, аналогичную сумму в возмещение вознаграждения защитника и судебных издержек по обращению в суд (за вычетом сумм, полученных от Совета Европы) и 800 000 драхм для покрытия оцененных по справедливости общих издержек; 17) Суд не может согласиться с требованием L. об исключении из выплат сумм, присужденных на основании ст. 50.

В особом мнении судья Петтити (Pettiti ) счел, что 1) P. не был лишен права обращения в суд, так как, хотя в силу должностного положения в случае отказа должника платить происходит суброгация, - кредитор все же сохраняет право в любой момент вступить в процесс в качестве гражданского истца, и поэтому меняется лишь характер применения рассматриваемого права; 2) так как не существует последовательной, непротиворечивой и ясной судебной практики, лишающей лицо права предъявлять иск в случаях, когда Палата отказывается осуществить свое право возбуждения дела, - установление нарушения ст. 6 было преждевременным.

Дело Кеммаш против Франции

KEMMACHE v FRANCE Ser A 21No 8, решение ЕСПЧ от 27 ноября 1991 г.

K. вместе с двумя другими лицами был обвинен в преступлениях, связанных с разного рода подделками, и с 16 февраля по 29 марта 1983 г. содержался под стражей. Затем он был освобожден под надзор суда и под залог в полмиллиона франков. После того, как 20 марта 1984 г. K. не явился на допрос к судье, расследовавшему предъявленное ему обвинение в подкупе свидетеля, а его объяснение причин неявки разошлось с показаниям лица, с которым он находился в это время, K. 22 марта был вновь помещен под стражу. Это заключение длилось до 19 декабря 1986 г., а его многочисленные ходатайства об освобождении отклонялись, главным образом на том основании, что нет гарантии его явки в суд, что он уже пытался уклониться от обязанностей, накладываемых надзором суда, и что в свете обвинений в подкупе существует риск давления на свидетеля. В конце концов K. освободили под надзор суда с уплатой залога в 300 000 французских франков, так как расследование было закончено, а дело в течение некоторого времени не могло разбираться из-за того, что сообвиняемые K. были высланы в Швейцарию (один из них вернулся в январе 1988 г., другой - в феврале 1990 г.). В октябре 1988 г. условие о надзоре суда было снято и оба залога возвращены. Расследование основного преступления было фактически завершено, и 29 июня 1984 г. дело было передано обвинительным органам. Расследование обвинения в подкупе было начато 18 июня 1984 г. и 20 февраля 1986 г. K. было предъявлено обвинение, а 2 октября 1986 г. документы передали обвинительным органам. После успешного протеста в отношении того, что не был формального назначен ведущий следствие судья, решения о предании K. суду по обвинению в подделках в 1985 г. дважды отменялись, сначала за отсутствием достаточных оснований, а затем из-за того, что обвинение исходило из фактов, которые не были указаны в приказе проводившего следствие судьи о передаче дела. Последующая апелляция против предания суду оказалась безуспешной, однако суд был отложен из-за наличия сопутствующего обвинения в подкупе свидетеля. В октябре 1987 г. K. был оправдан по обвинению в подкупе свидетеля, а в июне 1990 г. разбирательство дела K. и одного из сообвиняемых по правонарушениям, связанным с подделками, было отделено от аналогичного разбирательства дела другого сообвиняемого. В это время K. содержался под стражей и был освобожден лишь спустя два месяца под надзор суда и с уплатой в рассрочку залога в 800 000 франков частями по 100 000 франков. После первых двух платежей K. заявил, что внести следующие платежи он не состоянии и готов пойти под стражу. Его апелляция против уплаты залога оказалась безуспешной, но он был оставлен на свободе. Между тем суд над K. и его сообвиняемым был отложен по просьбе последнего, чтобы его адвокат мог подготовить защиту. Когда в декабре 1990 г. от K. потребовали явиться в тюрьму для заключения под стражу до суда, он предъявил медицинскую справку в связи с недавно совершенным на него нападением, однако суд, получив сведения о том, что психологическое и душевное состояние не препятствует его явке, распорядился взять. K. под стражу. Суд решил также разбирать дела против K. и против остальных сообвиняемых по отдельности, и в конечном счете слушание дела K. состоялось 25 апреля 1991 г. K. был признан виновным и приговорен к 11 годам тюремного заключения и штрафу. Апелляция все еще ожидает рассмотрения. K. жаловался на то, что не был незамедлительно извещен о причинах ареста и о предъявленных ему обвинениях, на длительность предварительного заключения, на нарушение принципа презумпции невиновности и на чрезмерную продолжительность разбирательства по делу о подделках. Комиссия, объявив жалобу в части, касающейся не информирования. K. о мотивах его ареста и нарушения принципа презумпции невиновности, недопустимой, установила (13-3) нарушение ст. 5(3) и (единогласно) ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) в расчет следует принимать только два промежутка времени до принятия доклада ЕКПЧ 5 июня 1990 г., так как остальная часть относится к новым, еще находящимся на рассмотрении заявлениям; 2) характер подлежавших расследованию правонарушений и связанные с их расследованием требования могут оправдать продолжительность первого периода содержания под стражей, составлявшего шесть недель; 3) хотя наличие и стойкость серьезных признаков виновности лица, несомненно, важны, они не могут оправдать продолжительность второго периода досудебного содержания под стражей, занимавшего почти два года и девять месяцев; 4) определенные преступления в силу их особой тяжести и отношения к ним со стороны общества могут приводить к нарушениям общественного порядка, способным оправдать содержание под стражей до суда, тем не менее, это должно обосновываться фактами, подтверждающими, что освобождение обвиняемого действительно нарушит общественный порядок, в данном же деле содержание под стражей продолжалось лишь из чисто абстрактных соображений или из опасений денежных потерь; 5) так как приказ о заключении под стражу от 22 марта 1984 г. был издан в связи с правонарушениями, связанными с подделками, можно сделать вывод, что в период после 29 июня 1984 г. (даты завершения следствия по этим правонарушениям) риск оказания давления на свидетелей и сообвиняемых исчез и больше не мог оправдывать содержание под стражей; 6) в то время как вначале суды имели основание опасаться уклонения K. от явки в суд, после 18 апреля 1986 г. такого опасения не было, и, по крайней мере, после названной даты его содержание под стражей не может оправдываться этим соображением; 7) таким образом, оспариваемое содержание под стражей нарушает ст. 5(3), поскольку оно продолжалось до 19 декабря 1986 г.; 8) срок в шестнадцать месяцев и две недели, который заняло расследование правонарушений, касающихся подделок, не может считаться чрезмерным; 9) судебные органы нельзя считать ответственными за задержку из-за отсрочки в июне 1990 г., которой добивались сообвиняемые K., и из-за неявки K. в тюрьму в декабре 1990 г.; 10) хотя длительное разбирательство дела о подкупе как-то повлияло на ход разбирательства главного дела, это не оправдывает длительность последнего; 11) хотя и признается, что дело было в основном готово для передачи в суд с 20 октября 1987 г., разбирательство задержалось на два года и восемь месяцев из-за экстрадиции сообвиняемых в Швейцарию; 12) так как не было причины не разделять дела, не существовало никакого непреодолимого препятствия для проведения суда в течение первой половины 1988 г. и, следовательно, “разумный срок”, предписываемый ст. 6(1), был превышен; 13) так как основное разбирательство уголовного дела не завершено, рассмотрение вопроса о возмещении ущерба согласно ст. 50 следует отложить.

Содержание

Наблюдение препятствовало общению с защитником - ст. 6(3)(c) ЕКЗПЧ

Дело С. против Швейцарии

S v SWITZERLAND Ser A No 220, решение ЕСПЧ от 28 ноября 1991 г.

S., подозревавшийся в причастности к акциям протеста, сопровождавшимся поджогами и применением взрывчатых веществ, был в ноябре 1984 г. арестован, но совершил побег. В марте 1985 г. он был арестован вновь, обвинен в применении взрывчатых веществ и возвращен под стражу на основании опасений, что он может скрыться, и риска сговора с сообвиняемыми (часть которых была освобождена после ареста в ноябре предшествовавшего года). В июне S. были предъявлены обвинения в новых правонарушениях, заключающихся в поджогах, затоплении помещений и нанесении надписей на стенах. S ознакомил со своим делом адвоката, назначенного ему отделом обвинительных актов апелляционного суда, и вначале S. разрешили свободно консультироваться с ним около получаса, но в дальнейшем посещения защитника происходили под наблюдением полицейского чиновника. Однажды полицейский вел при их встрече записи и через полчаса прекратил ее под тем предлогом, что они перестали говорить о деле, а у него есть и другие обязанности. Однако S. имел возможность встретиться без свидетелей с адвокатам, с которым договорилась о ведении защиты его мать. Просмотру подвергалась и корреспонденция S., а три его письма к защитнику были перехвачены и в дальнейшем использовались для графологических заключений. Местный прокурор уведомил государственного обвинителя о необходимости этих мер в связи с опасностью, что адвокат S. может вступить в сговор с другими адвокатами или другими сообвиняемыми. Жалоба S. в связи с наблюдением за его встречами со своим защитником была отклонена отделом обвинительных актов апелляционного суда, так как (a) при сложности и объеме проводимого расследования существовала серьезная опасность сговора, (b) ему нетрудно было бы повлиять на даваемые показания, поскольку он поддерживал связь с сообвиняемыми (которые были освобождены), а тем временем сам от дачи показаний отказывался, (c) он был обвинен в серьезных правонарушениях, составляющих посягательство на общественный порядок, (d) существовала опасность непредумышленного сговора со стороны его защитника, если учесть контакты последнего с защитниками, представляющими интересы других обвиняемых, (e) прекращение встречи со стороны полицейского было обоснованным. Гражданский отдел апелляционного суда поддержал это решение, так как существовала опасность сговора S. с его сообвиняемыми, так как сам S. отказывался давать показания и можно было предположить, что он попытается склонить сообвиняемых дать согласующиеся показания. Кроме того отдел не признал заслуживающими доверия заверения защитника S., что его контакты с адвокатами, представляющими других обвиняемых, не теснее контактов защитника, привлеченного матерью S., а так как защитник одного из обвиняемых уведомил канцелярию местного прокурора, что все защитники согласились координировать свои действия, имелись достаточные свидетельства наличия опасности сговора. Тем временем несмотря на жалобу S., что он не имел возможности ознакомиться со всеми документами по своему делу и что разбирательство ведется исключительно в письменной форме, его апелляция против решения о продолжении предварительного заключения до сентября была отклонена на основании сохранявшейся опасности сговора и опасности того, что он скроется от следствия. Апелляция в федеральный суд была отклонена на том основании, что его защитник, который и должен был оформить ходатайство об освобождении из-под стражи, имел доступ ко всем документам дела, так что продолжение содержания в предварительном заключении не нарушало прав S. в ходе разбирательства. Во время подготовки этой апелляции копия памятной записки, которую защитник собирался передать S., была отобрана полицейским чиновником и передана местному прокурору. Федеральный суд также отклонил следующую апелляцию против наблюдения, которому подвергался S., так как подготовке процесса оно не препятствовало, а S. и другие обвиняемые представлялись чрезвычайно опасными и были основания предполагать, что они прибегнут к противозаконным методам даже во время судебного разбирательства. Позже местный прокурор сообщил S. что наблюдение прекратится, как только он услышит показания S. по поводу обвинений против него, но защитник S. ответил, что пока наблюдение продолжается, его клиент не будет давать показаний. Однако после допроса в январе 1986 г., на котором S. воспользовался своим правом хранить молчание, он имел возможность посоветоваться о своим защитником в тюремной библиотеке, где не было стеклянной перегородки или других препятствий. Незадолго до этого было отложено рассмотрение еще одной апелляции против наблюдения, так как его собирались прекратить, но на последовавших слушаниях в возмещении ущерба было отказано, поскольку основания для ограничений сохранялись. Это решение было оставлено без изменения как гражданским отделом апелляционного суда, так и федеральным судом, причем последний рассматривал лишь вопрос о том, присутствовали ли в отказе в выплате возмещения элементы произвола. S. был признан виновным в изготовлении взрывчатых веществ, поджогах, краже и преступном нанесении ущерба, но исполнение приговора было отложено ввиду обращения с апелляцией в кассационный суд. S. жаловался на то, что (a) не мог свободно и без наблюдения общаться со своим защитником, (b) наблюдение, о котором идет речь, сделало его право на обращение в суд иллюзорным, (c) ему было отказано в эффективном средстве правовой защиты, так как федеральный суд ограничился выяснением вопроса, не действовали ли апелляционные суды, отклоняя его последнюю апелляцию против наблюдения, произвольно. Комиссия, объявив третью жалобу недопустимой как явно необоснованную, установила (14-1) нарушение ст. 6(3)(c), но не усмотрела никаких спорных вопросов в отношении ст. 5(4) и (14-1) ст. 6(3)(b).

Суд постановил, что: 1) ЕКЗПЧ, в отличие от некоторых внутригосударственных законов и ст. 8(2)(d) Американской конвенции о правах человека (АКПЧ), прямо не гарантирует право личности, обвиненной в уголовном преступлении, беспрепятственно общаться с защитником, но это право сформулировано в ст. 93 Минимальных стандартных правил обращения с заключенными (Совет Европы) и в ст. 3(2) Европейского соглашения о лицах, участвующих в рассмотрении дел Европейской комиссией и Европейским судом по правам человека; 2) в демократическом обществе право обвиняемого общаться со своим адвокатом вне пределов слышимости со стороны третьего лица входит в число основных требований справедливого разбирательства дела и вытекает из ст. 6(3)(c), так как если защитник не имеет возможности давать советы своему клиенту и получать от него конфиденциальные указания без такого наблюдения, то помощь защитника в значительной мере теряет смысл; 3) несмотря на серьезность обвинений против S., возможность сговора защитника S. с защитником другого обвиняемого не могла оправдать оспариваемое ограничение, так как (a) в сотрудничестве нескольких защитников с целью координации стратегии защиты не было ничего необычного, (b) ни разу не ставились под сомнение ни профессиональная этика адвоката S., назначенного в качестве защитника судом, ни законность его поведения, (c) оспариваемое ограничение длилось свыше семи месяцев; 4) не имеет значения тот факт, что S. неоднократно имел возможность подать заявление о временном освобождении и тем самым предотвратить ущерб из-за рассматриваемых мер, так как нарушение ЕКЗПЧ необязательно связано с причинением ущерба; 5) таким образом, было допущено нарушение ст. 6(3)(c); 6) так как S. больше не настаивал на своем утверждении, что наблюдение лишило его права на достаточное время и средства для подготовки своей защиты, Суду не потребовалось рассматривать вопрос о нарушении ст. 6(3)(b) по собственной инициативе; 7) учитывая заключение в отношении ст. 6(3)(c), не было необходимости в рассмотрении данного вопроса с точки зрения положений ст. 5(4); 8) поскольку S. пришлось понести определенный нематериальный ущерб, ему следует, по справедливости, выплатить 2 500 швейцарских франков; 9) будет справедливо выплатить ему 12 500 швейцарских франков в возмещение расходов и судебных издержек.

В особом мнении судья Матшер (Matscher) отметил, что: 1) право обвиняемого свободно и без наблюдения общаться со своим защитником не носит абсолютного характера и реальная необходимость наблюдения подтверждается не столь уж редкими случаями серьезного сговора между адвокатами и лицами, содержащимися под стражей; 2) в решении следовало бы четко указать на возможность исключений, однако 3) данное дело не отвечает условиям, при которых исключения возможны.

В совпадающем мнении судья Де-Мейер (De Meyer) отметил, что, хотя меры сдерживания в целях безопасности, возможно, и допустимы, для свободного беспрепятственного общения лица, обвиняемого в совершении преступления, со своим защитником и защитника со своими коллегами никаких исключений нет.

Содержание

Чрезмерная продолжительность гражданского производства - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Эдисьон Перископ против Франции

EDITIONS PERISCOPE v FRANCE Ser A No 234-B, решение ЕСПЧ от 26 марта 1992 г.

E. P. несколько раз добивалось сертификата о регистрации в качестве периодического издания, чтобы обеспечить себе определенные налоговые и почтовые льготы. Каждый раз признавалось, что это издание не подпадает под соответствующий класс публикаций. После того, как издание перестало выходить и компания E. P. стала объектом процедуры мировой сделки с кредиторами, E. P. возбудило в 1976 г. иск в административном суде, добиваясь возмещения ущерба, причиненного действиями государственных органов. В 1981 г. иск был отклонен, а в 1985 г. Государственный совет отклонил апелляцию. E. P. жаловалось, что дело не было рассмотрено в разумный срок, что Государственный совет не проявил беспристрастности и что в вынесенном решении не были указаны имена судей и не приведены доводы сторон. Комиссия, признав допустимой только первую жалобу, установила (17-20) нарушение ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) в центре спора - право на возмещение ущерба по вине властей, способной повлечь материальную ответственность, а так как для целей ст. 6(1) нет необходимости выяснять, обоснованна ли аргументация E. P. нормами внутригосударственного законодательства или могла бы ли иная законодательная база предоставить более благоприятные перспективы, достаточно того, что аргументы E. P. доказуемы; 2) так как предмет иска E. P. носил “финансовый” характер и был обоснован приписываемым нарушением прав, причем также “финансового” характера, рассматриваемое право представляло собой “гражданское право”, независимо от происхождения спора и его подсудности административным судам; 3) таким образом, здесь применима ст. 6(1); (4) рассматриваемый период исчисляется от момента возбуждения иска в административном суде до вынесения решения Государственным советом, а поскольку данное дело не было сложным и E. P. не предпринимало никаких действий, которые могли бы затянуть производство, срок, превышающий восемь лет, не был разумным; 5) следовательно, допущено нарушение ст. 6(1); однако 6) никакого возмещения ущерба не причитается, так как между указанным нарушением и отказом в удовлетворении иска E. P. причинно-следственная связь не прослеживается.

Содержание

Упущение с вызовом свидетелей защиты привело к неравноправию сторон - ст. 6(1) и (3)(d) ЕКЗПЧ

Дело Видал против Бельгии

VIDAL v BELGIUM Ser A 235-B, решение ЕСПЧ ОТ 22 апреля 1992 г.

V., тюремный надзиратель, был сначала оправдан, но затем в результате апелляции осужден за содействие заключенному в совершении побега. Его осуждение было отменено в связи с тем, что судья апелляционного суда принимал участие в данном деле на более ранних стадиях. В дальнейшем была подана повторная апелляция в другой апелляционный суд, который признал V виновным и ужесточил приговор, вынесенный первым апелляционным судом. Осуждение основывалось на имеющихся в деле показаниях, дополненных неблагоприятными показаниями второго заключенного. Требование о вызове для допроса других заключенных в решении суда не упоминалось, и перед вынесением приговора никаких свидетелей не вызывали. V. после безуспешной апелляции в кассационный суд жаловался на невозможность добиться вызова свидетелей защиты, из-за чего его осуждение основывалось на недостоверных свидетельских показаниях.

Комиссия, признав последнюю часть жалобы неприемлемой, установила нарушение ст. 6(1) и (3)(d).

Суд постановил, что: 1) хотя ст. 6(3)(d), как правило, оставляет оценку обоснованности вызова свидетелей на усмотрение внутренних судов и не требует допроса каждого свидетеля защиты, ее важнейшая цель заключается в осуществлении равноправия сторон в деле; 2) V. был вначале оправдан после того, как было заслушано несколько свидетелей, а его осуждение апелляционным судом было основано почти целиком на документах первого дела; 3) отсутствие какого-либо объяснения отклонения свидетелей со стороны V. Несовместимо с представлением о справедливом разбирательстве дела, особенно если учесть ужесточение приговора; 4) (8-1) ограничение прав на защиту означает, что суд над V. не был справедливым, а это нарушает ст. 6; 5) сохраняется возможность привлечения ст. 50.

Комментарий. По мнению судьи Тора Вильяльмссона (Thor Vilhjalmsson ), оценивать необходимость в вызове свидетелей со стороны V.- не дело Суда, отсутствие же какого-либо объяснения со стороны апелляционного суда роли не играет. Однако то обстоятельство, что V. вначале был оправдан, а новых свидетелей попросту проигнорировали, вряд ли может показаться справедливым и представляет собой своего рода чрезвычайную ситуацию, требующую вмешательства со стороны Суда.

Содержание

Секретного полицейского агента следовало допросить на суде в качестве свидетеля - ст. 6(1) и (3)(d)

Дело Луди против Швейцарии

LUDI v SWITZERLAND Ser A No 238, решение ЕСПЧ от 15 июня 1992 г.

После получения полицией информации, что L. разыскивает деньги для приобретения партии кокаина, было санкционировано прослушивание его телефонных разговоров. В дальнейшем L. несколько раз встречался с T. (секретным агентом полиции), который действовал как потенциальный покупатель кокаина. Он доложил, что L. обещал ему продать немного кокаина. L. арестовали, сообщили о прослушивании его телефона, и он признался в своих действиях. В ходе судебного разбирательства ряда его правонарушений, связанных с наркотиками, суд отказал в вызове T. в качестве свидетеля, чтобы не раскрывать его анонимность, и счел, что намерение L. поставлять наркотики доказывается и без привлечения показаний T. записями прослушивавшихся телефонных разговоров, признанием самого L. и докладами T. Аналогичный подход был принят и апелляционным судом, но после отзыва жалобы в обмен на объявление решения недействительным приговор был смягчен и отсрочен из-за участия T. и заключения психиатра о том, что L. действовал под влиянием кокаина. L. жаловался на подслушивание его телефонных разговоров и на то, что его осуждение основывалось на донесениях T., которого в качестве свидетеля не вызвали. Комиссия установила нарушения ст. 8 (10-4) и ст. 6(3)(d) в ее связи со ст. 6(1) (13-1).

Суд постановил, что: 1) смягчение апелляционным судом приговора L. не лишает его статуса потерпевшего, так как участие T. не было признано нарушением ЕКЗПЧ; 2) прослушивание телефонных разговоров составляет посягательство на его частную жизнь и переписку, но не является несовместимым с положениями ст. 8(2); использование тайного агента как само по себе, так и совместно с телефонным прослушиванием не было вмешательством в частную жизнь L., так как он должен был сознавать, что, предлагая T. продать кокаин, совершает преступное деяние и рискует столкнуться с таким агентом; 4) следовательно, нарушения ст. 8 не было; 5) хотя T. лично не давал показаний, для целей ст. 6(3)(d) он может рассматриваться как свидетель и его показания сыграли свою роль в установлении фактов, которые привели к осуждению; 6) T. - полицейский, принесший служебную присягу, его функции были известны судье, проводившему следствие, а L. знал его в лицо (в отличие от дел Kostovski v The Netherlands [Ser A No166] и Windisch v Austria [Ser A No186]); 7) так как существовала возможность заслушать T. как свидетеля и провести очную ставку таким образом, чтобы сохранить анонимность, права защиты оказались ограниченными до такой степени, что L. не было обеспечено справедливое разбирательство дела; 8) (8-1) следовательно, было допущено нарушение ст. 6(3)(d) в ее связи со ст. 6(1).

Комментарий. Необходимость предоставить возможность оспорить показания T. приобрела принципиальный характер, так как Суд признал, что они сыграли свою роль в осуждении L. Независимо от их реального значения такой подход согласуется с нежеланием Суда вмешиваться в оценки доказательств внутренними судами. Более сильной точки зрения придерживается судья Матшер (Matscher), полагающий, что показания T. не имели значения, поскольку осуждение в основном базировалось на собственных признаниях L. Ссылки на статус T. как служащего полиции неявно предполагают, что дача показаний составляет часть его обязанностей. Но важнее всего было то обстоятельство, что было возможно проведение очной ставки без ущерба для работы T. в будущем.

Содержание

Характер аргументации по апелляции требовал назначения защитника - ст. 6(3)(c) ЕКЗПЧ

Дело Фам Хоанг против Франции

PHAM HOANG v FRANCE Ser A No 243, решение ЕСПЧ от 25 сентября 1992 г.

P. H. был обвинен в различных правонарушениях, связанных с противозаконным ввозом запрещенных товаров. Согласно таможенному кодексу, в отношении подобных правонарушений существуют следующие презумпции: честные намерения не играют роли; доказывать, что не совершено никакого правонарушения, должно лицо, чьи товары были задержаны; ответственным за уклонение от уплаты таможенных пошлин считается лицо, владеющее контрабандным товаром; всякий, к чьей выгоде послужил выявленной импорт, подлежит тем же санкциям, что и лицо, совершившее правонарушение. P. H., будучи оправдан судом первой инстанции, был осужден апелляционным судом, который подтвердил юридическую силу названных презумпций, учел обстоятельства ареста P. H. и принял во внимание другие связанные с данным делом факты. P. H. обратился с апелляцией в кассационный суд, намереваясь доказывать, что эти презумпции несовместимы с положениями ст. 6(1) и (2), а его адвокат подал ходатайство об официальном назначении защитника, так как P. H. был не в состоянии оплатить дальнейшие издержки. В этом было отказано под предлогом, что его дело не было исключительным, и тогда он подал личное заявление в кассационный суд, приложив копии апелляций, поданных вначале его адвокатом. Апелляция была отклонена из-за того, что в ней не поднималось никаких вопросов права и не указывалось на нарушения каких-либо норм закона. P. H. жаловался на на признание его виновным на основе статутных презумпций виновности и Комиссия установила нарушение ст. 6(3)(c), но не (7-5) ст. 6(1) и (2).

Суд постановил, что: 1) хотя P. H. и не смог убедить кассационный суд рассмотреть его апелляцию, отказ в официальном назначении защитника сделал это средство правовой защиты недоступным, и потому не было необходимости в его исчерпании; 2) презумпции по факту или закону должны учитывать важность возможной угрозы и сохранять права на защиту; 3) апелляционный суд, взвесив имеющиеся в его распоряжении доказательства, воздержался от автоматического учета презумпций и не применил их несовместимым с положениями ст. 6(1) и (2) образом; 4) разбирательство в кассационном суде явно грозило для P. H. (который был оправдан судом первой инстанции, но по апелляции осужден и оштрафован на 1 млн. франков) неблагоприятными последствиями, и поэтому его аргументы относительно совместимости презумпций с положениями ст. 6(1) и (2) могли быть должным образом представлены только опытным защитником; 5) таким образом, поскольку у P. H. не было средств, а в интересах правосудия для ведения дела требовалось назначение официального защитника, было допущено нарушение ст. 6(3)(c); 6) решение о допущенном нарушении составляет достаточно справедливое возмещение понесенного нематериального ущерба.

Комментарий. Суд вновь подтвердил свое мнение, что использование презумпций по факту или закону не следует считать несовместимым с принципом презумпции невиновности и правом на справедливое разбирательство дела при условии, что они не принимаются в качестве неопровержимых и не применяются механическим образом. При обосновании необходимости в помощи защитника сложность юридической аргументации по апелляции играла более важную роль, чем назначение штрафа или отмена оправдания P. H. Однако ссылка на последний из этих факторов не означает, что его наличие следует серьезно учитывать во всех случаях, когда апелляция грозит обвиняемому ухудшением его положения.

Дело Кройссант против Германии

CROISSANT v GERMANY, Ser A No 237-B, решение ЕСПЧ от 25 сентября 1992 г.

Первоначально интересы C. на уголовном процессе представляли B. и K., которых суд по его просьбе назначил его защитниками. В дальнейшем в качестве третьего такого защитника был назначен H. вопреки возражениям C. как против назначения дополнительного защитника, так и против самого H. (члена политической партии, против которой он выступал). Суд признал, что назначение H. необходимо, чтобы обеспечить должное проведение разбирательства дела и надлежащее представительство C. с учетом сложности процесса и его возможной продолжительности. Суд постановил также, что, хотя он назначил двух защитников, пользующихся полным доверием C., H. был выбран как лицо, которому, по всей видимости, C. может доверять, и что, если H. способен выполнять обязанности защитника, политические разногласия не могут служить основанием для отмены назначения. C. был представлен на этом суде B., H. и K., и после его осуждения от него потребовали выплатить им гонорар и возместить судебные издержки. Он безуспешно апеллировал против этого решения, но срок уплаты ему несколько раз продлевался. C. жаловался на судебный приказ об уплате назначенным судом защитникам гонорара и судебных издержек. Комиссия не установила нарушения ст. 6(1) и (3)(c) в отношении уплаты гонорара B. и K. и (7-4) H.

Суд постановил, что 1) требование о помощи обвиняемому со стороны адвоката и назначение более одного защитника не противоречат положениям ЕКЗПЧ; 2) мнение обвиняемого о числе назначаемых защитников должно учитываться, в особенности если на него может быть возложена обязанность оплаты издержек, а назначения, сделанные против его пожеланий без должного и достаточного обоснования, несовместимы с принципом справедливого судебного разбирательства; 3) назначение B. и K. не вызывает никаких проблем, связанных с правом C. быть представленным защитником по собственному выбору, но, если речь идет о бесплатной юридической помощи, это право имеет ограничения, и решение о том, требуют ли интересы правосудия такого назначения, должны выносить суды; 4) назначение H. было произведено с должным и достаточным обоснованием, и доводы C. об отсутствии доверия к H. не были правомерными; 5) так как H. принимал активное участие в защите C., его назначение не оказало на нее неблагоприятного влияния; 7) (8-1) таким образом, назначения B., H. и K. не противоречат положениям ст. 6(1) и (3)(c); 8) требование об оплате осужденным лицом гонорара и затрат назначенного ему судом защитника, как правило, не влияет на справедливость разбирательства уголовного дела, не повлияло оно и в данном случае; 9) нет оснований сомневаться, что в соответствии с внутренними правовыми нормами и практикой задолженность C. будет аннулирована, если окажется, что он не в состоянии ее оплатить, но бремя доказывания несостоятельности ложится на заявившее об этом лицо; 10) (8-1) судебный приказ о возмещении затрат не нарушает ст. 6(3)(c).

Комментарий. C. был обвинен в правонарушениях, связанных с его деятельностью в качестве юрисконсульта организации Фракция Красная армия. Подтверждая право назначения H. его защитником, Суд признал заинтересованность государства в мерах, обеспечивающих эффективное осуществление уголовного судопроизводства, если те не наносят вреда обвиняемому. Так как назначение защитников производилось в соответствии с нормами, устанавливающими порядок назначения адвоката в особых случаях, вопрос о том, налагают ли положения ст. 6 полный запрет на возмещение обвиняемым, не располагающим достаточными средствами, затрат на бесплатную юридическую помощь, остается открытым. Зная, что от C., вероятно, не потребуют уплаты всей суммы, Суд мог бы также оставить открытым вопрос о допустимости предъявления требования о возмещении расходов по затратам и выплате гонорара назначенному защитнику, если осужденное лицо доказало (в результате процедуры принудительного взыскания), что не располагает достаточными средствами для оплаты издержек на свою защиту. По мнению судьи Де Мейера ( De Mayer), третий защитник должен был быть лицом, пользующимся доверием C., и против которого не возражал бы суд.

Дело Абдэлла против Нидерландов

ABDOELLA v THE NETHERLANDS

Ser A No 248-A, решение ЕСПЧ от 25 ноября 1992 г.

A. был в январе 1983 г. арестован и обвинен в подстрекательстве к убийству. В апреле 1983 г. он был осужден, в августе обвинительный приговор был оставлен апелляционным судом без изменения, затем он был отменен, и в январе 1985 г. дело было возвращено в суд. В августе 1985 г. он был вновь осужден апелляционным судом, а апелляция по основанию вопросов права в верховный суд в мае 1987 г. была отклонена. Передача документов дела из апелляционного суда в верховный суд по первой апелляции заняла свыше десяти месяцев, по второй - около одиннадцати с половиной месяцев. В продолжение всех судебных разбирательств A. находился под стражей, и этот период был вычтен из срока его приговора. A. жаловался на продолжительность разбирательств уголовного дела и Комиссия установила нарушение ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) возражение государственных властей в связи с не исчерпанием внутренних средств правовой защиты в отношении части задержки следовало выдвинуть до слушания дела; 2) рассматриваемый период исчисляется с момента ареста A. до момента отклонения верховным судом его второй апелляции и составляет четыре года, четыре месяца и один день; 3) хотя такой промежуток времени, если учесть, что на протяжении его проводилось пять судебных разбирательств серьезного (пусть и не особенно сложного) дела, нельзя признать необоснованным, двадцать один месяц на передачу документов дела для рассмотрения двух поданных в верховный суд апелляций - это недопустимый срок бездействия, что составляет нарушение ст. 6(1); 4) несмотря то, что это время было вычтено из срока приговора, A. мог испытывать чувства тяжелого разочарования и беспокойства, но принятое решение служило достаточно справедливым возмещением его переживаний.

Комментарий. На решение о признании срока неразумным особенно существенное влияние оказал тот факт, что в ожидании результата апелляций A. оставался в заключении.

Содержание

Дело де Жоффр де ла Праделль против Франции

DE GEOUFFRE DE LA PRADELLE v FRANCE Ser A No 253-B, решение ЕСПЧ от 16 декабря 1992 г.

G. (и нескольким другим землевладельцам) предложили прокомментировать готовящийся декрет об ограничении дальнейшей застройки их земель. Несмотря на их возражения, декрет был принят, а выдержки из него были опубликованы в официальном издании. Копию декрета G. вручили более чем через два месяца. Его ходатайство о судебном пересмотре декрета было отклонено, так как срок подачи возражения было решено исчислять со дня публикации декрета, а не с момента его вручения. G. жаловался на отказ в доступе к судопроизводству и в праве на предоставление эффективного средства правовой защиты, а также на посягательство на его право собственности. Комиссия, объявив жалобу по ст. 1 Протокола № 1 явно необоснованной, установила (7-5) нарушение ст. 6(1) и признала ненужным рассмотрение заявления с точки зрения положений ст. 13.

Суд постановил, что: 1) хотя, предъявляя иски во внутренние суды, G. явным образом не ссылался на ЕКЗПЧ, он возбуждал спорные вопросы по существу дела, и поэтому возражение, связанное с не исчерпанием внутренних средств правовой защиты, не может быть принято; 2) G. должен был располагать явной, практической и действенной возможностью оспорить в суде административный акт, прямо нарушающий его право собственности, однако степень сложности законов об охране природы такова, что порождает неопределенность в отношении самого характера данного декрета и методики расчета срока назначения судебного пересмотра; 3) (8-1) следовательно, было допущено нарушение ст. 6(1); 4) привлекать ст. 13, требования которой менее строги, нежели ст. 6(1), не было необходимости; 5) хотя Суд не мог строить догадки относительно исхода дела при своевременном обращении G. в суд, ему следует выплатить 100 000 французских франков в возмещение упущенных возможностей и 75 000 французских франков (по справедливости) в возмещение затрат и судебных издержек по обращению в органы ЕСПЧ.

Комментарий. Суд повторил свое мнение, что право на обращение в суд не носит абсолютного характер и признал, что публикация декретов внутри страны способствует правовой устойчивости и упрощает соблюдение формальностей. Тем не менее законодательство все же предусматривает индивидуальное информирование некоторых землевладельцев в зависимости от классификации конкретного акта. Именно сложность этой схемы и породила неопределенность относительно истечения срока оспаривания того или иного декрета в суде. Особенно важный момент в данном деле связан с ограниченным числом землевладельцев, которых затрагивал декрет, и их участием в обсуждениях, предшествовавших принятию рассматриваемых природоохранных мер; последние не носили обязывающего характера, но предусматривали, что в течение года не будет проводиться никакой застройки. Все это вместе взятое давало достаточные основания рассчитывать на личное уведомление. Дополнительным фактором в деле G. явилось уже достигнутое согласие на сооружение на его земле гидроэнергетической системы. Это решение могло вызывать последствия в отношении любого административного акта, затрагивающего “гражданские права” ограниченной группы или любого лица, участвовавших в процессе предварительных консультаций; когда речь идет о соблюдении права обращения в суд, личное уведомление может оказаться существенным фактором, но, по-видимому, настоятельна и потребность в более четких законодательных рамках. Хотя Суд и не дал четкого обоснования для возможного ограничения права обращения в суд, судья Мартенс (Martens) признал, что любые ограничения должны соответствовать закону, преследовать легитимную цель м отвечать принципу соразмерности. Степень недопонимания ситуации заявителем (а он юрист!) достаточна для вывода,, что первое из этих требований не было соблюдено. Но судья сомневается также и в том, соблюден ли принцип соразмерности.

Содержание

Решение не предоставляло обвиняемому достаточно информации для апелляции - ст. 6(3)(b)

Дело Хаджианастассиу против Греции

HADJIANASTASSIOU v GREECE Ser A No 252, решение ЕСПЧ от 16 декабря 1992 г.

H., военнослужащий, был осужден за разглашение секретных сведений о ракетном проекте (над которым он работал) частной компании. Апелляционный суд, не представив обоснованного решения, оставил обвинительный приговор без изменения по иным мотивам, последующая же апелляция по основаниям ошибки в праве могла подаваться в кассационный суд в срок, не превышающий пяти дней. Хотя позднее он получил текст вопросов, заданных председателем апелляционного суда, и ответов его коллег, H. не имел возможности подробно изложить мотивы для апелляции в кассационный суд, так как уже не мог указать конкретно ни одной из допущенных ошибок, и поэтому апелляцию признали недопустимой. H. жаловался на то, что апелляционный суд не изложил мотивов своего решения, на установленный предельный срок апелляции в кассационный суд и на нарушение его права на свободу выражения своего мнения. Комиссия установила нарушение ст. 6(1) и (3)(b), но не ст. 10.

Суд постановил, что: (1) внутренние суды должны достаточно ясно указывать мотивы своих решений, чтобы обвиняемый был в состоянии практически осуществлять предоставляемые права на апелляцию; (2) поскольку H. мог исходить только из того, что ему удалось воспринять или запомнить из услышанного во время разбирательства дела в апелляционном суде, и не имел возможности подробно изложить свою апелляцию в кассационный суд, он не смог воспользоваться своим правом на справедливое разбирательство дела, что составило нарушение ст. 6(3)(b) в ее связи со ст. 6(1); 3) хотя вынесенный H. приговор препятствует осуществлению его права на свободу выражения мнения, допустимые пределы субъективности в оценке требований национальной безопасности не были превышены и примененные средства были соразмерны с требованиями ее защиты; 4) следует возместить H. понесенные издержки по обращению в кассационный суд и в Страсбургские органы, причем нет необходимости ограничивать эти последние таксами, применимыми в Греции.

Комментарий. Нарушение ст. 6 было обусловлено совокупным действием индивидуальных правил подачи апелляций военнослужащими. От военных судов не требуется представлять мотивированные решения, и правильность применения законов можно контролировать только на основании вопросов, задаваемых председателями и их коллегами. Тот факт, что стенограммы этих вопросов не были представлены незамедлительно, в сочетании с чрезвычайной ограниченностью срока подачи апелляций в кассационный суд не позволили H. сформулировать конкретное обоснование для апелляции. Хотя вопросы и ответы были в конечном счете выяснены, исправлять допущенные в тексте первой апелляции недочеты было, в соответствии с принятой кассационным судом практикой, уже слишком поздно. Никаких правил о допустимости столь кратких сроков подачи апелляции как таковых не установлено. Хотя Суд подтверждал применимость права на свободу выражения своего мнения к военнослужащим (см. дело Engel v The Netherlands, Ser A No 22) и отсутствие в ст. 10 ограничений в отношении определенных категорий информации, смысла или формы выражения (см. дело markt intern v Germany, Ser A No 165), никого не потребовалось специально убеждать, что разглашение проявляемого государством интереса к тому или иному виду вооружений или любых сведений о ходе их производства способно нанести существенный вред национальной безопасности.

Содержание

Ограничение срока подачи возражения против суммарного производства не препятствовало праву обращения в суд - ст. 6 ЕКЗПЧ

Дело Хеннингс против Германии

HENNINGS v GERMANY Ser A no 251-A, решение ЕСПЧ от 16 декабря 1992 г.

После ссоры на почве раздражения H. был обвинен в насильственных действиях и ему был предложен выбор между штрафом в 300 немецких марок без регистрации судимости в результате мировой сделки и возбуждением уголовного производства. Форма последнего не была объяснена, но когда H. не вернул заполненный бланк с официальным выражением согласия на сделанное предложение и не уплатил штраф в заданный срок, в отношении его был издан приказ о наказании, назначенном в результате суммарного производства, в виде штрафа в 1000 немецких марок за насильственные действия и за преступное нападение, о котором ранее не упоминалось. Этот приказ был окончательно оформлен только через неделю, и хотя ему лично его не вручили, в его почтовом ящике оставили извещение о его содержании с предложением получить приказ на почте. У H. не было ключа от ящика и приказ получила его жена, но своевременно не отдала его и он не успел подать возражение в срок. H. безуспешно (из-за просрочки) ходатайствовал о повторном рассмотрении приказа о наказании. Он жаловался на отказ в возможности обращении в суд, на краткость срока для подачи возражения и на то, что извещение не было вручено ему лично. Комиссия не установила (9-4) нарушения ни ст. 6(1), ни (12-1) ст. 14 в ее связи со ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) никакой ответственности не могло последовать просто потому, что, поскольку H. не был в состоянии беспрепятственно получать адресованную ему почту, то он и не мог уложиться в срок; 2) хотя этот срок и был краток, все же власти обязаны осуществлять пересмотр лишь при отсутствии упущений со стороны заинтересованного лица, H. же соответствующего требования вовремя не предъявил; 3) (8-1) таким образом, нарушения ст. 6(1) не было; 4) жалобе H. на дискриминационное обращение не мог быть дан ход, поскольку она не подавалась, но во всяком случае данный вопрос включен в общую жалобу по поводу отказа в обращении в суд.

Комментарий. Хотя H. - человек, по-видимому, не особенно привлекательный и своих делах, несомненно, небрежен, не меньшую опрометчивость и бесцеремонность проявил и Суд, не уделив серьезного внимания применению предусмотренной ст. 6 гарантии в ситуации, когда имело место суммарное производство. Хотя такого рода судопроизводство выгодно в отношении издержек и экономии времени, Уолш (Walsh) в своем особом мнении отмечает, что H. получил возможность возражать только после того, как его уже признали виновным, т.е. без должного слушания, в ходе которого можно было бы проверить доказательства. Более того, на него было, по существу, возложено бремя доказывания своей невиновности. Даже если такой подход, учитывая незначительность преступления, и был приемлем - а Суд никаких доводов в его пользу не выдвинул, - неясно, почему чтение официальной почты следовало считать обязательным, если внимание получателя не обеспечили личным вручением ему сообщения. В данном случае это внушает особое беспокойство, так как необходимость в установлении столь кратких сроков не объяснялась, а между самим происшествием и разбирательством к тому времени уже прошло несколько месяцев. К тому же в первом извещении не говорилось о применении суммарного производства вместо нормального, а в приказе о наказании говорилось об осуждении за правонарушение, о котором H. вообще заранее не известили.

Содержание

Не соблюдена обязанность знакомить с доказательствами обвинения защиту - ст. 6 ЕКЗПЧ

Дело Эдвардс против Соединенного Королевства

EDWARDS V UNITED KINGDOM Ser A 247-B, решение ЕСПЧ от 16 декабря 1992 г.

За совершение нескольких ограблений E. был осужден (голосованием присяжных 10-2) на основании оспоренных и неподписанных признаний, сделанных в полиции. Защита не была поставлена в известность, что один из “потерпевших “ не узнал его в полицейском фотоальбоме или что на месте одного из преступлений были обнаружены отпечатки пальцев соседа. На основании этой информации можно было оспорить достоверность полученных полицией свидетельских показаний, предъявленных на суде над E. В результате жалоб на полицейское дознание было назначено независимое расследование, и дело было передано в апелляционный суд. Тот посчитал, что показания, не доведенные до сведения защиты, никак не изменили бы исход дела. Защитники E. не просили суд повторно заслушать свидетелей полиции и не потребовали предъявить отчет о независимом расследовании. E. жаловался на отсутствие справедливого разбирательства дела и эффективных средств правовой защиты. Комиссия установила (8-6), что не было нарушения ст. 6(1) в ее связи со ст. 6(3)(d) и что (12-2) не возникло отдельных спорных вопросов в отношении ст. 13.

Суд постановил, что: 1) не было необходимости в оценке применимости ст. 6(3)(d) отдельно от предусматриваемой общей гарантии; 2) разбирательство дела следует рассматривать в целом, включая его рассмотрение в апелляционном суде; 3) хотя не оглашение существенных доказательств привело к процессуальному нарушению, апелляционный суд принял во внимание новую информацию об осуждении E.; 4) возможность отказа не оправдывает упущение со стороны его адвоката, не потребовавшего повторного заслушивания свидетелей полиции или предъявления отчета; 5) (7-2) так как при разбирательстве дела в апелляционном суде недочеты, допущенные на первом суде, были исправлены, нарушения ст. 6 не было; 6) рассматривать жалобу с точки зрения положений ст. 13 не было необходимости, так как E. согласился с выводом Комиссии.

Комментарий. Все члены Суда были согласны в том, что если необходимо обеспечить справедливое разбирательство дела, то обвинение должно оглашать перед защитой все существенные показания в пользу или против обвиняемого. То обстоятельство, что вердикт об осуждении был принят минимально допустимым большинством, давало E. веский довод в пользу того, что результат мог быть иным, если бы использовались показания, не разглашенные полицией. В то время, как большинство членов Суда признало, что разбирательство не соответствовало положениям ст. 6, их готовность считать допущенный недочет исправленным удивляет, если учесть, что апелляционный суд при вынесении своего решения все еще не обладал полной информацией. На большинство явно повлияло упущение защитника E., который не потребовал повторного заслушивания свидетелей полиции или предъявления отчета о расследовании (который потребовали не оглашать в общественных интересах). Однако судьи Де Мейер (De Meyer) и Петтити (Pettiti) признали, что в сложившихся обстоятельствах более уместно было бы провести повторное разбирательство. Петтити очень серьезно отнесся к тем многочисленным нарушениям правосудия, которые порождало утаивание показаний, и считал, что апелляционный суд был обязан действовать независимо от отсутствия соответствующих требований защиты. Де Мейер не мог согласиться с мнением апелляционного суда, что не разглашенные показания определенно не повлияли бы на присяжных.

Содержание

Участие в досудебных расследованиях не повлияло на беспристрастность - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Фей против Австрии

FEY v AUSTRIA Ser A No 225, решение ЕСПЧ от 24 февраля 1993 г.

F. был обвинен в мошенничестве и по одному пункту обвинения оправдан, а по другому - осужден. K., судья местного суда, которая вела дело, до этого допрашивала свидетеля регионального суда, когда расследовались более серьезные обвинения; она же производила ряд расследований по обвинениям, которые ему в конечном итоге предъявили, и она же назначила дело к слушанию в суде. Региональный суд в составе трех судей, ранее отказавших F. в его просьбе об освобождении, апелляцию отклонил. F. жаловался, что его дело и поданная им апелляция не разбирались беспристрастным судебным органом. Комиссия, признав последнюю часть жалобы недопустимой, установила (16-3) нарушение ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) личная беспристрастность K. не оспаривалась; 2) проведенный K. допрос свидетеля регионального суда не был связан с рассмотрением существа обвинений против F., и ее действия до суда носили подготовительный характер, ограничиваясь приведением в окончательный порядок документов дела перед слушанием в суде; 3) решение K. о назначении дела к слушанию в суде не отражало ее убежденности в вероятности вины F., а соответствовало требованию, предусматривающему такие действия после проведения необходимого предварительного следствия; 4) K. имела возможность составить какое-либо мнение о виновности F. только во время самого слушания, и поэтому опасения по поводу ее беспристрастности не были объективно обоснованы; 5) таким образом, нарушения ст. 6(1) не было.

Комментарий. Суд и на этот раз опирался на признанное положение своего прецедентного права, согласно которому участие судьи в вынесении досудебных решений само по себе не может оправдать опасений по поводу беспристрастности, и признал, что ни одно из действий, предпринимавшихся K., не было связано с оценкой виновности F. Суд, по-видимому, придал определенное значение и тому обстоятельству, что K. по одному из обвинений оправдала F., но это лишь показывает ее фактическую беспристрастность, а не ложность того или иного вывода, который можно сделать из ее прежней причастности к делу. Большинство придало, по-видимому, слишком большое значение характеру решений индивидуального типа (в особенности отличающих дело DeCubber v Belgium, Ser A No 86, так как расследования по этому делу носили “широкий характер”) и не взвесило то совокупное впечатление, которое закономерно могло произвести ее участие в деле. Такое участие, как сочли в своих особых мнениях судьи Шпильманн (Spielmann) и Луазу (Loizou), несомненно, приводит к предвзятому мнению, даже если это и не сыграло существенной роли при отправлении рассматриваемых функций. Судья Мартенс (Martens) в совпадающем мнении счел, что имела место “функциональная” недостаточность беспристрастности, но (как и в своем особом мнении по делу Borgers v Belgium Ser A No 214-B) считал, что заинтересованность общества в рациональной и исправно действующей судебной системе перевешивает заинтересованность в доверии к судам. Его особенно озаботило, что предъявляемые ко многим государствам Совета Европы требования об изменении их системы местных судов могут придать слишком большое значение внешним проявлениям. Однако организационные трудности, стоящие перед государствами, к которым относится эта обеспокоенность, по своему характеру мало отличаются от тех, которые, как считают, породили недопустимые задержки в итальянском гражданском и уголовном судопроизводстве. На них могут ссылаться и другие государства, от которых потребуют большей бдительности к нарушениям прав человека.

Содержание

Осуждением за отказ предъявить документы обвиняемый незаконно принуждался к самооговору - ст. 6 ЕКЗПЧ

Дело Функе против Франции

FUNKE v FRANCE Ser A No 256-A, решение ЕСПЧ от 25 февраля 1993 г.

При обыске в доме F. таможенные служащие нашли банковские счета и чековые книжки иностранных банков. Хотя никаких уголовных дел за правонарушения, касающиеся деловых отношений с зарубежными странами, против него не возбуждалось, от F. потребовали предъявить различные документы, относящиеся к расчетам с этими банками. Когда он отказался это сделать, полицейский суд, куда обратились таможенные власти, оштрафовал его и присудил к уплате пени за каждый день задержки в предъявлении соответствующих документов. После того, как попытка взыскания присужденной суммы посредством наложения через суд ареста на деньги F., находящиеся у других физических и юридических лиц, окончилась неудачей, местный суд в апреле 1982 г. выдал таможенным властям временное распоряжение о наложении ареста на движимое и недвижимое имущество F. Половина взыскиваемой суммы соответствовала назначенному к уплате штрафу, а остальная часть была начислена взамен конфискации не декларированных сумм на том основании, что власти обладали вполне определенным правом требовать этих выплат, так как из уже изъятых документов было видно, что F. нарушил правила, регулирующие финансовые операции. После смерти F. его жена в мае 1990 г. добилась отмены этого распоряжения, чтобы вынудить таможенные власти обратиться в суд для выяснения наличия долга в их пользу, однако никакого иска по существу дела таможенные власти не предъявили и согласились с аннулированием распоряжения. F. жаловался на осуждение за отказ предъявить документы, на продолжительность разбирательств и на проведение обыска. Комиссия установила, что не было нарушения ст. 6(1) в отношении как (7-5) справедливого разбирательства дела, так и (8-4) продолжительности разбирательств, не было (9-3) нарушения ст. 6(2) и (6-6 с учетом решающего голоса председателя) - ст. 8.

Суд постановил, что: 1) возражение, что отсутствие судебного преследования за нарушение правил финансовой деятельности означает, что F. не был потерпевшим, лишено основания, так как его жалобы касались разбирательств различных дел; 2) добиваясь осуждения F. Для того, чтобы принудить его свидетельствовать о якобы совершенных им преступлениях, таможенные власти нарушили его право хранить молчание и свидетельствовать против самого себя; 3) (8-1) следовательно, было допущено нарушение ст. 6(1); 4) (8-1) не было необходимости решать, противоречило ли осуждение также принципу презумпции невиновности или была ли продолжительность разбирательств по поводу аннулирования временного распоряжения чрезмерной; 5) обыск представлял собой вмешательство в частную жизнь F., посягательство на его жилище и переписку, совершенное в интересах экономического благосостояния страны; 6) он был проведен в рамках широких полномочий, позволяющих обходиться без судебного ордера, при ограничениях, которые кажутся слишком слабыми и допускают слишком много лазеек, чтобы обеспечивать строгую соразмерность подобных вмешательств поставленным целям; 7) (8-1) таким образом, было допущено нарушение ст. 8; 8) F. следует, по справедливости, выплатить 50 000 французских франков в возмещение понесенного им нематериального ущерба и 70 000 французских франков в возмещение затрат и судебных издержек.

Комментарий. Это решение восполняет явный пробел в ЕКЗПЧ тем, что признает право не свидетельствовать против самого себя как составную часть гарантии, предусматриваемой ст. 6, хотя (в отличие от ст. 14(3)(g) МПГПП) это право и не выражено достаточно четко. Экономические соображения, которые лежат в основе таможенного законодательства, несомненно, важны, однако чрезвычайно широкое определение обязанности раскрывать содержание документов (которое прямо или косвенно затрагивает всякого, кто занимается операциями, подпадающими под юрисдикцию таможенных властей) привело к тому, что в данном деле власти были избавлены от необходимости искать баланс интересов. Нужно еще выяснить, не ограничивается ли в той или иной мере право хранить молчание или не свидетельствовать против самого себя и в других ситуациях.

Содержание

Допросы до суда не повлияли на беспристрастность - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Падовани против Италии

PADOVANI v ITALY Ser A No 257-B, решение ЕСПЧ от 26 февраля 1993 г.

P. был арестован за хранение краденого. Допросивший его и двух других обвиняемых судья издал ордер на арест и возбудил против всех трех судебное дело. Этот же судья проводил разбирательство дела и признал P. виновным. P. жаловался на отсутствие беспристрастного судебного органа, и Комиссия установила (16-2) нарушение ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) решение судьи соответствовало действовавшему закону и нельзя отрицать, что апелляция не подавалась из-за того, что решение не могло быть отменено; 2) довод, что P. следовало бы направить в конституционный суд запрос о конституционности данного закона, был отведен, поскольку перед Комиссией его не выдвинули, однако такую меру нельзя считать доступным средством правовой защиты, поскольку частное лицо не вправе непосредственно обращаться в этот суд; 3) так как судья просто допросил этих трех обвиняемых и при издании ордера на арест руководствовался собственными показаниями P., нарушения ст. 6(1) не было допущено.

Комментарий. Суд и на этот раз проявляет свое нежелание трактовать предшествующее участие судьи в рассмотрении дела как основание для сомнения в его беспристрастности. Судья Де Мейер (De Meyer) вновь выразил общую обеспокоенность тем, что Суд излишне восприимчив к внешним проявлениям, а не к реальной стороне дела, и есть, вероятно, известная ирония в том, что к моменту вынесения решения по данному делу итальянское законодательство по инициативе конституционного суда уже предусмотрело четкое разделение функций.

Дело Аквавива против Франции

ACQUAVIVA v FRANCE, Ser A No 333-A, решение Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) от 21 ноября 1995 г.

Сын и брат заявителей, активист вооруженного националистического движения на Корсике, был убит во время нападения на ферму R. и его жены. В декабре 1987 г. двое из заявителей подали жалобу на R. (который покинул остров вместе с женой, когда узнал, что полиция не может гарантировать их безопасность), обвинив его в преднамеренном лишении жизни, и обратились с ходатайством об участии в процессе в качестве гражданских истцов. Они хотели выяснить обстоятельства убийства и требовали воссоздания хода событий [на месте происшествия], но не возмещения ущерба. Между тем ферма R. была частично разрушена взрывом бомбы. Расследование началось в январе 1988 г. и на протяжении последующих двенадцати месяцев проводивший следствие судья допросил ряд свидетелей, в том числе и R., с которым встречался на континенте. Заявители, беседа с которыми из-за невозможности присутствия их адвоката задержалась на три месяца, не добились проведения воссоздания событий на месте происшествия. В феврале 1988 г. соответствующее решение было аннулировано апелляционным судом острова, а дело было передано для расследования другому судье. После того, как в октябре 1989 г. выявилось нарушение целости печатей на опечатанной ферме R., полиция заявила о невозможности воссоздать ход событий, тем не менее проведение этого следственного действия было назначено на январь 1990 г. Однако оно не состоялось из-за отсутствия R. и полицейского чиновника, проводившего расследование, и отказа заявителей при подобных обстоятельствах присутствовать при осуществлении следственного действия. В июне 1990 г. заявители подали жалобу о нарушении печатей и краже улик из дома, однако жалоба была признана неприемлемой по формально-юридическим мотивам. Во время проходившего в том же месяце слушания апелляционным судом дела, связанного с нарушением печатей, они возражали также против присутствия в зале суда адвокатов R. Жалоба была принята, но затем, в ноябре 1990 г., отклонена по апелляции R., поданной в кассационный суд. В феврале 1991 г. в интересах общественной безопасности дело было передано в апелляционный суд на материке. Второй апелляционный суд решил, что удовлетворительная реконструкция хода событий уже неосуществима и постановил прекратить следственные действия. В декабре 1991 г. суд признал, что R. действовал в порядке самозащиты и для привлечения к ответственности нет оснований. Апелляция заявителей в кассационный суд была в апреле 1992 г. признана необоснованной. Заявители жаловались на продолжительность разбирательств и на решение апелляционного суда. Комиссия, признав первую жалобу допустимой, установила (23-1) нарушение ст. 6(1). Представители Франции впервые возражали, что жалоба недопустима по существу, так как заявители добивались не возмещения ущерба, а мести.

Суд постановил, что 1) применимость той или иной материально-правовой статьи ЕКЗПЧ представляет собой вопрос, касающийся существа дела, и должна рассматриваться независимо от предшествующей позиции государства-ответчика; 2) (8-1) так как уголовное производство было возбуждено для выполнения предварительного условия получения компенсации и к моменту начала и во время судебных разбирательств заявители сохраняли право подачи иска о возмещении ущерба, решение о самозащите лишило их всякого права на предъявление иска о возмещении ущерба, и поэтому ст. 6(1) здесь применима; 3) рассматриваемый промежуток времени исчисляется от момента подачи заявления о выступлении в качестве гражданского истца и до вынесения решения кассационным судом и составляет четыре года и четыре месяца; 4) данное дело не вызывало никаких особых трудностей правового характера, однако политическая обстановка вызвала отъезд свидетелей и передачу дела в другой судебный орган, что с неизбежностью вело к задержке; 5) заявители способствовали продлению разбирательств тем, что (a) настаивали на присутствии свидетеля, консультируемого защитником, при воссоздании хода событий на месте преступления, (b) возражали против присутствия адвокатов этого свидетеля во время слушания, касающегося повреждения печатей, (c) отказались предстать перед ведущим расследование судьей и принять участие в воссоздании хода событий; 6) хотя в решении о воссоздании хода событий и была допущена задержка, которая фактически воспрепятствовала его осуществлению, нельзя не учитывать влияние политической обстановки на проведение расследований; 7) поскольку цель ст. 6 заключается в том, чтобы гарантировать интересы защиты и обеспечить должное отправление правосудия, такого рода ситуация может оправдать задержки в разбирательствах; (8) если учесть конкретные обстоятельства данного дела и ситуацию на Корсике, продолжительность проведения расследований не была чрезмерной, и поэтому нарушения ст. 6(1) не было допущено.

Комментарий. Право на возбуждение уголовного производства не предусматривается (хотя отказ в его возбуждении может привести к нарушению других прав - см. дело Ribitsch v Austria - предыдущий выпуск Российского издания Бюллетеня ИНТЕРАЙТС, раздел Бесчеловечное и унижающее достоинство обращение), и жалоба по поводу задержки может быть признана приемлемой только в том случае, если будет доказано, что она повлияла на гражданское производство, в котором заявители имеют право выступить в качестве гражданских истцов. Ранее Суд постановил, что право добиваться компенсации в ходе уголовного производства представляет собой гражданское право (дело Moreira de Azevedo v Portugal, Ser A No 189), и поэтому если участие в уголовном преследовании является существенным предварительным условием предъявления гражданского иска, то уместно считать, что исход этого уголовного процесса играет решающую роль в любом последующем производстве. Оправдание [R.] несомненно означало, что предъявление гражданского иска стало неосуществимо. Суд же просто не принял к сведению утверждение, что заявители были фактически заинтересованы в одном лишь уголовном преследовании. Убеждение, что в этом состоял их единственный мотив, побудило судью Бака [Baka] заявить особое мнение. Совершенно очевидно, что закон допускает участие гражданского истца в уголовном преследовании с одной единственной целью: гарантировать установление вины обвиняемого. Однако неясно, препятствует ли не предъявление иска о возмещении ущерба при вступлении в судебный процесс предъявлению такого иска в дальнейшем. Если не препятствует, то Суд, вероятно, поступил разумно, не пытаясь определять мотивы, которые в данной ситуации вполне моли быть сложными и смешанными и не могли служить основанием лишать одну из сторон выбора, предоставляемого внутренним законодательством. Но если иск о возмещении ущерба необходимо предъявлять с самого начала, то нет основания считать, что гражданское право определено. Достаточное основание для вывода, что продолжительность разбирательств не была чрезмерной, дают, пожалуй, действия самих заявителей. Тем не менее, Суд постарался выразить и понимание политических условий, но выглядит это скорее как ссылка на положения ст. 15без привлечения вопрос об оговоренных отступлениях от обязательств.

Содержание

Ошибка апелляционного суда в факте исправлена сделкой - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Фуке против Франции

FOUQUET v FRANCE, Решение ЕСПЧ от 31 января 1996 г.

F., ехавший на мопеде, был сбит автомашиной, которую вел D., и получил серьезные телесные повреждения. Отец F. возбудил иск против D. и его страховщика, а суд, посчитав, что F. проявил небрежность, снизил присужденную сумму возмещения ущерба на 50%. При апелляции это решение было оставлено без изменений, а последующая апелляция была отклонена кассационным судом на том основании, что из документов, предъявленных апелляционному суду в качестве доказательства, явствовало, что проявленная F. небрежность была признана. Отец F. жаловался на ошибку в факте, допущенную кассационным судом при рассмотрении первой выдвинутой мотивировки апелляции, и Комиссия (Вторая палата) признала нарушение ст. 6(1). В дальнейшем, согласившись с предложением о выплате 150 000 французских франков в возмещение всех видов материального и нематериального ущерба, а также издержек и законных сборов, он обязался отказаться от обращения в суд. Комиссия никаких возражений не выдвинула.

Суд постановил, что с учетом достигнутой сделки общественные интересы не выдвигают никаких препятствий против прекращения данного дела.

Комментарий. Одобрение достигнутой сделки оставляет, по-видимому, открытым вопрос о том, насколько Суд готов рассматривать жалобы по основанию ошибок в факте, допущенных внутригосударственными судами. Однако вряд ли это одобрение сделки указывает на общую готовность к пересмотру результатов судебных разбирательств в случае заявлений о подобных нарушениях; ранее Суд особо подчеркивал обязанность внутригосударственных органов должным образом учитывать заявления сторон, их доводы и показания (дело Kraska v Switzerland, (1994) 8 Interights Bulletin 39), в данном же деле существенно то обстоятельство, что допущенная ошибка помешала кассационному суду рассмотреть апелляцию заявителей.

Содержание

Выводы могли быть сделаны из молчания обвиняемого - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Джон Мюррей против Соединенного Королевства

JOHN MURRAY v UNITED KINGDOM Решение ЕСПЧ от 8 февраля 1996 г.

J. был арестован полицейскими вместе с семью другими в 5.40 вечера 7 января 1990 г. на основании закона о борьбе с терроризмом. Арест был произведен в доме в Северной Ирландии, где оказался и L . (полицейский осведомитель). J. сообщили, что говорить он не обязан, но что неупоминание любого факта из тех, на которых будет строиться его защита в суде, может быть истолковано как подтверждение соответствующего показания против него. Он заявил, что сказать ему нечего. В полицейском участке J. сообщили о его праве известить о своем заключении под стражу друга или родственника, но известить об этом он никого не пожелал. Он, однако, заявил, что хочет посоветоваться с адвокатом. но в 7.30 вечера ему этого не разрешили в соответствии с полномочиями откладывать контакт с адвокатом на срок до сорока восьми часов, если, по мнению старшего полицейского офицера, такой контакт может помешать сбору информации о совершении террористических актов или затруднить предотвращение подобного акта. В 9.37 вечера полицейский, прежде чем потребовать у J. объяснить его пребывание в доме, где он был арестован, предупредил его, что из его молчания или отказа от показаний суд может сделать любые выводы, которые покажутся уместными. Этот полицейский вручил ему также письменную копию данного предупреждения. J. ответил, что сказать ему нечего. В 10.40 вечера ему напомнили о его праве извещения близких об аресте, но он заявил, что никого извещать не желает. J. сообщили также, что осуществление его права на контакт с адвокатом откладывается и предложили ему обратиться в другую адвокатскую фирму. В дальнейшем решение о задержке пересмотрели, но посчитали, что ее причины сохраняют силу. За два последовавших дня J. допрашивали двенадцать раз. Общая продолжительность допросов составила 21 час 39 минут. Каждый раз он либо получал то же предупреждение, что и при аресте, либо ему о нем напоминали. Во время первых десяти допросов он не отвечал ни на какие вопросы. Со своим адвокатом он впервые встретился в 6.33 вечера 9 января и во время одиннадцатого допроса он на заданный вопрос ответил, что ему посоветовали ни на какие вопросы не отвечать. На заключительном допросе он не сказал ничего. Защитник J. ни на одном допросе не присутствовал, так как, в отличие от других частей Соединенного Королевства, в Северной Ирландии в такого рода делах это не разрешалось. В дальнейшем J. вместе с семью другими арестованными предали суду в составе одного единственного судьи по обвинению в сговоре с целью предумышленного убийства и в противоправном заключении L., а также в членстве в запрещенной организации. L. дал показание, что его вынудили признаться, что он является полицейским осведомителем. В доме нашли также магнитофонную запись с этим признанием. Ни при аресте, ни на суде J. не дал никакого объяснения своего пребывания в доме. После предупреждения, что любой отказ давать показания или отвечать на вопросы может быть истолкован против него в той мере, в какой это будет сочтено обоснованным, J., по совету своего защитника, отказался давать показания. Было заявлено и подтверждено показанием D. (сообвиняемого), что в доме он присутствовал лишь в течение самого последнего времени и без злого умысла. Проводивший разбирательство дела судья отклонил показания D. как лживые и посчитал, что все сопутствующие обстоятельства подтверждают показания L. Он предложил сделать из отказа J. давать показания и объяснить свое пребывание в доме те выводы против J., какие подсказывает простой здравый смысл. В то же время он не делал никаких выводов из неупоминания J. каких-либо фактов при предъявлении обвинения и заявил, что, поскольку L. с полным основанием не пользуется доверием, его показания могут быть приняты лишь в тех случаях, когда подтверждаются другими доказательствами. J. был признан виновным в соучастии и подстрекательстве к незаконному лишению L. свободы, но оправдан по остальным обвинениям и приговорен к восьмилетнему тюремному заключению. При разборе апелляции обвинительный приговор и наказание были оставлены в силе. J. жаловался на лишение права хранить молчание, на отказ в контактах с адвокатом во время содержания под стражей и на различия в процедуре задержания и содержания под стражей между Северной Ирландией и Англией и Уэльсом. Комиссия установила, что (15-2) нарушения ст. 6(1) и (2) не было допущено, (13-4) было допущено нарушение ст. 6(1) в ее связи со ст. 6(3)(c) и (14-3) нет необходимости определять, было ли допущено нарушение ст. 14 в ее связи со ст. 6.

Суд постановил, что: (1) следовало принять во внимание то обстоятельство, что (a) J. мог хранить молчание, (b) это не составляло уголовного преступления или неуважения к суду, (c) лицом, решающим вопрос факта, был опытный судья, а не присяжные, (d) действовали гарантии в виде (i) предупреждений обвиняемому о правовых последствиях молчания, (ii) условия, что выводы можно делать только исходя из здравого смысла, (iii) судья обладал полномочиями по собственному усмотрению принимать решение о необходимости делать логические выводы и (iv) судья был обязан объяснять основания для сделанных выводов и придаваемый им вес; 2) при учете значимости показаний против J. и его отказа давать какие-либо объяснения выводы делались на основе здравого смысла и не могут считаться несправедливыми или необоснованными; 3) в данных условиях нельзя утверждать, что рациональные и корректные умозаключения из действий J. означали перенос бремени доказывания с обвинения на защиту и тем самым нарушали принцип презумпции невиновности; 4) поскольку ничто не свидетельствует о непонимании со стороны J. существа предупреждения, сделанного ему полицией до его встречи с адвокатом, лишение его доступа к адвокату в течение первых сорока восьми часов содержания под стражей никак не влияет на заключение Суда, что сделанные в ходе слушания логические выводы не был несправедливыми или необоснованными; 5) (14-5) так как разбирательство уголовного дела не было несправедливым и не был нарушен принцип презумпции невиновности, нарушения ст. 6(1) и (2) не было; 6) применимость ст. 6(3)(c) к обстоятельствам предварительного следствия по делу J. и допустимость ограничений в возможности обращения к помощи адвоката на начальных стадиях допроса в полиции зависит от того, оказался ли в результате обвиняемый лишен права на справедливое разбирательство дела, если рассматривать все разбирательство в его целостности; 7) так как принятый порядок разбирательства ставил обвиняемого в ситуацию, когда его правам мог быть причинен непоправимый ущерб (возникала дилемма: хранить молчание и подвергнуться опасности неблагоприятных для себя выводов из такого поведения или нарушить молчание во время допроса с риском нанести ущерб собственной защите, не исключая при этом возможности таких же выводов), отказ в обращении к адвокату в продолжение сорока восьми часов полицейского допроса несовместим с понятием справедливости; 8) хотя защитник J. позднее советовал ему хранить молчание, Суд не мог строить догадки о о действиях J. или советах защитника, если бы отказа в обращении к защитнику в начальный период не было; 9) заключение о допустимости логических выводов не меняет того обстоятельства, что отказ в обращении к адвокату и связанное с этим ущемление прав на защиту нанесли J. прямой ущерб; 10) (12-7) таким образом, было допущено нарушение ст. 6(1) в ее связи со ст. 6(3)(c); 11) с учетом этого решения нет необходимости определять, было ли допущено одновременно нарушение ст. 14 в ее связи со ст. 6; 12) независимо от того, была ли дальнейшая жалоба J., касающаяся невозможности присутствия защитника во время полицейских допросов, признана допустимой, рассматривать ее не было необходимости, так как рассмотрение дела в ЕКПЧ ограничивалось вопросом об обращении к адвокату, и этим спорным вопросом были в основном ограничены и аргументы, обращенные к Суду; 13) заключение о допущенном нарушении является достаточным справедливым возмещением любого материального или нематериального ущерба; 14) учитывая, что обоснована только одна жалоба, в пользу J. следует выплатить 15 000 фунтов стерлингов (за вычетом уже выплаченных ему в порядке юридической помощи сумм) в возмещение понесенных им затрат и судебных издержек; 15) законная процентная ставка в Соединенном Королевстве составляет восемь процентов годовых.

Комментарий. Из этого решения ясно, что, хотя принцип свободы от принуждения к свидетельствованию против самого себя исключает использование показаний [обвиняемого] , добытых путем принуждения или притеснения и дававшихся вопреки воле обвиняемого (см., например, дело Funke v France, (1994) 8 Interights Bulletin 35; см также настоящий выпуск), не все формы давления на подозреваемого оказываются недопустимыми. Так, Суд признал, что допустимость логических выводов из молчания, будь то на суде или на полицейском участке, должна означать, что предупреждения о последствиях отказа говорить действовали как форма давления на J. (особенно в отсутствие помощи адвоката). Однако представляется, что подход к таким предупреждениям как к части гарантий прав защиты плохо согласуется с трактовкой тех же предупреждений как фактора, обусловливающего допустимость извлечения выводов [из того факта, что обвиняемый воспользовался своим правом хранить молчание]. Более убедительным в качестве гарантии представляется условие prima facie [отсутствие свидетельств обратного]; только в том случае, если это условие соблюдено (как было в данном деле), можно делать логические выводы из отказа от объяснения фактов. В таком случае здравый смысл рассматривается как ограничение правомочий, которое подкрепляется как полномочием по собственному усмотрению отказаться от логических выводов, если есть основания полагать, что предупреждение не было понято, так и необходимостью обосновывать использование данного полномочия. Следовательно, этот последний фактор способен воспрепятствовать признанию допустимости такого рода выводов в суде присяжных. То обстоятельство, что J. хранил молчание на всех стадиях разбирательства дела, причем, по-видимому, понял сделанные предупреждения, рассматривался как подтверждение того, что использование логических выводов не сделало разбирательство несправедливым и не нарушило презумпцию невиновности; молчание лишь на ранней стадии или более низкий уровень компетентности обвиняемого, несомненно, заронили бы сомнение в уместности каких бы то ни было логических выводов. Необходимо также отметить важное значение, которое Суд придал факту, что молчание не составляло правонарушения (ср. с делом Funke), и тому обстоятельству, что закон не трактует само по себе молчание как свидетельство виновности. При абстрактном подходе в готовности Суда полагаться на требование prima facie можно усмотреть связь с его готовностью допускать смещение бремени доказывания на обвиняемого (см. дело Salabiaku v France, Ser A No 141-A), но при этом следует учитывать, что на практике предупреждения о последствиях молчания могут способствовать и ложным признаниям. Заявившие особое мнение судьи (Петтити (Pettiti), Вальтикос (Valticos), Уолш (Walsh), Макарчик (Makarczyk) и Ломус (Lohmus)), по-видимому, не желали одобрять никаких мер, способных привести к принуждению свидетельствовать против себя или (в случае трех последних) к подрыву принципа презумпции невиновности; но это, при всех опасностях, не является обязательным следствием логических выводов из молчания. Рассматриваемое решение акцентирует также мнение Суда, что отказ в доступе к адвокату даже на самой ранней стадии разбирательства дела может наносить слишком большой ущерб и поэтому оказаться недопустимым. Решающую роль при определении этого в каждом конкретном случае играют вероятные последствия, вытекающие из конкретного положения обвиняемого. В данном случае особое впечатление на Суд произвело то обстоятельство, что закон допускает логические выводы даже в том случае, если бы обвиняемый во время допроса нарушил молчание. Суд правомерно не придал значения данному позднее совету адвоката сохранять молчание, так как едва ли мог строить догадки о возможных действиях J. в случае, если бы ему ранее не было отказано в обращении к адвокату. Не усмотрел Суд ничего существенного и в том, что логические выводы совместимы с положениями ЕКЗПЧ; аналогичное мнение можно принять и по отношению к использованию признаний, но в обоих случаях спорный вопрос в связи с положениями ст. 6(1) в их связи с (3)(c) заключается в том, нанес ли отказ в обращении к адвокату ущерб обвиняемому. Судьи Риссдаль (Ryssdal), Матшер (Matscher), Пальм (Palm), Фойгель (Foighel), Фриланд (Freeland), Уайлдхабер, (Wildhaber) и Юнгвирт (Jungwiert), не оспаривая желательности доступа обвиняемого к адвокату на ранней стадии и применимости положений ст. 6 к ситуации, предшествующей передаче дела в суд, заявили особое мнение, руководствуясь тем, что при проведении суда и осуждении J. к нему не было проявлено никакой несправедливости, так как он был должным образом предупрежден, ничто не свидетельствовало, что он собирается или сможет дать объяснение, снимающее вину, логические выводы использовались в рамках полномочий судьи действовать по усмотрению, причем они не были единственным и главным основанием для осуждения. Понял ли J. сделанное ему предупреждение, не имеет отношения к ответу на вопрос, соблюдалось ли его право на консультацию с адвокатом, которое в равной степени принадлежит и виновному, и невиновному. К тому же, если даже сделанными логическими выводами воспользовались только при должном учете всех соответствующих обстоятельств, это не меняет того факта, что J. пошел что на риск [стать жертвой логических выводов из молчания] до того, как получил консультацию адвоката. Кроме того, хотя из отсутствия фактического ущерба можно было бы заключить, что никакого нарушения не произошло, было бы неверно преуменьшать значение рассматриваемых логических выводов, когда на их основе внутренние суды вынесли обвинительный приговор. Хотя Суд посчитал ненужным решать, должен ли был J. иметь возможность добиться присутствия адвоката на допросе, положительный ответ на этот вопрос, по-видимому, вытекает из ранее принятого решения по делу Imbriscia v Switzerland ((1995) 9 Interights Bulletin 82). Судьи Уолш (Walsh), Макарчик (Makarczyk) и Ломус (Lohmus), в отличие от заявителя, привлекли внимание к явному нарушению ст. 5(3), если учесть время, которое прошло, прежде чем J. предстал перед судом, однако данное нарушение, по-видимому, охватывается введенным Соединенным Королевством отступлением [от положений данной статьи] (см. дело Brannigan and McBride v United Kingdom - Interights Bulletin 1995, v. 9, p.56).

Дело Лобо Мачадо против Португалии

LOBO MACHADO v PORTUGAL Решение ЕСПЧ от 20 февраля 1996 г.

L. был инженером в компании, которая во время его службы в ней была национализирована. После выхода на пенсию он предъявил иск, утверждая, что квалификация ему была присвоена неверно и это неблагоприятно сказалось на размере пенсии. Полученный им отказ в иске был оставлен в силе апелляционным судом, и L. обратился с новой апелляцией в верховный суд. После обмена сторон состязательными бумагами документы дела были переданы заместителю генерального прокурора, который представлял в суде управление генерального прокурора. В его заключении рекомендовалось отклонить жалобу. Заместитель генерального прокурора присутствовал на закрытых обсуждениях данного дела в отделе суда по трудовым спорам, и после их завершения было принято решение об отклонении апелляции. Управление генерального прокурора представляет государство, действуя в качестве обвинительного органа и поддерживая демократический правопорядок и интересы, определяемые законом. Оно вправе вступать в процессы по гражданским делам, затрагивающим иных, нежели государство, субъектов публичного права, и в его обязанности входит содействие верховному суду и помощь ему в поддержании последовательности и непротиворечивости его судебной практики. Как правило, его представитель принимает участие в заседаниях отдела трудовых споров верховного суда по рассмотрению апелляций, однако никаких норм, касающихся его роли в подобных обстоятельствах, нет. Незадолго до вынесенного верховным судом решения компания была преобразована в открытое акционерное общество с государством в качестве держателя большей части акций. L. жаловался на то, что апелляционный суд воздержался от новой оценки доказательств, на то, что ни в апелляционном, ни в верховном суде не проводилось открытых слушаний дела, на действия управления генерального прокурора в верховном суде и отрицательные финансовые последствия отклонения предъявленного иска. Комиссия, признав две первые жалобы недопустимыми, установила (14-9) нарушение ст. 6(1) и (22-2) нарушение ст. 1 Протокола № 1. Разрешение подать письменные замечания по касающимся данного дела вопросам было предоставлено Бельгии.

Суд постановил, что 1) рассматриваемый спор касается социальных прав и происходит между двумя четко определенными сторонами; 2) обязанности управления генерального прокурора заключаются в содействии верховному суду, а с учетом социального характера рассматриваемых прав его вмешательство в еще большей степени оправдано целями защиты общественных интересов; 3) хотя закон не содержит никаких указаний о роли представителя управления на закрытом заседании отдела трудовых споров, чрезвычайно важно его фактическое влияние на ход разбирательства, конкретнее - содержание и последствия его замечаний; 4) в этих последних содержалось заключение, пусть объективное и мотивированное законом, которое высказывалось в качестве совета верховному суду и должно было соответствующим образом повлиять на его решение; 5) принимая во внимание серьезность последствий для L. результатов разбирательства дела в верховном суде и характер заключения заместителя генерального прокурора, тот факт, что L. не имел возможности получить копию этого заключения и дать на него ответ до вынесения решения, составляет нарушение его права на состязательный процесс; 6) это усугублялось присутствием заместителя генерального прокурора на закрытом заседании верховного суда, даже если он не имел полномочий участвовать в решении вопроса в форме ли советов или любым иным образом, так как он имел там возможность проводить свое мнение в конфиденциальной обстановке, не опасаясь возражений; 7) на данный вывод не влияет то обстоятельство, что участие заместителя генерального прокурора могло способствовать поддержанию последовательности и непротиворечивости установившейся судебной практики, так как опыт большинства других стран-членов Совета Европы свидетельствует, что для этого есть и другие средства; 7) таким образом, было допущено нарушение ст. 6(1); 8) данный вывод исключает необходимость вынесения решения по жалобе на то, что верховный суд не был ни беспристрастным, ни независимым; 8) жалоба на нарушение ст. 1 Протокола № 1 не повторялась, и Суд не станет выдвигать этот вопрос по собственной инициативе; 9) справедливым возмещением понесенного нематериального ущерба служит сам вывод о нарушении ст. 6; 10) в пользу L. следует выплатить 1,5 млн. португальских эскудо в возмещение его затрат и судебных издержек за вычетом суммы, уже выплаченной в порядке юридической помощи; 11) установленная законом процентная ставка в Португалии на день принятия данного постановления составляла 10% годовых и начисление процентов начинается с момента через три месяца после принятия решения вплоть до окончательного расчета.

Содержание

Предшествующее участие судьи в разбирательстве дела не помешало беспристрастности - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Булут против Австрии

BULUT v AUSTRIA Решение ЕСПЧ от 22 февраля 1996 г.

B. были предъявлены обвинения во взяточничестве и до суда председательствующий судья обратился с письмом к его защитнику, попросив ответить, не желает ли он дать отвод S. - члену суда, участвовавшему в допросе двух свидетелей в ходе предварительного следствия: согласно уголовно-процессуальному кодексу, лицо, действовавшее в качестве судьи, проводившего судебное следствие, должно быть отстранено от участия в судебном разбирательстве дела. Однако защитник на запрос судьи не ответил. Вопрос этот был вновь поставлен в начале заседания суда, и в протоколе было записано, что стороны отказались от права его ставить. Тем не менее впоследствии защитник B. сделал официальное заявление о недействительности отказа, и тогда председательствующий судья напомнил ему слова, уже сказанные по этому поводу. B., будучи осужден и приговорен к штрафу в 25 200 австрийских шиллингов (отложенному на три года), подал апелляцию как по мотивам ничтожности, так и против приговора. Генеральный прокурор представил в верховный суд замечания по первой апелляции, отметив, что она подпадает под положения, допускающие ее немедленное отклонение, но защиту о них не известил. Апелляция по поводу ничтожности была отклонена верховным судом без слушания в силу положений, указанных генеральным прокурором, и со ссылкой на отказ, зафиксированный в протоколе суда, а также с учетом положения, предусматривающего отклонение апелляции о ничтожности в случаях, когда мотивы были известны подателю апелляции и он не выдвинул их в начале суда. Апелляционный суд ужесточил приговор B. до девятимесячного тюремного заключения (отложенного на три года). B. жаловался по поводу участия в суде неправомочного судьи, отсутствия слушания в верховном суде, лишения защиты доступа к заявлению генерального прокурора и разглашения имени судьи-докладчика перед генеральным прокурором. Комиссия установила, что не было нарушения ст. 6(1) в отношении первой (25-1), второй и четвертой жалоб, но (25-1) допущено нарушение в отношении третьей жалобы. B. просил Суд вынести решение по первым трем жалобам. Оговорка австрийских властей в отношении ст. 6(1) предусматривала, что ее положения не следует применять так, чтобы это происходило в ущерб правовым нормам федеральной конституции, регламентирующим проведение открытых судебных разбирательств. Суд постановил, что: 1) независимо от того, был ли заявлен отвод, нет основания ставить под сомнение подход, принятый внутренними судами, согласно которому такой отвод судьи, неправомочного участвовать в слушании, может быть закономерно заявлен; 2) Суд не мог презюмировать личную пристрастность S., так как не было высказано никакого предположения о предубежденности или пристрастности с его стороны; 3) с учетом того, что (a) S. не отвечал за подготовку дела к суду или за решение о необходимости предания B. суду и (b) его роль не предусматривала никакой оценки доказательств или вынесения заключения о вовлеченности B. в преступление, опасения в отношении недостаточной беспристрастности суда объективно неправомерны; 4) во любом случае B. не мог заявлять, что имеет законные основания сомневаться в беспристрастности суда, если он воздержался от отвода его состава, несмотря на свое право это сделать; 5) (8-1) таким образом, в этом отношении нарушения ст. 6(1) не было; 6) (8-1) принимая во внимание, что (a) было проведено публичное слушание в суде первой инстанции, (b) пересмотр дела верховным судом по своему характеру можно сопоставить с разбирательством в связи с предоставлением разрешения на апелляцию, (c) при изложении оснований для признания ничтожности не поднимались никакие вопросы факта, связанные с решением о виновности либо невиновности B., Суд пришел к выводу, что отсутствие слушания в верховном суде не составило нарушения ст. 6(1); 7) Таким образом, не было необходимости в определении правомерности оговорки австрийской стороны в отношении ст. 6; 8) принцип равноправия сторон требует, чтобы каждая сторона располагала достаточной возможностью представить свое дело в условиях, которые не ставят ее в невыгодное положение по отношению к своему оппоненту, и в данном случае именно защите следовало решать, следует ли реагировать на представление генерального прокурора [в верховный суд] вне зависимости от того последует ли от этого измеряемое неравноправие в силе процессуального неравенства,; 9) (8-1) таким образом, со стороны генерального прокурора было несправедливо представлять замечания в верховный суд без ведома B., и в этом отношении было допущено нарушение ст. 6(1); 10) не выявлено никакой причинно-следственной связи между признанием этого нарушения и осуждением B., не говоря уже о производстве по вопросу высылки, и поэтому претензии о возмещении затрат на юридическое представительство в этом последнем должны быть отклонены; 11) принимая во внимание тот факт, что было установлено лишь одно нарушение, в пользу B. следует выплатить 75 000 австрийских шиллингов в возмещение затрат и судебных издержек по обращению в органы ЕСПЧ за вычетом уже оплаченных затрат на юридическое представительство плюс любой налог на добавленную стоимость, который может быть начислен на данную сумму; 12) законная процентная ставка в Австрии составляет шесть процентов годовых.

Комментарий. Выясняя правомерность опасений B. по поводу отсутствия беспристрастности, Суд придерживался своего обычного подхода, заключающегося в оценке того, насколько предшествующая причастность судьи к данному делу сказалась на оценке доказательств или на заключении о виновности. Он пришел к прагматическому мнению, что один лишь допрос двух свидетелей не мог сыграть в этом отношении существенную роль. Однако судья Морренила (Morenilla) с этим не согласился, отчасти на том основании, что неверно было бы ожидать от заявителя доказательств функций, исполнявшихся судьей на прежних стадиях разбирательства, но главным образом вследствие того, что всякий опрос свидетелей связан с такой оценкой показаний, которая способна привести к преждевременному суждению о виновности или невиновности. Столь строгий подход способствует большей ясности - да и, пожалуй, выработке более полезных критериев в судебной практике, - нежели принятый Судом прагматический подход, позволяющий устанавливать, в каких именно случаях предшествующая причастность судьи приводит к его неправомочности. Судья Де Мейер (De Meyer) в особом мнении проводит убедительный анализ неопределенности, порождаемой этим последним подходом, который, на его взгляд, уделяет чересчур много внимания точке зрения обвиняемого. Он признает, что тот, кто действует как сторона в деле, не вправе участвовать в его разбирательстве, но настаивает, что сбор информации (а подробная осведомленность - наверняка) пойдет в будущем на пользу судье, участвующему в рассмотрении дела. Однако, хотя информация и способна помочь судье лучше разобраться в деле, из расследования сформируются определенные выводы о правдивости свидетеля и, как следствие - обвиняемого. Судья Моренилла (Morenilla) также сожалеет, что Суд не стал рассматривать вопрос о допустимости отказа [со стороны обвиняемого и защиты] от [их] права на беспристрастный судебный орган, как это случилось в деле Pfeifer and Plankl v Austria ((1992) 7 Interights Bulletin 30). Он не считает такой отказ приемлемым, но значение, которое Суд придал тому факту, что B. не возражал против участия упомянутого судьи в судебном процессе, по-видимому, свидетельствует о молчаливом одобрении противоположного мнения. В предшествующих решениях Суд признавал, что слушание необязательно при разбирательстве вопроса о разрешении на апелляцию (дело Monell and Morris v United Kingdom, Ser A No 115) или в тех случаях, когда рассматриваются лишь вопросы права (дело Sutter v Switzerland, Ser A No 74), и поэтому уподобление данного дела такого рода делам вполне понятно. Однако судья Де Мейер (De Meyer) видит рассматриваемое дело в ином свете, считая, что и вопрос о том, действительно ли B. реально отказался от возражений против участия судьи, и приписываемые недочеты при допросе свидетелей связаны с установлением фактов. Хотя эти вопросы можно было бы рассматривать и как вопросы о правомочиях суда по контролю процессуальных действий, спор по поводу точности протокольной записи об отказе все же определенно представляется предметом, по которому B. следовало заслушать. Вывод Суда о том, что слушаний не требовалось, означал, что ему не было необходимости решать, является ли оговорка Австрии достаточно точной, чтобы удовлетворить требованиям ст. 64. Точка зрения Суда, что представление генерального прокурора несовместимо с принципом равноправия сторон, даже если в этом и не проявлялось измеряемое неравноправие, соответствует уже прочно установившемуся подходу Суда (см. дело Lobo Machado v Portugal, (1997) 11 Interights Bulletin 19). Однако судья Матшер (Matscher) заявил особое мнение на том основании, что, поскольку все замечания к разбирательству достаточно безобидны, не стоит гарантировать теоретические или иллюзорные права. В этом мнении, возможно, проявляется недооценка значения внешних форм соблюдения правосудия для доверия к судебной системе. Внесенная в 1993 г. поправка в уголовно-процессуальный кодекс, возможно, и не исправила положение, так как все еще не требуется извещать защиту о заявлениях обвинителя в тех случаях, когда тот ограничивается простым возражением против апелляции, не выдвигая каких-либо аргументов: - ведь для защиты важно знать и об этих заявлениях при подготовке ее собственных.

Содержание

Дело Феррантелли и Сантанджело против Италии

FERRANTELLI and SANTANGELO v ITALY, решение ЕСПЧ от 7 августа 1996 г.

F. и S., тогда еще несовершеннолетние, были арестованы перед рассветом в феврале 1976 г. в связи с предумышленным убийством двух полицейских. Об их участии (вместе с двумя совершеннолетними) в преступлении судили по показанию G., взрослого, который также признался в своем собственном участии. Показание он дал, находясь под арестом, и хотя после прихода своего защитника он отказался от обвинений в адрес заявителей и двух других совершеннолетних лиц, в дальнейшем он их вновь повторил в письменном виде, а затем утверждал, что сделал это под принуждением. F. и S. допрашивали в течение нескольких часов, сначала одних, а затем в присутствии адвоката. Они признались в своем участии в преступлении, но дали показания, которые расходились между собой, а также с показаниями G. Затем их поместили в тюрьму, покрытых синяками и ссадинами и производивших впечатление людей в состоянии шока. F. утверждал, что поскользнулся и ушибся сам. Позднее в этот же день F. и S. во время допроса обвинителем отказались от своих показаний и заявили, что в полиции на них оказывали давление и подвергали жестокому обращению. При медицинском освидетельствовании у них были выявлены незначительные телесные повреждения. G., у которого не было одной руки, на допросе, проведенном судьей в июле 1977 г., показал, что намерен дать новые письменные разоблачения, но спустя три месяца его нашли повешенным за высоким окном тюремной больницы с носовым платком во рту. Заявители, ни разу не имевшие возможности ни расспросить G., ни быть опрошенными им, были в январе 1978 г. преданы суду вместе с другим обвиняемым. В мае следующего года суд отменили и назначили расследование утверждений заявителей об оказанном на них давлении и жестоком обращении. Спустя год их освободили из предварительного заключения, однако после того, как расследование не выявило никаких подтверждений жалоб заявителей, они в марте 1980 г. были вновь преданы суду. Суд, происходивший в период между ноябрем 1980 г. и февралем 1981 г., одного взрослого осудил, заявители же и другой совершеннолетний были оправданы за недостатком улик. По апелляции этот оправдательный приговор был в июне 1982 г. отменен, однако кассационный суд в июне 1982 г. решения об осуждении аннулировал, причем дела совершеннолетних были переданы в апелляционный суд, а дело заявителей - в его отделение по делам несовершеннолетних. Здесь было отмечено, что даже если давление, на которое указывали заявители, и было не столь серьезным, как они это утверждали, признания были сделаны в отсутствие судебного чиновника. Отделение по делам несовершеннолетних в марте 1986 г. оправдало заявителей, вновь за недостатком улик, но в октябре 1987 г. кассационный суд этот приговор отменил из-за того, что не было проведено нового расследования фактов. Этот же суд передал дело осужденного взрослого для выяснения наличия каких-либо смягчающих обстоятельств. В мае 1988 г. отделение по делам несовершеннолетних отменило приговор, вынесенный в феврале 1981 г., в части, в касающейся заявителей, и, в соответствии с возражением защитника S., применило решение конституционного суда от 1983 г., которое отменяет юрисдикцию судов по делам несовершеннолетних в тех делах, где несовершеннолетние обвиняются в совершении уголовных преступлений совместно с совершеннолетними. В следующем месяце апелляционный суд, учтя наличие в деле осужденного взрослого смягчающих обстоятельств общего характера, решил, что факты были ранее определенно установлены и признал заявителей соучастниками преступления. В апреле 1990 г. отделение по делам несовершеннолетних передало документы дела заявителей в кассационный суд для выяснения вопросов юрисдикции и, вынеся решение о неправомерности ссылки на юридическую ничтожность, передал в октябре 1990 г. дело в другое отделение по делам о несовершеннолетних. В этом отделении председательствовал судья, который был председателем суда при разбирательстве в июне 1988 г. дела взрослого. Отделение установило, что возможности для давления отсутствовали, так как допросы проводились постоянно в присутствии защитников, а показания допрашиваемых, включая показание G., были подтверждены. В приговоре, вынесенном в апреле 1991 г., приводились многочисленные выдержки из приговора от июня 1988 г., и заявителей присудили к тюремному заключению на сроки, соответственно, четырнадцать лет и десять месяцев и двадцать пять лет и пять месяцев. Кассационный суд отклонил их апелляцию и в январе 1992 г. его решение было внесено в реестр. F. и S. жаловались на продолжительность разбирательств дела и на доверие к их признаниям, сделанным по принуждению, и к свидетельским показаниям G., а также на то, что председательствовавший в отделении по делам о несовершеннолетних ранее, во время судебного процесса над совершеннолетними, высказывал мнение об их виновности, а также на то, что дело не разбиралось в суде для несовершеннолетних с самого начала. Комиссия, посчитав четвертую жалобу недопустимой, установила по трем остальным жалобам нарушение ст. 6.

Суд постановил, что: 1) рассматриваемый период отсчитывается от момента ареста заявителей и до момента внесения решения кассационного суда в реестр; 2) если учесть характер обвинений и трудности в определении юрисдикции по преступлениям, совершенным несовершеннолетними совместно с совершеннолетними, данное дело, несомненно, является сложным, причем отдельные стадии его разбирательств проводились в нормальном темпе; 3) рассматривая дело в целом, надо признать, что требование о разумном сроке не было соблюдено, так как заявители были окончательно осуждены только спустя шестнадцать лет после происшедших событий, случившихся еще тогда, когда они были несовершеннолетними; 4) таким образом, в этом отношении было допущено нарушение ст. 6(1); 5) заявители не требовали в связи с их признаниями применения ст. 3 и, хотя сомнения относительно поведения полиции вполне возможны, приведенные доказательства не давали достаточных оснований отвергнуть выводы судьи, обследовавшего их телесные повреждения; 6) хотя за те двадцать месяцев, которые предшествовали смерти G., судебным властям стоило бы организовать очную ставку между всеми обвиняемыми, на них нельзя возлагать ответственность за последующие события; 7) отделение по делам несовершеннолетних провело подробный анализ показаний свидетелей обвинения и установило, что они подтверждаются рядом других доказательств; 8) с учетом всех этих доводов можно признать, что разбирательство дела заявителей было справедливым и нарушения ст. 6(1) в ее связи со ст. (3)(d) не было допущено; 9) заявители не выражали сомнения в личной беспристрастности председательствующего отделения по делам несовершеннолетних; 10) многократных упоминаний о заявителях в решении от 1988 г. и многочисленных извлечений из этого решения в вынесенном заявителям обвинительном приговоре было достаточно для объективной обоснованности их опасений в отношении пристрастности отделения по делам несовершеннолетних; 11) (8-1) таким образом, в этом отношении было допущено нарушение ст. 6(1); 12) иски заявителей о возмещении понесенного ущерба не были предъявлены в течение установленного срока и поэтому должны быть отклонены.

Комментарий. Вывод, что у заявителей были обоснованные опасения в отношении беспристрастности председательствовавшего судьи, согласуется с принятым Судом подходом (см. дело Piersack v Belgium, Ser A No 53). Однако сомнительно, чтобы упоминания о них в ранее вынесенном решении и роль председательствовавшего судьи в прежде проводившихся и связанных с ними разбирательствах делали предположение, что хотя бы один из судей уже до суда пришел к заключению о виновности обвиняемого, более правдоподобными, нежели в деле Thomann v Switzerland; несовершеннолетние могли бы, подобно Томанну, суметь ответить на подобные ссылки на свое собственное дело. Это несоответствие отметил в особом мнении судья Де Мейер (De Meyer), придавший важное значение тщательному и добросовестному расследованию роли заявителей, выявленной в ходе “длительного, подробного анализа” в суде первой инстанции. Однако подлинность любого нового взгляда на данное дело, по существу, значения не имеет; объективную оценку связывают с оценкой соблюдения внешних форм справедливого рассмотрения дела, и вывод в обоих случаях должен был быть отрицательным. Де Мейер давно считал, что Суд уделяет чрезмерное внимание внешней стороне. Из решения Суда вытекает, что признания, сделанные под принуждением, следует исключить, но показания о жестоком обращении не были сочтены убедительными. В отличие от таких дел, как Tomasi v France ( Interights Bulletin, 1994, v. 8 p.13; см. также предыдущий выпуск российского издания), существовало разумное альтернативное объяснение: телесные повреждения могли быть нанесены заявителям при столкновениях с толпой, когда их отправляли в тюрьму. Оно, возможно, было бы менее убедительным, если бы итальянский суд не отложил их предание суду на время расследования их заявлений. Признания были сделаны, фактически, в присутствии их защитника, и в этом можно видеть определенную минимальную гарантию против правомерности утверждения о несправедливости их допущения. Однако все же представляется, что первоначально их допрашивали не в присутствии защитника, так что оказываемое на них давление могло продолжаться, даже если при следующем допросе он и присутствовал. Понятно, что Суд проявил сочувствие в связи с отсутствием возможности проведения очной ставки с G. вследствие его представляющегося самоубийства. Определенно нет никаких видимых причин приписывать итальянским властям ответственность за это происшествие (хотя обстоятельства все же кажутся странными), и Суд стремился подчеркнуть детальность проведенного судом первой инстанции анализа его показаний, а также наличие других подкрепляющих доказательств. Суд одобряет использование показаний свидетелей, которых обвиняемый опрашивает во время расследования (дело Isgro v Italy, Ser A No 194-A), и правомерно считает, что это было бы предпочтительно и в данном случае. Тем не менее, настаивать на этом как на предпосылке допустимости показаний в рассматриваемом деле значило бы объявить строго обязательным в каждом деле проведение подобного опроса на самых ранних стадиях разбирательства, так как никогда нет абсолютной уверенности, что свидетель доживет до суда. Как и в отношении большинства аспектов этой конкретной гарантии, Суд прав, уделяя больше внимания выяснению того, не приводит ли несоблюдение требования об организации очной ставки к фактическому нарушению права на справедливое разбирательство дела (ср. с делом Ludi v Switzerland Interights Bulletin, 1993, v. 7, p.71). Примечательно, что делались даже попытки оправдать срок в шестнадцать лет и две недели, который заняло разбирательство данного дела. Мнение о сложности дела кажется преувеличенным, так как участие нескольких преступников, включая и того, который совершил самоубийство, не породило никаких особых проблем в установлении фактов. К доводу государственных властей, что заявители усложнили расследование отказом от своих признаний, специально не обращались, но даже если не принимать во внимание мотивы такого их действия и отсутствие какой бы то ни было обязанности с их стороны сотрудничать с властями в ведении дела, ничто не говорит, что это действие сколько-нибудь существенно повлияло на ход разбирательств. Представители Италии утверждали также, что решение конституционного суда породило трудный переходный период, и хотя организационные трудности не могут служить оправданием, если речь идет об отправлении правосудия, определенная скидка на непредвиденные меры по определению суда, которому подсудно данное дело, вполне уместна. Но хотя отдельные стадии разбирательства и проводились, как правило, достаточно быстро, тем не менее, во время первого расследования отмечается необъяснимый почти двухлетний период застоя, и на Суд, естественно, произвел впечатление тот факт, что заявители давно перестали быть несовершеннолетними; сам этот статус превращает незамедлительность производства в прямую обязанность.

Содержание

Дело Стаббингс и др. против Соединенного Королевства

STUBBINGS and OTHERS v UNITED KINGDOM Решение ЕСПЧ от 22 октября 1996 г.

S. родилась в январе 1957 г. и в возрасте около двух лет была передана местным органом власти на попечение супругов W., которые удочерили ее, когда ей было три года. Она утверждала, что г-н W. ее изнасиловал и в период между декабрем 1959 г. и декабрем 1971 г. (когда ей было четырнадцать лет) она неоднократно совершала по его побуждению непристойные действия. Она заявила также, что сын супругов W. в 1969 г., когда ей было двенадцать лет, а ему семнадцать, дважды принуждал ее к половым сношениям. С 1976 г. S. испытывала тяжелые психологические расстройства, из-за которых ее трижды помещали в больницу. В сентябре 1984 г. после лечения психиатром-консультантом по вопросам детства и семьи S., по ее утверждению, впервые поняла, что возможна связь между ее психическими расстройствами и совершенными над ней в детстве действиями. В августе 1987 г. она возбудила гражданский иск против своих приемных родителей и брата по обвинению в насилиях и совращении. Высокий Суд [High Court - в Англии суд первой инстанции для особого класса дел- ред.] и апелляционный суд установили для такого рода исков срок давности в три года (либо от даты возникновения причины иска, либо от даты, когда истец впервые узнал, что рассматриваемый ущерб значителен и нанесен ответчиками). От момента, когда S. впервые узнала об ущербе, до возбуждения иска прошло более трех лет, однако апелляционный суд был готов действовать по собственному усмотрению и допустить продолжение производства по иску на том основании, что до сентября 1984 г. она не видела причинно-следственной связи между совершенными насилиями и совращением и душевным расстройством. Однако палата лордов постановила, что трехлетний срок относится только к непредумышленным нарушениям обязанностей, для исков же в отношении предумышленного причинения вреда (в том числе и такого, как изнасилование и непристойные покушения) срок давности составляет шесть лет. В отличие от первого, этот срок суды не вправе не соблюдать, а он начинается с момента достижения истцом восемнадцати лет. Таким образом, заявление S. не уложилось в этот срок.

J.L., родившаяся в 1962 г., заявила, что в период между 1968 г. и 1979 г. ее отец часто делал ее фотографии порнографического характера и подвергал серьезным насилиям сексуального характера. В период между 1981 г. и 1991 г. она страдала от приступов депрессии и испытывала затруднения в установлении взаимоотношений. В 1990 г. J.L. начали преследовать ночные кошмары, связанные с пережитыми в детстве насилиями, и она была направлена к психологу. Тогда , по ее утверждениям, она впервые поняла связь между этими насилиями и своими душевными расстройствами, но вначале это лишь ухудшило ее состояние и привело к попыткам самоубийства. В 1991 г. она предъявила иск о возмещении ущерба против своего отца, а также сообщила о совершенных, по ее утверждению, насилиях полиции. Полиция допросила J.L. и ее отца, но решила не предъявлять обвинений. Узнав о таком решении, она вновь предприняла попытку самоубийства. По совету юриста, производство по ее гражданскому иску было прекращено, так как, согласно решению палаты лордов, срок исковой давности по делу S. истек в 1986 г.

J.P. родилась в 1958 г. и в возрасте от пяти до семи лет посещала государственную начальную школу. Родители забрали ее из школы, так как она стала страдать от депрессии и ночных кошмаров. Оказалось, что P. (заместитель директора школы) снимал ее с уроков, будто бы, для присмотра за его двухлетней дочерью. В дальнейшем J.P. испытывала трудности в установлении взаимоотношений и чувствовала себя “не такой, как все” и одинокой. После смерти отца в 1985 г. она испытывала чрезвычайно тяжелые переживания от утраты, что в конце концов заставило ее обратиться за психиатрической помощью. В результате курса лечения в феврале 1989 г. у нее появились мучительные воспоминания о сексуальном насилии над ней, совершенном P. В дальнейшем в памяти J.P. всплыли и другие его насилия над ней, в том числе и случаи изнасилования. В феврале 1992 г. она предъявила против P. иск о возмещении ущерба, однако была лишена юридической помощи и после решения палаты лордов по делу S. производство было прекращено, так как ее иск был погашен давностью в 1982 г.

D. родилась в 1962 г. и в период между 1968 г. и 1977 г., по ее утверждениям, подвергалась неоднократным сексуальным насилиям (включая изнасилование) со стороны отца. Она утверждала, что в результате этих насилий она испытывала чувство отчаяния, депрессию, страх и ощущение вины, ей было трудно поддерживать взаимоотношения. В марте 1991 г. отец D. признал себя виновным в предъявленном обвинении в непристойном покушении в связи с насилиями над ней и был приговорен к году заключения условно . D. посчитала такое наказание недостаточным и в августе 1992 г. предъявила против него гражданский иск. В заключении психолога отмечалось, что пойти на такой шаг раньше для нее было невозможно, так как, чтобы выжить, она почти выбросила воспоминания о насилиях из памяти. После постановления палаты лордов по делу S. производство по ее иску было прекращено, поскольку он был предъявлен позже предельного шестилетнего срока.

В период между 1936 г. и 1974 г. срок давности в английском законодательстве пересматривался шесть раз и была предусмотрена возможность расширения срока исковой давности в случае непредумышленных нарушений обязанностей, что объяснялось медленным развитием трудно выявляемых профессиональных заболеваний. Ведется работа по новому пересмотру закона. Половые сношения без согласия или сношения с девочкой, не достигшей тринадцати лет, признаются преступлением, караемым пожизненным тюремным заключением, а максимальным наказанием за непристойное покушение является тюремное заключение на десять лет. Срок давности для судебного преследования не устанавливается, однако обвинительные органы возбуждают его только при наличии достаточных доказательств и когда это соответствует общественным интересам. Нередко обвинительные органы берут на себя ведение судебных преследований, возбуждаемые частными лицами, и прекращают такое преследование, когда названные условия не соблюдаются. Уголовные суды могут издавать приказ о возмещении ущерба потерпевшему. Все заявители жаловались на отказ в обращении в суд по своим искам и на различие правовых норм, применяемых к ним и к заявителям, обращающимся с жалобами другого характера. S., JL. и JP. жаловались также на недостаточную защиту их права на неприкосновенность частной жизни, выражавшуюся в не предоставлении им гражданско-правового средства защиты в связи с перенесенными в детстве насилиями. Комиссия установила нарушения ст. 14 в ее связи со ст. 6(1) и отсутствие необходимости рассматривать жалобы с точки зрения положений одной лишь ст. 6(1) или ст. 8, как самой по себе, так и в ее связи со ст. 14.

Суд постановил, что: 1) сроки давности по делам о причинении личного вреда и оскорблении личности гарантируют правовую определенность и завершенность, защищают потенциальных ответчиков от незаявленных вовремя, трудно опровергаемых притязаний и предотвращают неправосудие, возможное там, где судам приходится выносить решение относительно событий, руководствуясь доказательствами, которые время могло лишить надежности и полноты; 2) право обращения заявителей в суд в самой своей сущности не нарушается, так как (a) для предъявления иска в их распоряжении имеется шесть лет со дня достижения ими восемнадцати лет и (b) при наличии достаточных доказательств дело можно возбудить в любой момент и в случае успеха получить судебный приказ о возмещении ущерба; 3) срок давности не так уж краток и продолжительнее, чем допускают некоторые международные договоры; 4) применяемые нормы соразмерны целям, указанным в п. 1) данного решения, так как, если заявитель предъявит иск незадолго до истечения срока, то судам придется выносить решения по событиям, которые происходили чуть ли не за двадцать лет до того; 5) в странах Европы исчисление срока давности по таким делам далеко не всегда принято начинать лишь с того момента, когда стали известны существенные факты рассматриваемого дела; 6) законодательные органы Соединенного Королевства посвятили немало времени и труда изучению данного вопроса, и решение палаты лордов не было случайным или произвольным; 7) хотя более глубокое осознание проблем, возникающих вследствие сексуальных насилий над ребенком, и психологических последствий для потерпевшего может в ближайшем будущем вызвать изменение правовых норм, применяемых в государствах Совета Европы, Суду не следует подменять подход государственных органов к данному вопросу своими собственными взглядами, так как само существо права заявителя на обращение в суд не нарушается, а введение сроков давности преследует законную цель, причем сроки вполне соразмерны; 8) (7-2) таким образом, нарушения ст. 6(1) не было допущено; 9) сексуальное насилие представляет собой тяжкое вмешательство в существенно важные стороны личной жизни детей и других уязвимых лиц, и они обладают правом на защиту государства в форме сдерживания путем устрашения; 10) это обеспечивается как уголовным законодательством, так и гражданско-правовыми средствами защиты, однако в условиях действия уголовных санкций непременная обязанность гарантировать уважение частной жизни необязательно требует от государства предоставлять неограниченные гражданско-правовые средства защиты; 11) таким образом, нарушения ст. 8 не было допущено; 12) не было допущено неравенства в обращении по сравнению с заявителями и жертвами других форм противоправного поведения с иными психологическими последствиями, поскольку к каждой группе применяются одни и те же правовые нормы по срокам давности; 13) было бы ошибкой искусственно подчеркивать моменты сходства между жертвами предумышленного и нанесенного по неосторожности вреда, пренебрегая различиями между ними; 14) даже если правомерное сопоставление этих двух групп истцов и возможно, различие в отношении к ним может быть объективно оправданным их отличительными особенностями; 15) вполне разумно (и не выходит за законные пределы усмотрения государственных властей) установление особых режимов исковой давности для разных ситуаций, так как, например, для жертв неосторожности возможность предъявления гражданского иска может оказаться не столь ясной с самого начала; 16) (8-1) таким образом, не было допущено нарушения ст. 14, рассматриваемой в ее связи со ст. 6(1) или 8.

Комментарий. ЕСПЧ последовательно придерживается взгляда, что право на обращение в суд не является абсолютным (см., например, дело Bellet v France, Interights Bulletin, 1996, v. 10, p.136); допустимость любых ограничений зависит от того, насколько они препятствуют на практике отстаиванию той или иной претензии. В глазах большинства состава Суда существенный фактор, определяющий допустимость установленных сроков исковой давности, состоит всохранении возможности возбудить уголовное преследование; однако в явной форме не рассматривалось то обстоятельство, что подобное преследование связано с более высоким уровнем требований к доказательствам или что аргументы относительно ненадежности и неполноты доказательств равно важны для обеспечения справедливости разбирательства как гражданских, так и уголовных дел. Судьи Фойгель (Foighel) и Макдональд (Macdonald) заявили особое мнение, мотивированное тем, что Суд не принял во внимание в должной мере объективную трудность [для истцов] предоставления доказательств правонарушения и (это касается только Макдональда) характер ущерба, вызванного нарушением прав ребенка. Первый мотив звучал бы убедительнее, если бы Соединенное Королевство было единственным отказывающимся проявить большее понимание [ трудностей и проблем потерпевших] и если бы медицинские знания в данной области были более твердыми и определенным. Большинство предпочло придерживаться обычного для Суда консерватизма во всем, что касается научных вопросов, но, хотя оно и не исключает, что в будущем, когда последствия сексуальных насилий станут яснее, потребуется другой подход, оно, по-видимому, все же, считает, что у заявителей достаточно возможностей предъявлять иски и в установленные ныне сроки; это проявилось в повышенном внимании к применению ст. 14 к притязаниям жертв неосторожности, где ущерб не так очевиден для самого потерпевшего. При оценке того, оправдано ли различие подходов к определению срока давности для разных видов нанесенного ущерба, Суд придерживался своего обычного подхода. Однако применение этого подхода способно вызвать нарекания при отсутствии детального анализа того, не являются ли заявители по данным делам объективно более осведомленными о возможности предъявления гражданского иска, нежели жертвы чьей-то небрежности. Судья Макдональд не усмотрел никаких оснований для различного отношения к этим двум группам. Насилие представляет собой вмешательство в частную жизнь детей, и никакое упущение в предоставлении защиты от него недопустимо. Однако здесь проявляется и ограничение в степени требуемой защиты: должна обеспечиваться возможность судебного преследования виновного и обязанность такого преследования, если имеются сведения (реальные либо неопровержимо презюмируемые) о каком бы то ни было противоправном поведении, но нет обязанности гарантировать реальное принятие действенных мер по исправлению понесенного ущерба. Конечно, даже более “сочувственный” по отношению к потерпевшему подход к установлению срока давности не обязательно приведет к благоприятному для него исходу: право обвиненного правонарушителя на справедливое разбирательство дела все равно будет существенно влиять на оценку приемлемости “доказательств”.

Дело Леваж Престасьон Сервисиз против Франции

LEVAGES PRESTATIONS SERVICES v FRANCE, Решение ЕСПЧ от 23 октября 1996 г.

Коммерческий суд предписал компании L. выплатить определенную сумму, причитающуюся к выплате по ее договорам с агентством по трудоустройству. После этого компания обратилась с заявлением о возбуждении уголовного дела против агентства, обвинив последнее в подлоге, и обжаловала решение о признании ответственности. Промежуточным судебным решением рассмотрение апелляционной жалобы было отложено до окончания рассмотрения уголовного дела. Впоследствии жалоба по уголовному делу была отклонена, а после возобновления производства по апелляционной жалобе решение коммерческого суда было оставлено без изменения. В решении апелляционного суда при изложении обстоятельств дела и требований сторон давалась отсылка к решению коммерческого суда и промежуточному судебному решению. Компания L. в кассационном порядке обжаловала вопросы права в решении, однако в ее заявлении, к которому прилагались решения коммерческого и апелляционного суда, не было ссылок ни на уголовное разбирательство, ни на промежуточное судебное решение. В этом судебном разбирательстве L. была представлена, согласно закону, членом Сonseil d’é tat [Государственного Совета] и членом коллегии адвокатов кассационного суда. Кассационный суд вынес решение о признании жалобы недопустимой, так как промежуточное судебное решение является неотъемлемой составной частью решения апелляционной инстанции и, таким образом, L. не выполнила требование гражданского процессуального кодекса к заявителю прилагать копию обжалуемого решения. Согласно сложившейся с 1962 года практике кассационного суда, требование кодекса должно было трактоваться как применимое не только в отношении обжалуемого решения, но и в отношении решений, которые составляют его неотъемлемую часть, и сфера действия этого требования была конкретизирована в последующих решениях. Это положение кодекса не применялось к судебным разбирательствам в кассационном суде в тех случаях, когда юридическое представительство не было обязательным. L. обжаловала решение кассационного суда и Комиссия признала нарушение ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) факт, что существо разбирательства в первой и апелляционной инстанциях составлял спор о гражданских правах и обязательствах, не является предметом спора; 2) положения ст.6(1) применимы к обжалованию в кассационном порядке, так как исход рассмотрения жалобы мог повлиять на вопрос об обязательствах L.; 3) практика кассационного суда в отношении трактовки требований кодекса сложилась давно и вполне доступна для ознакомления, а также достаточно ясна и последовательна, так что защитник L. имел возможность выяснить, какие именно шаги необходимо было предпринять для подачи жалобы по вопросам права; 4) исходя из (а) особой роли кассационного суда в решении вопроса о правильности правоприменения, (b) того факта, что в процессе с обязательным представительством стороны будут представлены членом Государственного Совета и членом коллегии адвокатов кассационного суда и (с) предыдущего разбирательства дела по иску L в коммерческом и апелляционном судах, обладающих полной юрисдикцией, разбирательство в кассационной инстанции могло быть более формальным; (5) (6-3) с учетом всех разбирательств во внутренних судах право L на доступ к средствам судебной защиты не было нарушено требованием выполнить определенные условия, необходимые для признания жалобы допустимой, и, следовательно, ст.6(1) не была нарушена.

Комментарий: Суд неоднократно указывал в своих решениях, что ст.2 Протокола 7 не создает обязанности учреждать апелляционные и кассационные суды по уголовным делам, но что там, где эти суды есть, [к их деятельности] применима ст.6. Однако в таких случаях Суд обычно склонен предъявлять более строгие требования к приемлемости жалоб - такие, которые могут и не выдвигаться в отношении жалобы на разбирательство дела в суде первой инстанции. Суд не возражает, в частности, против установления более строгих процессуальных требований по срокам (см. дело Melin v France, Interights Bulletin 1995 v.9, p.49; ср., однако, дело Vacher v France, где пропуск срока не был поставлен в вину заявителю), и не удивительно, что, хотя подход кассационного суда и представляется чересчур формалистским, большинство Суда не возражало против решения. Скорее всего на точку зрения Суда повлияло то обстоятельство, что сложность разбираемых подобным образом дел проистекает из требования об обязательном юридическом представительстве заявителя. Однако Суд реально не рассматривает вопрос о возможности предвидеть, что именно данное конкретное решение будет обжаловано. Данное обстоятельство было подвергнуто критике судьями Валтикосом (Valticos), Пекканеном (Pekkanen) и Фрилэндом (Freeland), заявившими особое мнение, но еще убедительнее было их основное возражение против решения. Они усомнились в том, что отказ кассационного суда в рассмотрении жалобы соизмерим как мера с преследуемой целью: обеспечить кассационный суд всеми материалами, необходимыми для должного отправления правосудия; кассационный суд, в конце концов, мог запросить решение, в то время как прошло целых три года, прежде чем было бы вынесено неблагоприятное решение из-за этого незначительного промаха. Суд подчеркнул, что дело L. было рассмотрено уже в двух инстанциях, но, так как ст.6 применима к апелляционному производству, представляется, что столь произвольный подход к праву на судебную защиту в определенной инстанции является слишком жестким

Содержание

Сондерс против Соединенного Королевства

SAUNDERS v UNITED KINGDOM Решение ЕСПЧ от 17 декабря 1996 г.

S. был президентом и директором компании G., конкурировавшей с другой компанией за установление контроля над третьей компанией. В предложении, сделанном компанией G., важную роль играл обмен акциями в значительном объеме. К этому моменту курс акций данной компании был значительно завышен, поскольку ряд лиц намеренно скупали акции с целью поддержания или взвинчивания котировальной цены. После того, как предложения G. были приняты без оговорок, котировка этих акций сильно упала. Покупателям акций было гарантировано возмещение убытков, а некоторым и вознаграждение в случае успеха. Выплаты этих незаконных вознаграждений, как и платежи для прямого финансирования схемы поддержки акций, были скрыты путем оформления фальшивых платежных счетов. Обвинения и слухи об этих незаконных действиях побудили Министерство торговли назначить инспекторов для расследования и представления отчета по делам G. Назначенные инспекторы должны были выяснить, имели ли место факты, которые могли бы стать основанием для каких-либо шагов со стороны других частных или должностных лиц, но сами никаких судебных функций не имели. Все служащие и агенты компании, по делам которой проводилось расследование, были обязаны (a) представлять все относящиеся к делу документы, находящиеся в их распоряжении и на их ответственности, (b) являться по требованию инспекторов, (c) оказывать все возможное содействие в проведении расследования. Служащие и агенты могли быть допрошены под присягой, и показания, которые они давали инспекторам, могли быть использованы против них как доказательство. Отказ от содействия инспекторам мог повлечь наказание, сравнимое с наказанием за неуважение к суду, а именно, штраф или тюремное заключение сроком на два года. Инспекторы действовали независимо и были подконтрольны суду. Допрашиваемые лица имели право на юридическое представительство их интересов и могли вносить поправки или дополнения в протоколы своих показаний. Показания, не вызывающие доверия или полученные под давлением, могли быть признаны судом недопустимыми в качестве доказательств при последующем судебном разбирательстве. Спустя несколько недель после начала допросов инспекторы проинформировали Министерство торговли о наличии конкретных фактов, свидетельствующих о совершении уголовных деяний. Министерство обратилось с запросом к прокурору, который решил, что инспекторам следует дать возможность продолжить расследование, а протоколы допросов должны передаваться в прокуратуру. Компания G. уволила S., и министр торговли, используя свои полномочия, отдал инспекторам распоряжение предоставить ему всю информацию, собранную в ходе расследования. Впоследствии инспекторы передали министру торговли протоколы допросов и другие попавшие в их распоряжение документы по делу,. На совещании инспекторов, прокуроров, главного юриста и чиновников Министерства обсуждался вопрос о возможных обвинениях, и S. был назван как один из возможных обвиняемых. Была также отмечена необходимость принять решение о сроках начала уголовного расследования. Все присутствовавшие согласились работать в тесном контакте для скорейшей подготовки и предъявления обвинений, однако инспекторы оставили за собой право проводить расследование так, как они сами считали нужным. S. был допрошен 9 раз в присутствии своего адвоката. К моменту окончания допросов полиция получила официальное распоряжение прокурора о проведении уголовного расследования. После этого протоколы и документы, полученные в ходе инспекторской проверки, были переданы полиции. Между седьмым и восьмым допросами S. были предъявлены обвинения в совершении нескольких преступлений, связанных с применением незаконных схем поддержки курса акций. В связи с большим числом обвиняемых и защитников по делу было назначено два судебных разбирательства. Один из обвиняемых обратился с ходатайством о признании показаний, данных им на допросе, недопустимыми, - оно не было удовлетворено; не было принято и его утверждение о том, что инспекторы были обязаны предупредить допрашиваемых об их праве не свидетельствовать против себя. Было удовлетворено ходатайство S. о том, чтобы его показания инспекторам, данные после предъявления ему обвинений, были исключены судом. S. был одним из четырех обвиняемых на процессе и единственный из них заявлял в суде, что ничего не знал о гарантиях и обещаниях вознаграждения [покупателям акций] в случае успеха. Обвинение основывало свои утверждения на показаниях финансового директора G., которому был гарантирован иммунитет от преследования, и на показаниях самого S. на допросах, проводившихся инспекторами. Протоколы допросов зачитывались присяжным в течение трех дней и были использованы для установления степени информированности S. и для опровержения его показаний с помощью перекрестного допроса. Защитник другого обвиняемого также ссылался на протоколы допросов, пытаясь доказать, что S. говорил неправду. Судья в своем наставлении присяжным также сравнивал и сопоставлял показания S. суду и инспекторам. S. был осужден по двенадцати обвинениям и приговорен к пяти годам лишения свободы. Попытка оспорить допустимость протоколов допросов в качестве доказательств на том основании, что инспекторы и/или следственные органы не должны были использовать полномочия, данные инспекторам, для получения сведений, необходимых для возбуждения уголовного дела, не удалась и на втором судебном разбирательстве. Данное решение было оставлено без изменений, когда апелляционная жалоба была отклонена по всем пунктам обвинений, кроме одного: была удовлетворена жалоба на не относящуюся к делу ошибку, допущенную судьей в обращении к присяжным. Наказание S. было снижено до 2,5 лет лишения свободы. В 1994 министр внутренних дел направил дело S. и его сообвиняемых в апелляционный суд на основании заявления сообвиняемых, что обвинение не представило в ходе разбирательства определенные документы. Апелляционный суд отклонил утверждения S., что использование данных инспекторам показаний было несправедливым, сославшись на прямое указание закона об их использовании. В ответ на требование признать, что те, кого допрашивали инспекторы, находился в худшем положении по сравнению с теми, кто был допрошен полицией (поскольку [в последнем случае] показания, полученные с использованием незаконных методов, могли быть исключены), суд заявил, что в случаях подозрения о мошенничестве необходимо проведение особо строгой проверки. Апелляционный суд также сделал попытку провести различие между режимом деятельности инспекторов и режимом деятельности следователей по делам о мошенничестве в особо крупных размерах (в последнем случае ответы на вопросы, в принципе, не могут быть использованы против подозреваемых) на основании того, что инспекторы - это не полицейские или прокуроры, а высокопоставленные юристы и аудиторы, придерживающиеся справедливой процедуры. Апелляционный суд указал на то, что допросы каждого из обвиняемых составляют значительную часть дела. S. жаловался на использование в суде показаний, данных им инспекторам, и Комиссия (14-1) признала, что имело место нарушение ст.6(1).

Суд постановил, что: 1) требование соблюдать гарантии ст.6(1) в ходе предварительного расследования, подобного тому, что проводили инспекторы, на практике излишне затруднит эффективное регулирование сложной финансовой и коммерческой деятельности, осуществляемое в общественных интересах; 2) таким образом, единственной проблемой является использование показаний S., дававшихся инспекторам, в суде; 3) не подвергается сомнению то, что S. был юридически принужден к даче показаний инспекторам, поскольку отказ от дачи показаний мог повлечь наказание в виде штрафа или лишения свободы; 4) хотя показания S. были оправдывающими и (если они были правдивыми) могли послужить целям его защиты, они имели обвинительный характер, поскольку подтверждали уличающий S. факт, что тот располагал определенной информацией; 5) исходя из концепции справедливости, как она представлена в ст.6(1), право не свидетельствовать против себя ни в коем случае не ограничивается только заявлениями с признанием в совершении проступка или непосредственно уличающими заявлениями, поскольку любое свидетельство, полученное в принудительном порядке, может быть использовано, чтобы заставить усомниться в даваемых обвиняемым показаниях или иным образом дискредитировать их; 6) следовательно, самым важным является именно тот факт, что показания, полученные в принудительном порядке, использовались в уголовном разбирательстве; 7) принимая во внимание (a) точку зрения судьи в разбирательстве, исключившего восьмой и девятый допросы S. из числа допустимых доказательств на том основании, что каждое из показаний S. могло быть признанием, (b) мнения апелляционного суда, что результаты допросов составляли существенную часть обвинения, (c) широкое использование обвинением показаний S. с целью его уличения и установления его информированности, чтобы подвергнуть сомнению его честность, (d) использование этих показаний защитником другого обвиняемого с целью подвергнуть сомнению данную S. версию событий, - протоколы допросов S., независимо от того, содержали ли они прямые свидетельства S. против самого себя или нет, были использованы в ходе разбирательства таким образом, чтобы уличить S.; 8) хотя нельзя исключить, что именно широкое использование обвинением материала его допросов явилось одной из причин, повлиявших на решение S. дать показания в суде, - нет необходимости строить догадки о причинах, побудивших его выступить с показаниями; 9) исходя из пункта 7) нет необходимости решать, является ли право не свидетельствовать против себя абсолютным или в некоторых случаях отступление от этого права может быть признано оправданным; 10) сложность мошенничеств в корпоративной сфере и жизненная заинтересованность общества в их расследовании и наказании виновных не могут оправдать столь явное отклонение от основных принципов справедливой судебной процедуры, какое было допущено в данном деле, и следует отметить, что показания, полученные департаментом по расследованию мошенничеств в особо крупных размерах, как правило, не могут приводиться в качестве доказательств в последующем судебном разбирательстве; 11) тот факт, что S.. давал показания до предъявления ему обвинения, не означает, что при последующем использовании этих показаний в судебном разбирательстве не нарушается его право не свидетельствовать против себя; 12) все вышесказанное, а также факт, что использование в последующем уголовном разбирательстве ранее дававшихся инспекторам показаний было санкционировано, показывает, что в данном случае процессуальные гарантии в ходе следствия не смогли обеспечить защиту обвиняемых, поскольку эти гарантии не предотвратили последующего использования показаний в уголовном разбирательстве; 13) (16-4) таким образом, имело место нарушение права не свидетельствовать против себя и нарушение ст. 6(1); 14) в свете настоящего постановления нет необходимости рассматривать заявление о том, что органы обвинения намеренно задерживали полицейское расследование для того, чтобы дать возможность инспекторам использовать их специальные полномочия для сбора улик, но апелляционный суд вынес постановление, что инспекторы проводили расследование независимо и без инструкций и указаний со стороны следственных органов, а также что между ними не было не должного сговора; 15) учитывая, что (a) установленные нарушения касались процедуры уголовного разбирательства, а не процедуры расследования, проводившегося инспекторами, (b) нет возможности строить догадки о том, был бы результат судебного разбирательства иным, если бы протоколы допросов не были использованы, и (c) факт установления нарушения не подразумевает никаких выводов по существу дела, - не установлено никакой причинной связи между требованием S. о возмещении понесенного материального ущерба (потеря заработка, транспортные расходы и расходы на проживание, юридические услуги в связи с допросами и уголовным разбирательством) и данным выводом Суда; 16) установление факта нарушения само по себе составляет достаточное справедливое возмещение любого причиненного нематериального вреда; 17) поскольку не было признано, что сумма иска S. о возмещении расходов и судебных издержек в связи с процессами в Страсбурге является разумной, ему присуждается возмещение в размере 75 000 фт. ст., определенная по справедливости; и 18) величина законной процентной ставки в Соединенном Королевстве составляет 8% годовых.

Комментарий. Данным решением сделан очередной шаг в разработке права не свидетельствовать против самого себя, которое непосредственно не прописано в ЕКЗПЧ, но было признано судом в качестве элемента ст. 6 в деле Funke v France (Interights Bulletin 1994 v.8, p.35; см. также настоящий выпуск). Суд сосредоточил внимание на порядке использования показаний, полученных в ходе административного расследования, подтвердив свою точку зрения по делу Fayed v United Kingdom (Interights Bulletin 1995 v.9, p.119), что к такому расследованию ст. 6 неприменима. В деле Fayed центральным был вопрос об отсутствии возможности оспорить результаты следствия, а не принуждение к даче показаний и, хотя на данной стадии вопрос о предъявлении обвинения не рассматривается, возможный преюдициальный эффект результатов допроса настолько велик, что гарантии, предоставляемые ст.6(1), могут оказаться необходимыми (ср. дело Imbrioscia v Switzerland о допросе в полиции - Interights Bulletin, 1995, v. 9, p. 82). Только судья де Мейер (De Meyer) полагал, что статья применима и на данной стадии, но судьи Репик (Repik) и Петтити (Pettiti) сочли, что для такого вывода необходим мотивированный анализ. Конечно, вопрос о применимости ст. 6 [к процедуре административного расследования] не имел бы особого значения, если бы сведения, полученные на этой стадии, не могли бы быть использованы в обвинении, но данное дело связано с фактическим использованием показаний на суде, а не с тем, какую роль они могли бы сыграть в возбуждении уголовного дела в отношении давшего их лица. Представляется, что ЕСПЧ и не беспокоился бы из-за наличия этой последней возможности, поскольку не смог бы установить нарушение ст.6(1), если бы только внутренний суд воспользовался своим правом по собственному усмотрению исключить показания из числа доказательств: другие возможности их потенциального использования не представляли проблемы. Суд обосновано принял достаточно широкий подход к толкованию того, что именно может считаться свидетельствованием против себя: показания не обязательно должны быть прямым признанием вины, достаточно того, что они могут быть использованы для разрушения защиты, на которую обвиняемый опирался в суде. Однако Суд сделал упор именно на широком использовании показаний в разбирательстве; не исключено, что использование показаний, пусть и потенциально уличающих, но не играющих значительной роли в поддержке обвинения, могло бы и не составить нарушения ст. 6(1). С другой стороны, судья Уолш [Walsh] считает нужным исключить все показания, способные стать звеном в цепи свидетельств, необходимых для поддержки обвинения, а судья Моренилла [Morenilla] также сомневается, может ли какое бы то ни было показание, полученное в принудительном порядке, независимо от веса этого показания, быть признано допустимым в качестве доказательства. Суд отказался рассматривать вопрос о том, является ли право не свидетельствовать против себя абсолютным, ссылаясь на фактическое использование соответствующих показаний; в этом можно усмотреть вывод, что данное право приобретает значение только в случае, когда его нарушение действительно носит преюдициальный характер, противореча самой природе гарантий справедливого судебного разбирательства. Судьи Валтикос [Valtiucos] и Гёльчуклю [Golcuklu] заявили по данному вопросу особое мнение, в соответствии с которым никакого абсолютного права нет, а в данном конкретном случае существовала необходимость защиты против изощренного мошенничества, однако не вдавались в подробности по поводу того, где именно проходит граница и как уравновешиваются два требования. Гораздо более полное особое мнение судей Мартана [Martеns] и Криса [Kris] посвящено исследованию взаимоотношений между правом на молчание (признанным до определенной степени в деле John Murray v. United Kingdom (Interights Bulletin, 1997, v.11, p. 54; см. также настоящий выпуск) и правом не свидетельствовать против самого себя. С их точки зрения, Суд, фактически, объединил эти два различных права (и таким образом преодолел прецедент, установленный решением по делу Funke), признав, как представляется, право не подвергаться принуждению к даче устных показаний, но не право не свидетельствовать против себя путем предоставления документов в принудительном порядке. Хотя Суд установил, что обвиняемый не имеет права на защиту от использования [против него] доказательств, полученных [от него] против его воли (в том числе образцов тканей тела), это решение относилось к документам, изъятым по ордеру на обыск или судебному предписанию, а не к ситуации, когда обвиняемого обязали представить уличающие его документы, как это было в деле Funke. Судьи, заявившие особое мнение, были справедливо озабочены тем, что подобное объединение прав может привести к сужению защиты, однако и они не рассматривали право не свидетельствовать против себя как абсолютное. С их точки зрения, природа рассматриваемого преступления подразумевает необходимость его скорейшего раскрытия до возбуждения уголовного преследования, и принуждение к даче показаний является допустимым методом расследования. Более того, они не считали несправедливым использование показаний для опровержения заявлений S. на суде о его неосведомленности, что сравнимо в точкой зрения Суда по делу John Murray, когда Суд не нашел возражений против того, что молчанию [обвиняемого] лица противопоставили компрометирующую его ситуацию. Однако настоящее мнение может только подчеркнуть важность стадии расследования, и утверждения судей, заявивших особое мнение, об исключительном характере дел о мошенничестве остаются открытыми для обсуждения: например, смерть может стать поводом для возбуждения дела об убийстве только после проведения полицейского расследования. Суд ставит под сомнение какие-либо нарушения со стороны обвинения, а между тем факт сговора со следователями мог бы полностью подорвать справедливость разбирательства по делу S. Отказ от предоставления какого-либо возмещения является следствием устоявшегося подхода, в соответствии с которым несправедливость в ходе разбирательства необязательно влечет за собой сомнение в приговоре. Однако в этом вопросе решение Суда выглядит не вполне убедительным, если вспомнить, как сильно повлиял на исход дела, по мнению самого же Суда, тот огромный вес, который в ходе разбирательств был придан заявлениям S. Отказ в возмещении на данной стадии лучше объяснило бы замечание судьи Уолша [Walsh], что здесь нельзя исключать отмену признания виновности на основании того, что данные доказательства не должны были использоваться.

Содержание

Беспристрастность и независимость военного трибунала подрывается участием командира - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Финдлей против Великобритании

FINDLAY v UNITED KINGDOM Решение ЕСПЧ от 25 февраля1997г.

Солдат F. после большой попойки направил на других солдат своего подразделения пистолет и, не целясь ни в кого, произвел два выстрела. Он был арестован и осмотрен психиатром, который, хотя и установил, что F. был способен отвечать за свои действия, рекомендовал назначить ему минимальное наказание в связи с тем, что в результате совокупного действия ряда испытанных им стрессов действия F. стали почти неизбежными. В числе таких стрессов была его отправка в Северную Ирландию и травма позвоночника, полученная во время учений, которая отрицательно сказалась на выполнении им своих обязанностей и привела к стрессовому состоянию, депрессии и ощущению вины. Был созван военный суд, который, согласно действовавшему тогда закону, должен был созываться командиром войсковой части регулярных войск или командующим военным округом, где обвиняемый проходил службу. Этот “созывающий офицер” передал дело F. в суд по нескольким обвинениям (в совершении и обычных, и военных преступлений), вытекающим из инцидента, и принял решение, что судебное разбирательство должно проводиться в общем военном суде, состоящем из назначенного им председателя и четырех офицеров, которые были назначены им или, по его приказанию, их командирами. Все члены военного суда по званию были младше “созывающего офицера” и служили в округе, которым он командовал. Все они должны были принести присягу судить обвиняемого, опираясь на доказательства, и отправлять правосудие объективно и беспристрастно. Никто из них не имел никакой юридической подготовки. “Созывающий офицер”, который вправе распустить военный суд как до, так и во время судебного разбирательства, если того потребуют интересы отправления правосудия, назначил также военнослужащих, которым предстояло исполнять функции обвинителя, помощника обвинителя и помощника защитника (для представления интересов F. вместе с его гражданским защитником ). Тем временем второй психиатр сообщил, что F. способен предстать перед судом и отдает отчет в своих действиях во время происшествия, однако находится под влиянием стресса, обусловленного давними проблемами, связанными с участием в войне на Фолклендских островах, где он видел гибель и ранения своих друзей и был ранен сам. Психиатр подтвердил, что похожее поведение часто наблюдается у людей в состоянии посттравматического стрессового расстройства (PTSD), и что употребление алкоголя было следствием, а не причиной его состояния. Диагноз “посттравматическое стрессовое расстройство” поставил и врач, обследовавший F. по ходатайству защитника. В военном суде F. был представлен его адвокатом. По заявлению F, он признал себя виновным в предъявленных обвинениях потому, что, как проинформировали его защитника , несмотря на издание приказа о явке свидетелей в суд, психиатр не должен был участвовать в слушании. Тем не менее, защитник F. не ходатайствовал об отложении судебного разбирательства и не заявил протеста. Защитник представил суду медицинское заключение, показания дал также врач F., который, однако, признал, что впервые в своей практике столкнулся со случаем посттравматического стрессового расстройства, связанного с войной. Защитник ходатайствовал о смягчении приговора ввиду состояния посттравматического стрессового расстройства и о разрешении F. уволиться из армии с сохранением пенсии и с минимальными записями в личном деле. Суд удалился для вынесения приговора в сопровождении “судьи-адвоката” - юриста, чьими рекомендациями суд призван руководствоваться в вопросах применения права и процедур и который должен следить за соблюдением прав обвиняемого в ходе судебного разбирательства. Суд приговорил F. к 5 годам лишения свободы, лишению воинского звания и увольнению из армии (с вытекающим отсюда уменьшением размера положенной ему пенсии). Приговор мотивирован не был. Однако приговор военного суда не вступал в силу до утверждения его “утверждающим офицером”, функции которого, включая и это дело, выполнял обычно “созывающий офицер”. F. обратился к нему с ходатайством о смягчении наказания. Офицер, получив консультацию у судьи из штата сотрудников генерального адвоката (который может быть уволен только королевой в случае наступления недееспособности или за недостойное поведение), оставил приговор без изменения, не дав никаких разъяснений. Находившийся под строгим арестом F. был сначала переведен в военную, а затем в гражданскую тюрьму. Подача им жалоб по двум линиям в вышестоящие инстанции не принесла результатов, отклонение жалоб никак не обосновывалось. Ни в одной из вышестоящих инстанций не было юристов, однако представители обеих получили консультации у судей из управления генерального адвоката. О том, какая консультация была дана в этот раз, как и о том, какая консультация была дана “утверждающему офицеру”, F не сообщали. Дивизионный суд не дал ему разрешения на обжалование приговора военного суда на основании того, что судебное разбирательство прошло в соответствии с законом и нет доказательств неправомерного поведения или враждебности со стороны судьи-адвоката. Гражданский иск F. в связи с его травмой спины и состоянием посттравматического стрессового расстройства был удовлетворен без возложения ответственности на кого-либо с присуждением выплаты ему 100 000 фунтов стерлингов и возмещения судебных издержек, однако без проведения различия между двумя исками. F. жаловался на отсутствие независимого и беспристрастного трибунала, на разбирательство в военном суде и имевшие место пересмотры дела, а также на обоснованность, принятых в отношении его решений и [то, что органы, разбиравшие дело игнорировали] иные возможные варианты наказаний. Комиссия признала нарушение ст. 6(1) в части, касающейся независимости и беспристрастности суда, и установила, что нет необходимости рассматривать далее другие жалобы. F. жаловался на отказ военного суда провести открытое слушание дела, не запрещаемое законом. Принятый в 1996 году закон ввел в систему военных судов следующие изменения: (а) была упразднена должность “созывающего офицера”; (b) принятие решения о “суммарном разбирательстве” [ускоренном разбирательстве в упрощенном порядке], о направлении дела в иной следственный орган вооруженных сил или о прекращении дела отнесено к компетенции высшего по званию и должности офицера (“старшего начальника”); (c) этот старший начальник вправе привлекать к ответственности в порядке, аналогичном порядку привлечения к ответственности гражданских лиц; (d) организация разбирательства в военном суде возложена на сотрудников секретариата суда, которые не находятся в подчинении у старшего начальника; (e) в состав всех военных судов вводится “судья-адвокат”, решения которого по вопросам права будут обязательны; и (f) для вынесения обвинительного приговора и принятия решения органом, пересматривающим дело, требуется указание оснований, а для последнего и рекомендации “судьи-адвоката” (это должен быть не тот “судья-адвокат”, который участвовал в разбирательстве в военном суде), с которыми обвиняемому предоставляется право ознакомиться. Устанавливается также право обжаловать не только обвинительный приговор, но и наказание. Соединенное Королевство обратилось к Суду с просьбой принять к сведению данные изменения.

Суд постановил, что: 1) хотя в документах, направленных F. в Комиссию, ни одна из двух его жалоб не была сформулирована в явном виде, он, по сути, указал большинство оснований жалоб; 2) следовательно, Суд вправе не считать их новыми и отдельными жалобами; 3) утверждение о возможности применения к защитнику F мер дисциплинарного характера за содержащееся в его обращении в Комиссию утверждение об отсутствии [необходимой] беспристрастности не подлежит рассмотрению, так как вопрос этот не поднимался во время слушания и не затрагивался ни Соединенным Королевством, ни Комиссией; 4) суд не может выражать мнение о соответствии нового законодательства ЕКЗПЧ, но с удовлетворением отмечает, что изменения направлены на то, чтобы обеспечить выполнение Соединенным Королевством своих обязательств; 5) ст.6(1) с очевидностью применима к имевшему место разбирательству в военном суде, так как именно в ходе этого разбирательства F был вынесен приговор, последовавший за признанием им себя виновным; 6) учитывая роль “созывающего офицера” (а) в решении вопроса о том, какие именно обвинения будут предъявлены и какой тип военного суда должен быть созван, (b) в созыве военного суда и назначении его членов и офицеров, представляющих обвинение и защиту, (с) в направлении краткого изложения доказательств обвинителю с указанием, какие именно доказательства могут быть недопустимыми, (d) в обеспечении явки в суд свидетелей обвинения и тех свидетелей защиты, ходатайства о вызове которых были “разумными” и (е) в получении согласия обвиняемого признать себя виновным в обмен на смягчение обвинений или их снятие, - он был центральной фигурой процесса над F и был тесно связан с органами, осуществлявшими преследование; 7) так как все рассматривавшие дело члены военного суда по воинскому званию были младше “созывающего офицера” и находились у него в подчинении, неуверенность F в независимости и беспристрастности суда могла иметь объективные основания; 8) выполнение функций “созывающего офицера” и “утверждающего офицера” одним лицом противоречит понятиям и “судебного органа”, и “независимости”, поскольку из-за этого решение военного суда могло быть открыто для воздействия внесудебных властей; 9) применение таких гарантий, как привлечение “судьи-адвоката” или приведение к присяге членов состава военного суда, не устранило этих коренных пороков системы; 10) эти недостатки не могли быть исправлены применением каких бы то ни было процедур надзора или пересмотра дела в других инстанциях, поскольку, учитывая серьезность обвинения, являющегося в соответствии и с внутренним законодательством, и с ЕКЗПЧ, обвинением в совершении тяжкого уголовного деяния, F имел право на то, чтобы разбирательство в суде первой инстанции целиком соответствовало гарантиям ст.6(1); 11) так как опасения F относительно независимости и беспристрастности трибунала, разбиравшего его дело, объективно обоснованны, имеет место нарушение ст.6(1); 12) следовательно, нет необходимости рассматривать другие жалобы F; 13) F не причитается возмещение материального ущерба, так как невозможно строить догадки, каков был бы исход разбирательства в военном суде, если бы [рассматриваемое] нарушение не имело места; 14) ЕСПЧ не обладает юрисдикцией по отмене обвинительного приговора; 15) признание факта нарушения уже само по себе составляет достаточное возмещение нематериального вреда; 16) F присуждается к выплате сумма в размере 23 956,25 фунтов стерлингов в соответствии с его иском о возмещении расходов и издержек, в том числе и на обращение в дивизионный суд, за вычетом сумм, уже фактически полученных в виде правовой помощи, но не включенных в иск; 17) величина законной процентной ставки в Соединенном Королевстве составляет 8% годовых.

Комментарий: Организация судопроизводства в военных судах не укладывается ни в какие рамки с точки зрения прецедентного права ЕСПЧ, придающего огромную роль строгому соблюдению не только сути, но и всех формальных признаков беспристрастности и независимости. Суд и ранее приходил к выводу о том, что последнее требование может серьезно нарушаться подчиненным положением членов трибунала одной из сторон процесса (Sramek v Austria, Ser A No 84). Так происходило всегда, даже если в полномочия старшего по званию не входила дача указаний относительно порядка рассмотрения дела. Уже одно это должно было быть достаточным мотивом для признания факта нарушения, но Суд счел существенным также и то обстоятельство, что командир исполнял функцию утверждающего офицера; это означало, что реально трибунал не обладал полномочиями, которыми должен обладать судебный орган, чтобы быть действительно независимым (см. дело Van de Hurk v The Netherlands, Interights Bulletin 1995 v.9, p.124). Суд также с полным основанием вновь подтвердил свою прежнюю точку зрения, согласно которой гарантии ст.6 распространяются на производство и в первой, и в апелляционной инстанциях, если и то, и другое проводится в виде судебного разбирательства (см. дело De Cubber v Belgium, Ser A No 86), пусть даже нарушение этих гарантий в первой инстанции административного разбирательства может быть исправлено в результате слушания апелляции судом, обладающим полной юрисдикцией (ср.: British-American Tobacco Company Ltd v The Netherlands, Interights Bulletin 1996 v. 10, p.137). Судья де Мейер [de Meyer] вновь заявил возражение против того, что Суд требует соблюдения внешних форм, но и он считает, что ряд элементов системы военных судов достаточен для вывода о неприемлемости данной системы в этом деле. Суд не мог выносить решение о степени соответствия предпринятых реформ стандартам ЕКЗПЧ, но очевидно, что в законодательство были внесены значительные изменения, затрагивающие как суть, так и внешние формы. Эти изменения не затрагивают процессы судебного надзора и пересмотра решений, а также степень публичности разбирательств, однако жалобы на эти аспекты судопроизводства не были предметом рассмотрения в данном деле.

Содержание

Гражданское право - иск о возмещении - ст.6(1) ЕКЗПЧ

Дело Нейже против Франции

NEIGEL v FRANCE Решение (ЕСПЧ) от 17 марта 1997г.

N., штатной машинистке-стенографистке городского совета, был в марте 1983 г. предоставлен отпуск на один год по личным обстоятельствам. В ноябре 1983 ее проинформировали, что ее заявление о восстановлении на работе в марте следующего года (муниципальный кодекс предусматривает право занять одну из первых трех вакантных должностей, если отпуск не превысил трех лет) отклонено, а в декабре 1983 г. ей был заново предоставлен отпуск. В декабре 1984 г. ее ходатайство о восстановлении было вновь отклонено мэром из-за отсутствия вакансий, и N. объявили, что, если ситуация не изменится к марту 1985 г., она будет формально восстановлена, но будет находиться в неоплачиваемом отпуске, пока не будет найдено другое решение. Соответствующий приказ был издан в марте 1985 г., несмотря на заявления N. о неправомерности таких действий. В июне 1985 г. она опять оспорила законность таких действий и потребовала выплаты зарплаты, начиная с марта 1985 г. Позже в том же месяце она оспорила данные мэром объяснения и в ноябре 1985 г. снова ходатайствовала о восстановлении. В следующем месяце мэр заявил ей, что она может обратиться а административный суд. Последующие заявления о восстановлении на работе были отклонены в марте и июне 1986 г. Во втором заявлении N. угрожала обращением в административный суд, против чего мэр не возражал. В июле 1986 г. она ходатайствовала об отмене решения мэра восстановить ее на работе формально и о выплате зарплаты, причитающейся ей с марта 1985 г. Между сентябрем 1986 г. и февралем 1987 г. N и мэр подали в суд свои пледирования [заявления с изложением оснований иска и защиты против иска, соответственно]. В конце марта состоялось слушание, и через семь дней было назначено расследование и в отношении наличия вакансий, и в отношении общей суммы зарплаты, которая причиталась N. за весь этот период. Между июнем и сентябрем 1986 (?-1987) N. и мэр подвали дальнейшие заявления. В ответе на ходатайство N. о рассмотрении этого дела уполномоченным по правам человека тот сообщил, что судебное решение уже вынесено, и три недели спустя, в ноябре 1987 г., оно было ей вручено. Суд постановил, что все стенографисты городского совета были приняты на работу до подачи ею заявления о восстановлении на работе в декабре 1984 г., и тот факт, что должность, которую занимала N., оставалась вакантной, не влияет на законность решения мэра. В мае 1988 г. N. подала жалобу в Государственный Совет, а в феврале 1989 г. дополнила ее новым заявлением с основаниями иска. В феврале 1989 г. N. стала наводить справки о ходе дела, и в следующем месяце ее уведомили, что ее дело находится с начала февраля у защитника, представляющего интересы городского совета, и что ее защитнику будет предоставлен такой же срок по возвращении дела. В марте 1989 г. городской совет внес новое заявление с основаниями защиты против иска, на которое N. ответила в октябре 1989 г. Через два месяца она узнала, что дело было передано судье-докладчику еще в сентябре. В феврале 1990 г. городской совет внес очередное заявление, и N. направила письмо секретарю отдела Государственного совета, где выражала обеспокоенность по поводу длительности сроков рассмотрения дела, однако ответа не получила. Ее мать в марте 1990 г. также направила секретарю запрос о том, направлено ли дело государственному комиссару, в связи с противоречивыми сведениями на этот счет, и о возможности ускорить рассмотрение дела. Позже в том же месяце, после получения N. от Совета еще одного процессуального документа, ее мать снова направила письмо с вопросом о том, почему подобное допускается, если подготовка дела к разбирательству была закончена в сентябре 1989 г. В январе 1991 г. состоялось слушание, и позже в этом же месяце жалоба N. была отклонена. Она жаловалась на затягивание и несправедливость судебного разбирательства, негуманное обращение и нарушение ст.ст.2 и 3 Протокола 7. Комиссия, считая приемлемым только первый пункт петиции, установила (19-10) нарушение ст.6(1). Франция заявила, что жалоба не подпадает под это положение ratione materiae [по материально-правовым основаниям], так как касается прав государственных служащих.

Суд постановил, что: 1) имел место спор о “праве” в смысле ст.6(1), так как исход обжалования решения мэра о неоплачиваемом отпуске напрямую связан с правом N. на восстановление на работе; 2) так как N. добивалась восстановления в постоянной штатной должности, которую занимала прежде, очевидно, что возбужденный ею спор имел отношение к ее трудоустройству, продвижению по службе и прекращению службы и, следовательно, не затрагивал “гражданское право” в смысле ст.6(1); 3) любое решение о выплате причитавшейся N .зарплаты в случае ее восстановления напрямую зависело от того, был ли отказ в восстановлении ранее признан незаконным; 4) (8-1) ст.6(1), следовательно, неприменима в данном деле.

Комментарий: Хотя представляется, что в данном деле сроки рассмотрения значительно выходят за рамки, признающиеся приемлемыми с точки зрения требований ст.6(1), в Суде прочно утвердился взгляд, что положение ст.6(1) не распространяется на споры, связанные с занятием должности и пребыванием в должности государственных служащих (см. дело Massa v Italy, - Interights Bulletin 1995, v.9 p. 51). Из этого взгляда логически вытекает, что иски о возмещении вреда по таким спорам не защищаются статьей 6(1). Однако в особом мнении судьи Палм [Palm] содержатся веские обоснования для пересмотра такого подхода; она признает, что вопрос о доступе к государственной службе не должен подпадать под действие ст. 6(1), но не видит оснований, чтобы под действие данной нормы не подпадали установленные для служащего условия, независимо от типа работодателя. Расхождение представляется еще более печальным, если посмотреть, насколько по-разному подходят к определению границ сферы государственной службы в странах-членах Совета Европы. Она полагает, что, если судьи ЕСПЧ станут в большей мере исходить из реальных функций, выполняемых человеком, - это поможет при разрешении подобных дел, но даже это будет слишком большой уступкой, если под угрозой оказываются общепризнанные права.

Содержание

Равные возможности - в ознакомлении с материалами дела неправомерно отказано - ст. 6(1) и (3) ЕКЗПЧ

Дело Фуше против Франции

FOUCHER v FRANCE Решение ЕСПЧ от 18 марта 1997г.

F. и его отец были обвинены в оскорблении, произнесении угроз и совершении угрожающих действий в отношении государственных служащих: смотрителя заповедника и егеря. Они получили повестку в полицейский суд в рамках процедуры непосредственной передачи к разбирательству дел о незначительных преступлениях. Уголовно-процессуальным кодексом предусматривается, что доказательствами по такого рода делам могут служить официальные доклады, а при их отсутствии или для их подтверждения - показания свидетелей. Официальные доклады сотрудников правоохранительных органов и государственных служащих, выполняющих некоторые обязанности полиции, считаются достаточными доказательствами при отсутствии доказательств обратного, а последнее должно было быть подтверждено либо письменными доказательствами, либо свидетельскими показаниями. F. решил вести свое собственное дело сам (что разрешено уголовно-процессуальным кодексом), и сначала его мать, а затем он и его отец ходили в судебную канцелярию полицейского суда для ознакомления с материалами дела и снятия копий с документов, содержавшихся в этом деле. В обоих случаях им была предъявлена составленная прокурором бумага о том, что копии официальных докладов не могут быть выданы частному лицу непосредственно, а только через защитника или страховую компанию. В ходе слушания, на котором F. и его отец, руководствуясь ст. 6 ЕКЗПЧ, заявили протест в связи с отказом в ознакомлении с материалами дела и в предоставлении копий документов, суд прекратил дело на основании того, что были нарушены права защиты. Суд также отклонил ходатайство национального департамента охоты и двух егерей об участии в судебном разбирательстве в качестве гражданских истцов. Государственный обвинитель и гражданские истцы обжаловали это решение, и F. был вызван повесткой в суд по месту жительства. Однако он не явился в судебное заседание в апелляционном суде и заявил, что его мать получила отказ в канцелярии апелляционного суда, когда пришла туда для получения информации о порядке ознакомления с материалами дела. Апелляционный суд в ходе состязательного разбирательства по делу отца F. и также полагавшегося состязательным разбирательства по делу F. отменил решение суда первой инстанции и не удовлетворил ходатайство о прекращении дела на основании нарушения прав защиты. Он постановил, что ст. 6 не предписывает в обязательном порядке предоставлять непосредственно заявителю возможность ознакомления с материалами дела и что F. был уведомлен повестками, в совершении каких именно преступлений и по каким статьям он обвиняется. Апелляционный суд, основываясь на официальных докладах, составленных двумя егерями в феврале 1991 г., и на показаниях другого охотника, приговорил F. и его отца за оскорбление егерей к штрафу в размере 3 000 французских франков каждого. В марте 1993 г. кассационный суд отклонил жалобу, поданную одним F. без отца. В частности, было оставлено без изменения постановление апелляционного суда в отношении ст. 6. Уголовно-процессуальным кодексом не определен порядок ознакомления с материалами дела или предоставления документов защитнику ни на какой стадии, кроме стадии расследования. Хотя кодекс не предусматривает процедуры ознакомления с материалами дела в канцелярии при проведении разбирательства в полицейском суде, в нем содержатся некоторые положения (требующие санкции главного прокурора), предусматривающие предоставление документов сторонам и другим участникам процесса. В июне 1996 г., когда по другому делу подсудимому, не представленному защитником, не было предоставлено право ознакомиться с материалами дела иначе как через посредничество защитника, кассационный суд постановил, что имело место неправильное применение нормы. F. жаловался на отказ в ознакомлении с материалами его дела и в получении копий документов, и Комиссия установила нарушение ст. 6(3) и ст. 6(1).

Суд постановил, что: 1) не был оспорен факт, что дело касалось обвинений в совершении уголовного деяния, и, следовательно, ст.6(1) применима; 2) целесообразно рассмотреть жалобу с точки зрения ст.6(1) в ее связи со ст. 6(3), так как последняя часть содержит конкретизирующие нормы в отношении права на справедливое судебное разбирательство, закрепленного в первой части; 3) то обстоятельство, что F. не обращался к главному прокурору за получением разрешения на ознакомление с материалами дела и снятие копий с документов, не имеет значения так как (а) в ознакомлении с документами ему было отказано прокурором в первой инстанции, а апелляционная инстанция отменила решение о прекращении дела по этому основанию и (b) и апелляционный суд, и кассационный суд исходили как из установленного факта из того, что F. не мог ознакомиться с материалами дела и снять копии с документов; 4) учитывая, что (а) любое ограничение права адвоката на ознакомление с материалами дела не могло применяться в отношении обвиняемого, который в соответствии с ЕКЗПЧ и внутренним законодательством осуществлял свое право на ведение своего дела лично, (b) тот факт, что дело F. было сразу передано в суд без предварительного расследования, означает, что вопрос об обеспечении конфиденциальности следствия не возникал и (с) обвинительный приговор был основан исключительно на официальном докладе, и для F. было важно иметь возможность ознакомиться с материалами дела и получить копию документов, чтобы он мог противопоставить официальному докладу, составленному в отношении него, свои аргументы; 5) так как F. не мог должным образом подготовиться к защите и ему не были предоставлены равные возможности, имело место нарушение ст.6(3) в ее связи со ст.6(1); 6) в отношении требования о денежном возмещении Суд не может строить догадок о том, каков был бы исход разбирательства, если бы не было нарушения; 7) настоящее решение само по себе представляет достаточно справедливое возмещение нематериального вреда; 8) F присуждается к выплате сумма в размере 15 000 французских франков в возмещение расходов и издержек, оцененных по справедливости, за вычетом суммы полученной им юридической помощи; 9) величина законной процентной ставки во Франции составляет 3,87% годовых.

Комментарий: Общепринято, что подсудимому должна предоставляться возможность знакомиться с материалами дела для подготовки к защите. Хотя могут возникнуть определенные обстоятельства, требующие ограничить право на изучение материалов (см. дело Kamasinski v Austria, Ser A No 168 и Kremzow v Austria, Interights Bulletin, 1995, v.9, p.83), но к данному делу ни одно из них не подходит, и несомненно, необходимость опровергнуть официальный отчет, чтобы избежать осуждения, делала ознакомление с материалами особенно важным. Суд был явно готов допустить, что отказ в праве на ознакомление с материалами дела хотя и нарушает положения ст.6, но такие положения, на которых можно не настаивать. Однако в данном случае имелся формальный запрос, и в последующих разбирательствах внутренние суды придерживались позиции, согласно которой ЕКЗПЧ не обеспечивает права на доступ к материалам дела. Пересмотр кассационным судом своей позиции значительно облегчит реализацию этого решения.

Дело Хорнсби против Греции

HORNSBY v GREECE Решение ЕСПЧ от 19 марта 1997 г.

A. и ее муж, D., - британские граждане и дипломированные преподаватели английского языка. В январе 1984 г. на ходатайство A. в министерство образования о разрешении открыть частную школу для обучения английскому языку был дан отказ, так как такое разрешение дается только гражданам Греции. Спустя два месяца она попыталась подать второе заявление, но ответственный государственный служащий отказался официально зарегистрировать заявление и в дальнейшем ей сообщили, что иностранные граждане не могут получить разрешение на открытие такой школы. После этого дело было передано в Европейский Суд [судебный орган Европейского Союза] и в марте 1988 г. было вынесено решение, что запрет гражданам стран Европейского Союза учреждать частные школы противоречит договору о Европейском экономическом сообществе. Через две недели A. еще раз подала ходатайство об открытии школы, аналогичное ходатайство подал также D. По обоим ходатайствам компетентное образовательное ведомство дало отказ, а спустя шесть месяцев директор этого ведомства сообщил им, что вопрос о предоставлении подобного разрешения иностранным гражданам рассматривается ответственными органами. В ноябре 1988 г. заявители обратились к премьер-министру с просьбой о принятии необходимых мер, обеспечивающих выполнение решения Европейского Суда, и в мае 1988 г. высший административный суд отменил решения образовательного ведомства, так как ограничение в отношении учреждения частных школ иностранными гражданами не может применяться настолько широко, чтобы входить в противоречие с договором о ЕЭС. В июле 1989 г. две ассоциации владельцев частных школ и три владельца таких школ подали в качестве третьей стороны апелляцию против этого решения, и в апреле 1991 г. высший административный суд его отменил. Между тем заявители подали еще два ходатайства о разрешении, где прилагалось решение, принятое в мае 1989 г., и подчеркивалось, что никакая задержка в предоставлении разрешения уже не может быть оправдана. Никакого ответа они не получили, и в феврале 1990 г. их адвокат вновь подал заявление в это ведомство. В следующем месяце заявители обратились с частным обвинением против директора этого ведомства и любых других государственных служащих, виновных в предумышленном неисполнении своих официальных обязанностей, но в октябре 1993 г. уголовный суд постановил, что даже если закон и был нарушен, преднамеренность правонарушения не была установлена. В ноябре 1990 г. заявители предъявили гражданский иск, добиваясь возмещения ущерба, нанесенного отказом подчиниться решениям высшего административного суда. Иск был в январе 1992 г. признан недопустимым на том основании, что данный спор подлежит юрисдикции административных судов. В июле 1992 г. они обратились в административный суд с иском о взыскании убытков в связи с уже понесенным материальным и нематериальным ущербом, который будет продолжать причиняться до тех пор, пока им не будет предоставлено требуемое разрешение. Суд в декабре 1995 г. постановил, что, хотя в разрешении было отказано неправомерно и решения Европейского Суда и высшего административного суда не выполнены, заявление об ущербе недостаточно обосновано, и предписал предпринять меры по дополнительному расследованию дела. В период между апрелем 1990 г. и маем 1993 г. министр образования и другой министр, имеющий отношение к рассматриваемым вопросам, не дали никакого ответа на пять обращений с просьбами о вмешательстве как со стороны заявителей, так и со стороны директора ведомства. В августе 1994 г. был издан декрет президента, в котором признавалось право граждан ЕЭС открывать частные школы, но от заявителей, не имеющих аттестата об окончании школы в Греции, требовалось сдать экзамены по греческому языку и истории Греции. Спустя два месяца министр попросил директора завершить рассмотрение просьбы заявителей с учетом этого декрета и держать его в курсе дела. После этого директор выслал заявителям копию декрета и предложил им предпринять необходимые действия. В феврале 1996 г. он вновь написал им, выразив удивление тем, что они не сдали экзамены, и сообщил им, что, продолжая работать в частной школе, принадлежащей гречанке, они действуют незаконно. Заявители жаловались на отказ выполнить два решения высшего административного суда. Комиссия, рассмотрев заявление и отклонив новое требование представителей Греции признать его недопустимым в соответствии со ст. 29, установила (27-1) нарушение ст. 6(1). Греческая сторона возразила, что не был соблюден предельный срок в шесть месяцев и что заявители не исчерпали внутренние средства правовой защиты, поскольку (a) они могли предъявить иски о возмещении ущерба в гражданские суды (в связи с нарушением прав личности или по возмещению нематериального ущерба) и добиваться судебного пересмотра подразумеваемого отказа действовать в соответствии с повторными ходатайствами о разрешении в августе 1989 г. и (b) еще их дело еще ожидает рассмотрения в административном суде.

Суд постановил, что 1) (8-1) так как ситуация, являющаяся предметом жалобы, началась с отказа в выдаче разрешении вопреки постановлениям высшего административного суда и продолжалась после подачи ходатайства в письмах, отправленных в 1990 г. министру образования, и отклонения апелляции третьей стороны, первое возражение следует отклонить; 2) (8-1) второе возражение также следует отклонить, так как (a) компенсация нематериального ущерба или нарушения прав личности, даже если она и была бы назначена, не послужила бы альтернативным решением в отношении требуемых мер по устранению препятствий против открытия школы, нарушающих судебные постановления, снявшие любые такие препятствия, (b) у заявителей не было основания ожидать, что судебный пересмотр приведет к результату, которого они добивались, если учесть упорное уклонение со стороны властей от ответа на их неоднократные ходатайства, и (c) разбирательство дела в административном суде могло дать решение только по вопросу о компенсации в соответствии с положениями ст. 50; 3) право окажется для суда чем-то иллюзорным, если внутреннее законодательство допускает неисполнение окончательного обязывающего судебного решения в ущерб одной стороне и поэтому для целей ст. 6 исполнение решения должно считаться неотъемлемой частью понятия “суд”; 4) это еще важнее в контексте ходатайства о судебном пересмотре, когда сторона в процессе добивается не только отмены оспариваемого решения, но и, прежде всего, устранения его последствий; 5) ясно, что с учетом принятых судебных решений следовало урегулировать вопрос об открытии рассматриваемых школ в соответствии с международными обязательствами Греции и с расчетом на обеспечение качества обучения; 6) власти, несомненно, располагали достаточным временем для выбора должных мер по исполнению рассматриваемых решений; 7) после вынесения решений, если не раньше, заявители выполнили единственное поставленное условие для открытия школы и, по-видимому, от своего намерения не отказались; 8) (7-2) уклонение в течение более пяти лет от принятия необходимых мер для выполнения окончательного вступившего в силу судебного решения по данному делу препятствует реализации положений ст. 6(1) и, следовательно, их нарушает; 9) вопрос о применении ст. 50 не был подготовлен и отложен с учетом возможности достижения соглашения между греческой стороной и заявителями.

Комментарий. Суд в данном случае развивает идею о важности средств защиты, которая уже была сформулирована ранее, когда он признал право на обращение в суд неотъемлемой составной частью средств защиты, предоставляемых ст. 6(1). Ранее Суд при оценке допустимости суммарной продолжительности разбирательств (дело Di Pede v Italy, - Interights Bulletin, 1997, v. 11, p.108) учитывал время, которое заняло исполнение решений, и теперь вполне правомерно выражает несогласие с тем, что окончательное обязывающее судебное решение можно просто проигнорировать и не считать это нарушением права на возбуждение иска. Неподчинение судебному решению способно в некоторых случаях привести к нарушению прав собственности (см. дело Stran Greek Refineries and Stratis Andreadis v Greece, - Interights Bulletin, 1996 v. 10, p.39), а при наличии судебного решения о праве заявителей открыть школу, это обстоятельство могло послужить обоснованным поводом для жалобы и в данном деле. Действительно, это, пожалуй, отличает все дела, допускающие обращение к ст. 6(1), поскольку она применима лишь в случаях нарушения гражданских прав. Тем не менее, чрезвычайно важно видеть имеющееся здесь отличие от любого имущественного иска, так как в данном случае важнее всего роль требований справедливого судебного разбирательства как одной из гарантий верховенства закона. Суд был готов признать, что администрации требовалось время для выработки мер по исполнению судебного решения, но в данном деле задержка далеко вышла за все разумные границы и, несомненно, сорвала выполнение решения. Судья Петтити (Pettiti) заявил особое мнение на том основании, что в постановлениях высшего административного суда лишь отклонялись неправомерные решения, но постановления эти не имели действенных юридических последствий, требующих от властей предоставить разрешение на открытие школы; он был готов допустить наличие отказа в правосудии в случае отсутствия должного контроля за исполнением распоряжений суда. Судья Валтикос (Valticos) в особом мнении поставил под сомнение необходимость для преподавателей иностранного языка знать греческую историю, однако признал, что заявители не выполнили разумного условия введения в действие правового положения и считал, что это положение предоставляет им именно то, чего они добивались. В обоих особых мнениях подчеркивается важность установления точных действенных последствий решения внутреннего суда в конкретном деле, но не умаляется важная роль этого дополнительного уточнения требований ст. 6(1). Судья Моренилла (Morenilla) в совпадающем мнении вполне естественно усмотрел в решении Суда дальнейшее усиление защиты личности, обеспечиваемой судебным надзором за административными акциями. Отклонение предварительно представленных возражений соответствовало прочно установившимся нормам прецедентного права.

Содержание

Свидетель может быть допрошен защитником обвиняемого в отсутствие обвиняемого - ст. 6(3)(d) ЕКПЧ

Дело Дорсон против Нидерландов

DOORSON v THE NETHERLANDS Решение ЕСПЧ от 26 марта 1997 г.

D. был арестован по подозрению в причастности к преступлениям, связанным с наркотиками, после того как несколько наркоманов выбрали его фотографию из числа нескольких предъявленных (в набор для большей убедительности была включена и фотография человека, о невиновности которого было достоверно известно), и опознали в нем торговца наркотиками. Сам D. подтвердил, что это была его фотография. Шесть наркоманов (Y5,Y6,Y13,Y14,Y15,Y16) не назвали своих имен из-за угроз, которые ранее получали наркоманы, делавшие заявления в полиции, однако личность двух наркоманов была установлена (R . и N.). Судья, ведущий следствие, допросил Y15 и Y16, явившихся к нему в кабинет с опозданием - к этому времени защитник D. вынужден был уехать на другую встречу, и судья, по словам защитника, пообещал не допрашивать их в его отсутствие. Позднее суд отклонил ходатайство защитника D. о направлении дела обратно судье для допроса шести анонимных свидетелей, однако удовлетворил ходатайство о заслушивании показаний R. и N. в судебном заседании и отложил слушание дела. Суд также вынес постановление о продолжении содержания D. под стражей. На слушании другим составом суда ходатайство защитника о допросе шести свидетелей было отклонено, N. явился [в суд для допроса], а R., несмотря на приказ о его доставке в принудительном порядке полицией, - не явился. N., допрошенный и обвинителем, и защитником, сначала опознал по фотографии D. как человека, продавшего ему героин, однако позднее заявил, что не уверен и что опознал D. только из страха, что ему не вернут наркотики. На слушании после возобновления разбирательства был допрошен вызванный по ходатайству защитника эксперт по торговле наркотиками L., который подверг сомнению показания наркоманов. Ни R., ни N. на заседание не явились, и защитник отозвал ходатайство об их допросе, так как это затянуло бы разбирательство и содержание D. под стражей. D. был признан виновным и приговорен к 15 месяцам лишения свободы. L., R. и N. были вызваны на слушание дела по апелляции, однако явился только L., а ходатайство защитника о допросе шести анонимных свидетелей было отклонено. Однако суд дал указание судье, ведущему следствие, решить вопрос о целесообразности сохранения анонимности свидетелей, допросить их и обеспечить возможность защитнику D. присутствовать на допросе и задавать вопросы. Судья, ведущий следствие, входил в состав суда, разбиравший данное дело в первой инстанции. Y15 и Y16 были допрошены в присутствии защитника D., которому была предоставлена возможность задавать им вопросы, но не были сообщены их имена. Y16 заявил, что другой торговец нанес ему телесные повреждения, после того как он “заговорил”, а Y15 утверждал, что ему ранее угрожали тем же. Судья посчитал их доводы достаточными для того, чтобы желать сохранить свою анонимность и не появляться в открытом судебном заседании. Позднее судья зафиксировал вывод о правдивости их показаний, а также то, что другие анонимные свидетели находятся вне страны или не могут быть найдены. Другой состав апелляционного суда дважды отклонял ходатайство защитника о допросе анонимных свидетелей на том основании, что у Y15 и Y16 были достаточно веские причины для опасений и что поэтому бессмысленно вызывать других. Суд также решил не допрашивать вызванного защитником университетского исследователя К., занимающегося проблемами наркомании, так как это не могло способствовать выяснению фактов. Суд допросил N, заявившего, что дал в полиции ложные показания и что не знает D. Суд также допросил L., но не смог допросить R., исчезнувшего после принудительной доставки в суд, и принял решение о бесполезности нового приказа о его доставке. Ходатайство обвинения о вызове сотрудника полиции I., участвовавшего в расследовании, было удовлетворено, несмотря на протест защиты в связи с тем, что K [так в тексте. Видимо, имеется в виду I. - перев.] был вызван в качестве свидетеля в самую последнюю минуту и что у защиты поэтому не было возможности подготовиться к его допросу. I. дал свидетельские показания о достоверности заявлений наркоманов, отсутствии давления на свидетелей и угроз со стороны торговцев наркотиками в отношении тех, кто дает против них показания, однако признал, что никогда не сталкивался с D. в связи с торговлей наркотиками. Апелляционный суд признал D. виновным в торговле героином и кокаином на основании наличия его фотографий в наборе фотографий торговцев наркотиками, показаний Y15 и Y16, данных судье во время следствия, признания D. того факта, что на снимке изображен он, и показаний N и R. Основываясь на показаниях I., суд отдал предпочтение первоначальным показаниям N D. был приговорен к 15 месяцам лишения свободы, а его жалоба была отклонена Верховным судом. D. жаловался на использование показаний анонимных свидетелей, на отказ допросить эксперта с его стороны и на показ фотографий третьим лицам. Комиссия, считая первые два пункта жалобы приемлемыми, признала (15-12) отсутствие нарушения ст. 6(1) и (3)(d). D. подал новую жалобу на использование показаний других анонимных свидетелей, на порядок предъявления свидетелям и информаторам фотографий подозреваемых торговцев наркотиками и на факты подготовки полицейскими свидетелей к даче показаний перед доставкой к судье, ведущему следствие.

Суд постановил, что: 1) он не обладает юрисдикцией по рассмотрению жалоб, которые не были представлены на рассмотрение в ЕКПЧ; 2) так как ни одна из сторон не сослалась на жалобу D. о том, что проводивший следствие судья, который зафиксировал вывод о правдивости показаний двоих свидетелей (Y15 и Y16), ранее участвовал в вынесении решения о продлении срока содержания под стражей на время проведения следствия, - нецелесообразно поднимать этот вопрос по собственной инициативе; 3) так как Y15 и Y16 были допрошены в присутствии защитника D. в ходе апелляционного производства, проведение допроса в его отсутствие на стадии предварительного судебного расследования не является предметом спора; 4) у Y15 и Y16 имелись достаточные основания для сохранения анонимности, так как, хотя они никогда не получали угроз со стороны D., торговцы наркотиками часто прибегают к угрозам и насилию в отношении таких свидетелей, и они сталкивались с подобными фактами ранее; 5) исходя из того, что (a) в ходе апелляционного производства анонимные свидетели были допрошены в присутствии защитника D. судьей, которому их личности были известны; (b) они опознали D. на фотографии, на которой, по его же словам, изображен он, (с) признание виновным основывалось в значительной степени не только на их показаниях и (d) доказательства эти оценивались с осторожностью и осмотрительностью, трудности, с которыми пришлось столкнуться защите, были в достаточной мере уравновешены мерами, принятыми судебными органами; 6) хотя в качестве достоверных были приняты показания N. в полиции, от которых он затем отказался на открытом судебном заседании, Суд не может абстрактно постановить, что показания, представляемые свидетелем в открытом заседании и под присягой, всегда более надежны, нежели другие его показания, даже если они противоречат друг другу; 7) решение апелляционного суда в отношении показаний N., взятое в отдельности или в его связи с другими обжалуемыми пунктами, не делает разбирательство в отношении D. несправедливым; 8) из-за невозможности обеспечить явку R. в заседание апелляционный суд был вправе учитывать показания, данные в полиции, в особенности потому, что мог считать эти показания подкрепленными другими показаниями, данными ранее; 9) апелляционный суд был вправе заключить, что показания K. не дадут дополнительной информации для оценки, которую суд должен был произвести, в особенности после того как аналогичные показания были даны L., и суд был вправе сделать из показаний I. те выводы, которые он сделал; 10) следовательно, решение апелляционного суда допросить I., а не K., не повлияло отрицательно на справедливость разбирательства в отношении D; 11) исходя из права внутренних судов исследовать любые подкрепляющие друг друга доказательства, обжалуемые недочеты, даже рассмотренные в их связи друг с другом, не делают разбирательство в целом несправедливым; и 12) (7-2) не имело места нарушение статьи 6(1) и (3)(d).

Комментарий: Вывод ЕСПЧ, что сохранение анонимности свидетелей было обоснованным, вряд ли может вызвать сомнение, но из этого не следует, что показания этих свидетелей должны признаваться допустимыми, если между ними и обвиняемым не было никакой очной ставки (см.дело Ludi v Switzerland, Interights Bulletin 1993, v.7, p.71). Решая вопрос о возможности использования этих показаний, Суд с полным основанием стремился установить, было ли отсутствие очной ставки действительно несправедливым (ср., напр., дело Ferrantelli and Santangelo v Italy, Interights Bulletin 1997, v.11, p. 16). Однако несмотря на то, что свидетели были допрошены защитником обвиняемого, отнюдь не ясно, удалось ли в данном случае избежать риска несправедливости. Отождествление для этих целей обвиняемого с его защитником представляется, в принципе, привлекательным, и, вероятно, данное решение создаст важный прецедент для иных ситуаций, в которых проведение очной ставки между жертвой и обвиняемым может создавать проблемы (например, по делам о половых преступлениях). Однако, даже если не разделять взгляд судей Риссдала (Ryssdal) и Де Мейера (De Meyer) о принципиальной важности очной ставки с обвиняемым, остается вопрос, может ли защитник быть полностью адекватной заменой [своего клиента]. Этот взгляд, безусловно, представляется спорным в тех случаях, когда свидетельские показания включают опознание обвиняемого, даже если при этом используются фотографии, которые сам обвиняемый признает своими изображениями. Любое основание, позволяющее обвиняемому дискредитировать показания (например, недоброжелательство свидетеля), может зависеть от знания того, кто именно дает показания, в то время как защитник вряд ли сможет воспользоваться подобными основаниями, даже если ему известна личность свидетелей. Более того, отсутствие обвиняемого лишает защитника возможности опираться во время допроса свидетеля на то, что он мог бы почувствовать интуитивно или что он внезапно мог бы понять в ходе допроса. Как и в других подобных случаях, Суд удовлетворился тем фактом, что для мотивировки обвинительного приговора использовались и доказательства из других источников, однако характер этих доказательств в контексте данного дела не внушает уверенности в том, что разбирательство в целом было справедливым. Так, показания скрывшегося впоследствии свидетеля могли бы считаться допустимыми, если бы это было единственной “проблемой”, и, конечно, будет неверным утверждать, что показания, данные в открытом судебном заседании, всегда являются предпочтительными. Однако в данном случае свидетель, о котором идет речь, не был подвергнут перекрестному допросу, когда давал изобличающие показания в первый раз. Более того, налицо было нежелание заслушать показания эксперта со стороны защиты относительно недостоверности заявлений сотрудников полиции и, наоборот, готовность разрешить сотруднику полиции свидетельствовать о том, как были получены такие показания. Суд пришел к несомненно правильному выводу о приемлемости решения внутреннего суда по каждому пункту, что отражает его [более общий] взгляд, в соответствии с которым допустимость доказательств обычно лучше всего определяется именно на уровне внутреннего суда, но в том случае, когда доказательства оцениваются как подтверждающие друг друга и показания анонимных свидетелей, сомнение может оказаться особенно полезным. Поэтому, учитывая важность, придаваемую справедливости разбирательства в целом, можно пожалеть, что суд не дал хода жалобе на отсутствие объективности со стороны одного из судей, слушавших дело в первой инстанции.

Содержание

Свидетельские показания - анонимность препятствовала эффективному перекрестному допросу - ст. 6(1) и (3)(d)

Дело Ван Мекелен и др. против Нидерландов

VAN MECHELEN and OTHERS v THE NETHERLANDS Решение ЕСПЧ от 18 марта 1997г.

За V., W., J. и P. (заявителями) было установлено полицейское наблюдение после получения информации об их причастности к нескольким ограблениям. Произошло еще одно ограбление, во время которого был произведен выстрел в полицейского и были использованы машины со стоянки домов-фургонов, где жили заявители. Четверо заявителей и еще один человек были обвинены в покушении на убийство и в совершении ограбления, а представленные обвинителем доказательства включали показания, данные полицейскому, имя которого известно, группой сотрудников, которые известны только по номерам. Эти сотрудники входили в группу, осуществлявшую наблюдение, или в группу захвата и региональный суд наделил их полномочиями по проведению расследований. Следовательно, их анонимность не повлияла на доказательственную ценность их показаний. Обвиняемые были признаны виновными и приговорены к 10 годам лишения свободы. Единственным доказательством, на основании которого их признали преступниками, были показания, данные анонимными сотрудниками, ни один из которых не давал показаний в суде или судье, ведущему следствие. В ходе рассмотрения жалобы одиннадцать сотрудников были допрошены следующим образом: они находились в одной комнате с судьей, ведущим следствие, а звуковой канал связи связывал эту комнату с другой, где находились подсудимые, их защитники и прокурор, которые могли слышать задаваемые вопросы и ответы на них. Сотрудники ходатайствовали о сохранении анонимности в интересах службы и из-за угроз, которые получали их семьи и сослуживцы. Судья, ведущий следствие, заявил, что сотрудники (четверо из которых опознали в заявителях участников преступления) заслуживают доверия и на их свидетельства можно положиться, а их желание сохранить анонимность обоснованно. Личность сотрудников судьей была установлена. Гражданский свидетель E. первоначально опознал одного из заявителей как участника преступления, однако на открытом суде утверждал, что больше в этом не уверен. Ему не было обеспечено сохранение анонимности, и E. заявил, что не подвергался угрозам. Защитник подсудимого V. представил на рассмотрение видеозапись, реконструирующую события, на которой свидетели с прекрасным зрением не могли, по их словам, различить черты людей, игравших роль преступников. Апелляционный суд отклонил ходатайство о даче сотрудниками показаний в открытом заседании, даже если они будут в масках, так как нельзя исключить вероятность, что их могут узнать. Он также отклонил протест против анонимности сотрудников (хотя ни им, ни их семьям не угрожали), так как речь шла об особо опасных преступлениях. Суд не принял во внимание показания Е., а основывался на подтверждающих друг друга показаниях сотрудников и на уликах из источников, не являющихся анонимными (включая телефонный разговор между J. и его женой, а также заключение судебной экспертизы). Заявители были признаны виновными и приговорены к 14 годам лишения свободы, однако пятый обвиняемый был оправдан. При рассмотрении апелляции верховный суд признал показания сотрудников допустимыми доказательствами. Не было сообщений, что кто-либо из свидетелей подвергся угрозам со стороны заявителей или тех, кто действовал по их поручению, а заявители подали жалобу на то, что обвинительный приговор был вынесен в значительной степени на основании показаний анонимных свидетелей. Комиссия установила (20-8), что не имело места нарушение ст. 6(1) и (3)(d).

Суд постановил, что: 1) сотрудники полиции могут использоваться в качестве анонимных свидетелей, но только в исключительных случаях, так как их положение несколько отличается от положения незаинтересованных свидетелей или потерпевшего тем, что (а) они несут общую обязанность перед органами исполнительной власти, (b) они обычно связаны со следственными органами и (с) дача показаний в открытом заседании может входить в круг их обязанностей; 2) при условии, что права защиты соблюдены, анонимность агентов, занятых в секретных мероприятиях, может быть сохранена в целях защиты их самих или их семей и чтобы не помешать их дальнейшему использованию; 3) так как в настоящем деле допросы сотрудников полиции проводились с помощью звукового устройства, защитник не только не знал, кто были эти свидетели, но и не мог видеть, как они себя вели при ответах на прямые вопросы и, следовательно, не мог удостовериться в их надежности; 4) оперативные потребности полиции не могут служить достаточным обоснованием [анонимности свидетелей-полицейских], если отсутствует другая информация; 5) недостаточно тщательно оценивалась реальность риска мести сотрудникам полиции или их семьям, так как оценка была основана исключительно на степени тяжести совершенных преступлений; 6) хотя допрос сотрудников полиции проводился ведущим следствие судьей, который установил их личность и зафиксировал в докладе свое мнение относительно надежности их показаний и заслуживаемого ими доверия, а также привел основания для сохранения анонимности, - все это не восполнило недостатки, с которыми пришлось столкнуться защите; 7) приговор “в значительной степени” был вынесен на основании показаний анонимных сотрудников, так как при установлении факта, что исполнителями преступления являлись именно заявители жалобы, апелляционный суд опирался именно на эти показания; 8) данное дело отличается от дела Doorson v The Netherlands (Interights Bulletin, 1997, v/ 11 p. 57; см. также настоящий выпуск) тем, что [в этом последнем] (а) угроза насилия была хорошо обоснована, (b) свидетели были допрошены в присутствии защитника обвиняемого и (с) имелись другие доказательства, не связанные с этими свидетелями; 9) (6-3) с учетом всех этих фактов разбирательство в целом не было справедливым и имело место нарушение ст.6(1), рассматриваемой в связи со ст.6(3)(d); 10) решение по иску заявителей о возмещении нематериального вреда, причиненного содержанием под стражей, не готово, и его принятие должно быть отложено; 11) в возмещение затрат и издержек V. и W. вместе присуждается к выплате сумма в размере 16 597,07 гульденов (за вычетом затрат на предоставленную юридическую помощь), J. присуждается к выплате сумма в размере 20 000 гульденов (за вычетом затрат на предоставленную юридическую помощь), и Р. присуждается к выплате сумма в размере 11 905 гульденов; 12) величина законной процентной ставки в Нидерландах составляет 5% годовых.

Комментарий: Хотя в решении по делу Doorson Суд отдал приоритет защите анонимности свидетеля перед возможностью защитника в полной мере осуществить право на его допрос, - из данного решения ясно, что это возможно лишь в исключительных случаях. Суд выделил три существенных фактора для признания такого исключения приемлемым: явный риск для жертвы, наличие подтверждающих показания свидетеля независимых доказательств, которые не могут быть оспорены защитником, и производство допроса защитником. Несогласие судей, заявивших особое мнение (Ван Дейка [Van Dijk], Мачера [Matscher] и Валтикоса [Valticos]), было отчасти связано с оценкой риска, которому могли подвергнуться сотрудники полиции и члены их семей. Несомненно, определенный риск существовал, и не следует считать, что факт раскрытия личности гражданского свидетеля (что, возможно, было ошибкой) опровергает это. Тем не менее, учитывая, что такое раскрытие имело место, все-таки требуются более веские доказательства наличия риска для сотрудников полиции, чем те, что имеются в данном деле. Ван Дейк также пытался свести к минимуму значимость показаний сотрудников полиции для вынесения обвинительного приговора и считал, что защитник вполне мог допрашивать свидетелей. Однако при подобном утверждении не предполагается необходимость наблюдать за поведением свидетелей, надежность показаний которых подвергается сомнению. Данное решение фактически отвергает попытку Нидерландов ответить на прежний протест против использования показаний анонимных свидетелей в деле Kostovski v The Netherlands (Ser A No 166); тогда к этой мере защиты не прибегали, но она была применена в процедуре допроса свидетелей, являющихся сотрудниками полиции. Определение Суда, что возможность наблюдения за поведением свидетеля является одним из основных элементов проверки надежности показаний, чрезвычайно важно, но это решение не исключает полностью использование анонимных свидетелей, и вполне может случиться, что подход, примененный в деле Doorson, в конечном итоге будет изменен в свете готовности Суда признать, что показания могут быть удовлетворительным образом удостоверены независимым адвокатом (см. дело Chahal v United Kingdom, (Interights Bulletin 1997, v.11, p.172; см. также Российское издание бюллетеня ИНТЕРАЙТС, № 1). Конечно, такая оценка поведения будет более убедительной, чем оценка, которую может дать судья, ведущий дело.

Содержание

Иск был незаконно отклонен решением proprio motu - ст. 6(1) ЕКЗПЧ

Дело Георгиадис против Греции

GEORGIADIS v GREECE, Решение ЕСПЧ от 29 мая 1997г.

В январе 1989 г. главная конгрегация Свидетелей Иеговы назначила G. священнослужителем двух префектур. Это дало ему право совершать бракосочетание людей данной веры и извещать об этих бракосочетаниях соответствующие регистрационные органы. В том же месяце директор внутренних дел префектур известил о его назначении регистрационные органы обеих префектур . В сентябре 1991 г. прошение G. о его освобождении от прохождения воинской службы на том основании, что подобное освобождение предусмотрено законом для всех служителей “известных религий”, было отклонено ввиду того, что Свидетели Иеговы не являются такой религией. Через три месяца по тем же причинам была отклонена его апелляция, и офицер из призывной комиссии приказал ему явиться в январе 1992 г. в военный учебный центр для прохождения службы. G. явился согласно приказу, однако отказался присоединиться к своему подразделению, ссылаясь на свой статус священнослужителя. Командир усмотрел в его действиях неисполнение приказа и отдал приказ о его содержании в дисциплинарном подразделении центра до суда. В январе 1992 г. дело G. было передано в суд, был издан приказ о продлении содержания G. под стражей и он был доставлен в военную тюрьму. В следующем месяце G. обратился с заявлением в Высший административный суд с требованием о рассмотрении дела и отмене приказа о прохождении воинской службы, и в марте 1992 г. военный трибунал признал его невиновным в неисполнении приказа на том основании, что он не совершал подобного действия, так как в качестве священнослужителя известной религии не был обязан проходить воинскую службу. G. был немедленно освобожден, однако получил приказ прибыть в следующем месяце в тот же центр для прохождения воинской службы. Он в очередной раз отказался исполнить приказ о вступлении в вооруженные силы, был снова обвинен в неисполнении приказа и заключен под стражу. В мае 1992 г. военный трибунал оправдал его, так как не усмотрел в его действиях умысла на совершение преступления в виде неисполнения приказа, однако постановил, что вред, причиненный ему в связи с содержанием под стражей в ожидании суда, возмещен не будет, так как это произошло по его собственной грубой небрежности. G. был освобожден и получил отпуск, однако он также получил предписание явиться в центр позже в том же месяце. В очередной раз он получил приказ присоединиться к своему подразделению и, когда отказался это сделать, был обвинен в неисполнении приказа и заключен под стражу. В июле 1992 г. Высший административный суд отменил приказ 1991 г. о явке для прохождения воинской службы на основании того, что Свидетели Иеговы относятся к известным религиям и что показания G. о выполнении им функций священнослужителя оспорены не были. Приблизительно через три недели G. был временно освобожден военным трибуналом и ему была выдана справка о временном освобождении от прохождения воинской службы. Трибунал оправдал G. в сентябре 1992 г. на основании отсутствия у G. умысла на совершение преступления, однако постановил proprio motu (по собственной инициативе - прим. перев.), что вред, причиненный ему в связи с содержанием под стражей в ожидании суда, возмещен не будет, так как это произошло по его собственной грубой небрежности. Решение относительно обязанности возмещения вреда, принятое вместе с оправдательным приговором, не могло быть обжаловано отдельно. G. подал жалобу на содержание под стражей, дискриминацию по религиозным убеждениям, на обращение с ним, на отсутствие справедливого судебного разбирательства по вопросу о возмещении вреда и повторное привлечение к ответственности за повторное совершение действий, за совершение которых в первый раз он был уже оправдан. Комиссия, признав приемлемым только четвертый пункт, установила нарушение ст. 6(1), однако не сочла необходимым рассматривать вопрос о возможном нарушении ст. 13.

Суд постановил, что: 1) хотя иск о возмещении вреда и не предъявлялся, однако целесообразность предъявления такого иска не совсем ясна в свете решений, принятых трибуналами proprio motu [по собственной инициативе], и характера этих решений, поэтому, с точки зрения применимости ст. 6(1), имеет место “спор”; 2) независимо от определения этого вопроса во внутреннем праве, согласно уголовно-процессуальным нормам, лицо, подвергшееся задержанию, после вынесения оправдательного приговора имеет право предъявить иск о возмещении вреда, причиненного задержанием, за исключением случаев, когда данное лицо само ответственно за задержание, и решения, касающиеся обязанности государства выплатить денежную компенсацию, не могут быть обжалованы отдельно; 3) при крайней сжатости решений трибуналов об отказе в возмещении вреда нельзя отрицать, что результат соответствующих разбирательств решающим образом повлиял на установление права G. на возмещение вреда; 4) несмотря на то, что ситуация с вынесением оправдательного приговора после заключения под стражу относится к области публичного права, право на возмещение вреда является по самой своей природе правом гражданским, что подтверждается и присущими ему типичными чертами частного права, и ролью гражданских коллегий судов общей юрисдикции в решении вопроса о сумме, подлежащей к выплате в возмещение вреда; 5) следовательно, вопрос о применении положения кодекса подпадал под действие ст. 6(1); 6) вопрос о возмещении вреда не должен был бы затрагиваться без предоставления G. возможности представить свои аргументы по делу, а принятие трибуналами proprio motu решений, не подлежащих обжалованию, реально лишило его возможности заявить требование; 7) разбирательство, в ходе которого вопрос о признании за лицом гражданских прав решался даже без заслушивания аргументов сторон, не может считаться соответствующим требованиям ст.6(1); 8) хотя настоятельность требования представлять обоснования [в общем случае] зависит от характера решения, - в данной ситуации, ввиду нечеткости самого понятия “грубая небрежность” (что предполагает оценку вопроса факта), требовалась более детальная аргументация, нежели простое повторение формулировок положения, в особенности в связи с тем, что заключение по данному вопросу играло решающую роль для признания права G. на возмещение вреда; 9) в этом отношении, следовательно, также имело место нарушение ст.6(1); 10) с учетом решений (7) и (9) не было необходимости проверять возможность применения к делу ст.13; 11) исходя из того, что: (а) жалоба в соответствии со ст.5(1) не была признана допустимой и (b) установленное нарушение связано с отсутствием справедливого разбирательства в отношении возмещения вреда, причиненного содержанием G. под стражей, его иск о денежном возмещении должен быть отклонен, так как невозможно строить догадки о том, каков был бы исход разбирательства в отношении возмещения вреда, если бы G. мог воспользоваться всеми гарантиями, предоставленными ст.6; 12) настоящее решение само по себе представляет справедливое возмещение любого причиненного нематериального вреда; 13) в возмещение затрат и издержек, оцененных по справедливости, G присуждается к выплате сумма в размере 750 000 драхм; и 14) величина законной процентной ставки в Греции составляет 6% годовых.

Комментарий: Настоящее решение продолжает линию Суда, в соответствии с которой именно сутью дела, а не формой определяется, должен ли тот или иной вопрос рассматриваться как вопрос о “гражданском праве” для целей ст.6(1). Следовательно, не имеет значения, в порядке какого именно судопроизводства - уголовного или, как в данном случае, публичного - рассматривался иск о возмещении вреда. Вывод, что спор имел место несмотря на то, что иск не предъявлялся, говорит о прагматической оценке ситуации: перед трибуналом стоял вопрос, виновен ли G. в совершении преступления, и если бы не решение трибунала по вопросу о возмещении вреда, G. после оправдания мог бы требовать возмещения. Следовательно, имел место до некоторой степени скрытый спор, который был решен не в пользу G. Проблема не в том, имел ли трибунал полномочия разрешать этот вопрос proprio motu, как произошло в данном деле, но в том, что G. не имел возможности ни обратиться с таким иском до вынесения решения по делу, ни обжаловать вынесенное решение. Заключение Суда по этому вопросу четко означает, что в ходе судебного разбирательства любому разрешению вопроса, исключающему возможность последующего предъявления конкретного иска, должно предшествовать предоставление сторонам возможности заявить ходатайства против предложенного хода рассмотрения иска. Своим заключением о необоснованности решения трибунала Суд укрепляет данный компонент гарантий справедливости судебного разбирательства (см. дело Ruiz Torija v Spain - Interights Bulletin 1996, v.10 p. 24). Но, хотя очевидно, что в обоснование отказа в возмещении вреда трибунал просто сослался на норму уголовно-процессуального кодекса, а не пытался вычленить особые аспекты поведения G, которые считал грубой небрежностью, - категоричность этого заключения Суда [о необоснованности решения трибунала] и важность, которую он придает этому аспекту дела, не принесут особых результатов: если объяснение, данное на ранней стадии разбирательства, оказалось неудовлетворительным, его без всяких предубеждений можно прояснить на более поздней стадии, решения же, оспариваемые по ст.6(1), - это всегда те решения, которые так или иначе рассматриваются в качестве окончательных. Более разумным обоснованием требования точности в мотивировке решения мог бы послужить тот факт, что использование судами широких понятий не имеет смысла, если оно не привязано так или иначе к конкретным обстоятельствам. Мнение о невозможности предугадывать исход рассмотрения иска о возмещении представляется неоправданно жестким в свете решения высшего административного суда в 1992 г. об освобождении священнослужителей Свидетелей Иеговы от военной службы.

Содержание

Дело Сент-Мари против Франции

SAINTE-MARIE v FRANCE Ser A No 253-A, решение ЕСПЧ от 16 декабря 1992 г.

S. был помещен под стражу в ожидании суда за правонарушения, связанные с оружием и преступным причинением ущерба, которые были предметом двух раздельных судебных разбирательств. Двое из судей отдела обвинительных актов, который санкционировал отклонение ходатайства S. об освобождении из-под стражи по делу о преступном причинении ущерба, участвовали также в работе апелляционного суда, который назначил расследование преступлений, связанных с оружием, в порядке, предусматривающем обследование места преступления, и в конечном итоге осудил его за них. Решение отдела обвинительных актов основывалось на выводах другого судейского состава, который разбирал дело с оружием (полученных главным образом на основе подробных признаний S., подкрепленных неоспоримыми вещественными доказательствами), причем [санкционируя отклонение ходатайства об освобождении] он лишь оценивал имеющиеся доказательства, чтобы установить, насколько оправданы подозрения полиции в отношении S. и опасения, что S. собирается скрыться. S. жаловался на отсутствие беспристрастного судебного органа, однако Комиссия установила (14-5), что положения ст. 6(1) не были нарушены.

Суд постановил, что: (1) возражение, что S. не возражал против участия названных судей в выработке решения апелляционного суда, бесцельно, так как его жалоба касается пристрастности этого суда; 2) (8-1) опасения S. по поводу беспристрастности апелляционного суда не имели объективного обоснования и, следовательно, никакого нарушения ст. 6(1) не было допущено.

Комментарий. Большинство исходило из признанного положения прецедентного права, что участие судьи в вынесении досудебных решений по делу не может само по себе оправдывать опасения относительно беспристрастности, и не усматривало особых обстоятельств, которые могли бы оправдать другое заключение по данному делу. На них повлияла точка зрения, что отдел обвинительных актов попросту взял за основу материал, выявленный другим судом, но он все же рассматривал вину S. как вероятную, а судья Уолш (Walsh) в своем особом мнении убедительно настаивает, что этого достаточно, чтобы воспрепятствовать участию в самом суде. На его взгляд, участие в вынесении решения об отказе в освобождении только из опасения, что S. скроется или помешает получению доказательств, никаких вопросов не поднимало, так как не было связано с какой бы то ни было оценкой вины. Но это вполне могло быть и подсознательным соображением. Позиция, изложенная в предварительно выраженном государственными властями возражении, имела бы смысл только в случае, если бы оспаривание участия судей не могло привести к аннулированию осуждения S. Как бы то ни было, из решения вытекает, что S. не был обязан оспаривать состав апелляционного суда во время самого слушания и это, по-видимому, означает, что если нарушение его прав все же имело место, то это было не такое нарушение, которым Суд мог бы пренебречь.

Содержание