ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ

РЕШЕНИЕ

ОТНОСИТЕЛЬНО ПРИЕМЛЕМОСТИ

жалобы Номер 54071/00
Тамары Рохлиной
против России

Европейский Суд по Правам человека (Первая Секция), заседая 9 сентября 2004 Палатой в составе:

г.C.L. Rozakis, Президент,
г. P. Lorenzen,
госпожа F. Tulkens,
госпожа N. Vaji ć,
госпожа S. Bоtoucharova,
г.A. Kovler,
г.V. Zagrebelsky, судьи,
и г.S. Nielsen, Секретарь (Грефье) Секции,
Рассмотрел вышеупомянутую жалобу, поданную 21 декабря 1999,

На основании решения предоставить приоритет вышеупомянутой жалобе согласно Правилу 41 Регламента Суда,

С учетом Меморандума Российских Властей и возражений на него, представленных заявителем,

Обсудив вышеизложенное, решает следующим образом:

ФАКТЫ

Заявитель, госпожа Тамара Павловна Рохлина, гражданка России, родилась в 1949 и проживает в Москве. Она представлена перед Судом г. А. Кучерена, адвокатом, практикующим в Москве. Российские Власти представлены г. П. Лаптевым, Представителем Российской Федерации в Европейском Суде по Правам человека.

A. Обстоятельства дела

Обстоятельства дела, как представлено сторонами, могут быть изложены в итоге следующим образом.

1. Арест заявителя, предварительное заключение и освобождение

(a) Арест заявителя

3 июля 1998 заявитель был арестован по подозрению в убийстве своего мужа, генерал-лейтенанта Льва Рохлина, и следователь прокуратуры Московской Области дал санкцию на ее арест. Заявитель был помещен в СИЗО IZ-49/9 в Московской Области.

В тот же самый день г. Ye., заместитель Генерального прокурора, после посещения места преступления, сделал заявление журналистам, что это было “бытовое преступление”. Также, заместитель руководителя пресс-службы Федеральной Службы безопасности Российской Федерации, г. Н. заявил по телевидению, что заявитель принимал участие в убийстве. Точная формулировка его заявлений не была представлена Суду.

(b) Допрос заявителя

4 июля 1998 заявитель был допрошен к качестве подозреваемого, и она призналась в том, что застрелила мужа. Заявитель утверждает, что она была допрошена в отсутствии своего адвоката, хотя она не давала согласие на допрос без адвоката. Машинописная расшифровка стенограммы допроса содержит рукописное примечание, "я не нуждаюсь [в услугах адвоката]” с подписью заявителя. Допрос снимался на видеокамеру.

6 июля 1998 заявитель сделала заявление о том, что ее адвокатами являются господа М. Бурмистров и B. Ванкович. 6, 7 и 8 июля г. Бурмистров изучал материалы дела и получил разрешение на посещение заявителя.

8 июля 1998 заявителю было предъявлено обвинение в убийстве по Статье 105 § 1 Уголовного кодекса и ее допросили в качестве обвиняемой в присутствии г. Ванковича. Заявитель отказалась отвечать по существу предъявленного обвинения и заявила отвод следователю, потому что, по ее мнению, он запугивал ее и показал недостаток уважения к ней и ее семейству. В неустановленную дату это требование заявителя было отклонено.

11 июля 1998 заявитель была допрошена снова в присутствии г. Бурмистрова; она отрицала, что совершила убийство и утверждала, что преступление было совершено группой неизвестных мужчин. Допрос был записан на видеоленту.

11 июля и 18 сентября 1998 и в другие неустановленные даты адвокаты заявителя подали несколько ходатайств о допросе свидетелей и постановке дополнительных вопросов для экспертов. Они также жаловались, что 28 сентября 1998 и 14 января 1999 следователи "попытались" допрашивать заявителя в отсутствии ее адвокатов. 3 февраля 1999 заместитель Генпрокурора ответил адвокатам заявителя. Он написал, что некоторые действия следователей были "ошибочны" с тактических и логистических точек зрения, однако, этот не привело к нарушению законности расследования. Заместитель Генпрокурора также отметил, что были некоторые задержки в назначении необходимых экспертиз. Он сообщал адвокатам, что у них еще есть возможность поставить свои вопросы перед экспертами. Наконец, он сообщил, что 28 сентября 1998 заявитель доставлялся к следователю "ошибочно", и никакого допроса в тот день не проводилось.

16 июля 1998 Государственная Дума Российской Федерации (нижняя палата законодательного органа) создала специальную комиссию, чтобы контролировать продвижение расследования обстоятельств гибели генерал-лейтенанта Рохлина (“комиссия Думы”).

21 августа 1998 срок предварительного заключения заявителя был продлен до 3 декабря 1998. Заявитель не обжаловал продление срока.

14 октября 1998 следователь назначил проведение психиатрической экспертизы заявителя в условиях стационара.

(d) первое обжалование срока предварительного заключения заявителя

1 декабря 1998 срок предварительного заключения заявителя был продлен до 3 апреля 1999, что составило бы в общем девять месяцев, начиная со дня ее ареста. 9 декабря 1998 адвокаты заявителя подали в суд жалобу против продления срока. Они ссылались, в частности на необоснованные задержки в расследовании обвинения, выдвинутого против их клиента и указали на ее слабое здоровье. Заявитель представил дополнительную жалобу против продления срока; она указала, что длительное разделение с ее психически больным сыном было вредно для его здоровья.

21 декабря 1998 Люблинский Районный суд Москвы отклонил жалобы против продления срока. Районный суд посчитал, что решение о содержании заявителя в предварительном заключении принято “без каких-либо существенных нарушений уголовно-процессуальных норм” и что содержание в СИЗО оправдано тем, "что [заявитель] обвиняется в особо серьезном преступлении”. Суд нашел, что нет никаких оснований и для освобождения заявителя под залог. 21 декабря 1998 и 10 и 13 января 1999 адвокаты заявителя обжаловали решение Районного суда. Они утверждали, что суд не принял во внимание ухудшение здоровье заявителя, длительные периоды бездеятельности команды из восьми следователей, несоответствия в признаниях заявителя. Они также утверждали, что суд в своем решении не смог привести уместные и достаточные причины для продления срока предварительного заключения, что является его (суда) обязанностью. 13 января 1999 Московский Городской Суд рассмотрел жалобу и постановил, что характер обвинения против заявителя, а именно, что она совершила особенно серьезное преступление, является, в соответствии со Статьей 96 УК РСФСР, достаточным основанием для ее содержания в предварительном заключении.

13 января 1999 Государственная Дума Российской Федерации приняла специальное обращение в адрес Генпрокурора Российской Федерации. Члены парламента отметили, что расследование проводится с задержками, в то время как заявитель оставался в заключении. 15 декабря 1998 Дума уполномочила своих членов посетить заявителя в тюрьме и нашла ее здоровье неудовлетворительным. Ввиду плохого здоровья заявителя, неблагоприятных последствий ее длительного разделения от психически больного сына и отсутствия доказательств того, что она представляет общественную опасность, Дума просила Генпрокурора рассмотреть возможность освобождения заявителя из гуманитарных соображений.

(e) Предъявление нового обвинения против заявителя

18 марта 1999 заявитель был обвинен в убийстве, предусмотренном Статьей 105 § 2 (v) Уголовного кодекса. Она, как предполагалось, знала, что ее муж не был способен защититься, потому что спал. Обвинение предъявлено заявителю в присутствии ее адвокатов, господ Ванковича и Хайретдинова; заявитель отказался подписать обвинение.

(f) второе обжалование срока предварительного заключения заявителя

18 марта 1999 срок предварительного заключения заявителя был продлен до 3 июля 1999, что составило в общей сложности двенадцать месяцев. Адвокаты заявителя обжаловали продление срока. Они требовали, чтобы заявитель был освобожден, ссылаясь на ее плохое здоровье и чрезмерные задержки в проведении расследования.

6 апреля 1999 Люблинский Районный суд Москвы нашел, что продление срока заявителю законно, и никаких существенных нарушений норм уголовно-процессуального права не допущено. Суд посчитал, что, в соответствии со Статьей 96 УПК РСФСР, подозрение в особо серьезном преступлении было достаточным основанием для содержания в предварительном заключении и что не было выявлено никаких оснований, чтобы освободить заявителя. Суд также заявил, что состояние здоровья заявителя позволяет содержать ее в заключении.

11 мая 1999 Московский Городской Суд отклонил жалобу адвокатов заявителя против решения Районного суда. Суд подтвердил, что Районный суд правильно интерпретировал Закон таким образом, что существование подозрения в совершении особо серьезного преступления является достаточным основанием для продления срока предварительного заключения. Суд исследовал медицинские документы, представленные защитой заявителя и посчитал, что они не доказывают того, что существует какая-либо опасность для ее жизни или здоровья, что касается заботы о больном сыне, то он находится у взрослой дочери заявителя.

(g) Последующие продления срока содержания в предварительном заключении и третья жалоба против продления срока

23 июня 1999 срок содержания в предварительном заключении был продлен до 3 ноября 1999. Заявитель не обжаловал это продление.

8 октября 1999 исполняющий обязанности Генпрокурора Российской Федерации продлил срок предварительного заключения заявителя до 3 января 2000, то есть в целом, до восемнадцати месяцев. 15 и 19 октября 1999 заявитель и ее адвокат обжаловали это продление. Они жаловались на необоснованные задержки в расследовании и утверждали, что здоровье заявителя и ее сына устойчиво ухудшались. 25 октября 1999 Лефортовский Районный суд назначил слушание жалобы на 27 октября и распорядился о доставке заявителя в суд. 27 октября 1999 заявитель не был доставлен в суд, потому что она была больна. Прокурор и г. Бурмистров (представитель заявителя) возразили против слушания в отсутствии заявителя. Суд отложил слушание до 1 ноября 1999.

1 ноября 1999 Лефортовский Районный суд Москвы отклонил жалобу против продления срока. Суд посчитал, что “избрание меры пресечения в форме предварительного заключении и [последующего] продления срока относительно заявителя были законны и оправданы”. Что касается аргументов защиты об ухудшении состояния здоровья заявителя и неблагоприятных последствиях ее разделения от сына, суд нашел, что эти аргументы не являются “основаниями для признания меры пресечения, избранной [для заявителя] незаконной или необоснованной”. Суд также добавил, что не обладает компетенцией избрать другую “меру пресечения” для заявителя, поскольку такое решение находится в исключительной компетенции следователей и прокуратуры.

1, 7 и 25 ноября 1999 адвокаты заявителя обжаловали решение от 1 ноября. Они утверждали, что суд не принял во внимание существенные изменения в ситуации заявителя после пятнадцати месяцев предварительного заключения, включая ухудшения в здоровье ее сына, и что не было представлено убедительных причин, подтверждающих потребность в продлении срока.

25 ноября 1999 Московский Городской Суд поддержал решение районного суда от 1 ноября 1999. Суд подтвердил заключения суда первой инстанции в том смысле, что “избрание меры пресечения в виде предварительного заключения могло быть совершено по единственному основанию серьезности [совершенного] преступления”. На основе медицинского свидетельства, представленного СИЗО 4 ноября 1999 суд решил, что заявитель мог оставаться в заключении.

(h) освобождение

23 декабря 1999 исполняющий обязанности Генпрокурора Российской Федерации обратился в Московский Городской Суд для разрешения продлить срок предварительного заключения заявителя до 3 июля 2000.

29 декабря 1999 Московский Городской Суд отказался удовлетворить просьбу Генпрокуратуры. Суд установил, что 28 декабря 1999 заявитель и ее адвокаты закончили изучать материалы дела и, соответственно, не было никаких законных оснований, чтобы продлить срок предварительного заключения заявителя сверх максимального восемнадцатимесячного периода.

30 декабря 1999 прокурор освободил заявителя из предварительного заключения под подписку о невыезде из города.

2. Судебное разбирательство

(a) Первое слушание дела по обвинению заявителя

16 ноября 2000 Суд Города Наро-Фоминска Московской Области рассмотрел дело по обвинению заявителя в умышленном убийстве и приговорил ее к заключению на восемь лет в исправительной колонии. Суд исключил протокол допроса от 4 июля 1998 как недопустимое доказательство на тех основаниях, что в тот день заявитель был допрошен в отсутствии адвоката, ей не разъяснялись ее права, она не была предупреждена относительно видеозаписи допроса и, наконец, потому что были установлены существенные несоответствия между показаниями и напечатанной расшифровкой стенограммы.

21 декабря 2000 Московский областной Суд установил наличие смягчающих обстоятельств по делу заявителя и уменьшил срок лишения свободы до четырех лет.

28 марта 2001 ходатайство заявителя о пересмотре приговора суда в порядке надзора отклонено Президиумом Московского областного Суда.

(b) отмена приговора заявителя

7 июня 2001 Верховный Суд Российской Федерации, отменил в порядке надзора приговор от 16 ноября 2000 и определение от 21 декабря 2000 и вернул дело в Суд Города Наро-Фоминска Московской Области на новое рассмотрение.

С 11 октября 2001 уголовное дело против заявителя находилось на рассмотрении в Суде Города Наро-Фоминска Московской Области.

25 марта 2002 заседание не состоялось из-за болезни заявителя. Слушания были возобновлены в неустановленную дату.

22 апреля 2003 заявитель была доставлена в больницу после того, как с ней случился сердечный приступ в зале суда.

20 августа 2003 слушание не состоялось снова из-за болезни заявителя. Они были возобновлены в неустановленную дату.

15 сентября 2003 попытка самоубийства заявителя.

15 апреля 2004 слушания были отложены до 16 мая 2004 для опроса дочери заявителя.

Согласно Российским Властям, дело по обвинению заявителя все еще находится на рассмотрении.

B. применимое по делу национальное законодательство

Общий обзор российского законодательства, регулирующего порядок предварительного заключения и его сроки см. Панченко v. России Декабрь, Номер 45100/98, 16 марта 2004.

C. оговорка Российской Федерации

Грамота о Ратификации Конвенции Российской Федерацией от 5 мая 1998 содержит следующую оговорку:

"Российская Федерация в соответствии со статьей 64 Конвенции заявляет, что положения пунктов 3 и 4 статьи 5 не препятствуют применению нижеследующих положений законодательства Российской Федерации:

санкционированного абзацем вторым пункта 6 раздела второго Конституции Российской Федерации 1993 года временного применения установленного частью 1 статьи 11, частью 1 статьи 89, статьями 90, 92, 96, 96.1, 96.2, 97, 101 и 122 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР от 27 октября 1960 года, с последующими изменениями и дополнениями порядка ареста, содержания под стражей и задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления;

УПК РСФСР Статья 11, параграф 1 – неприкосновенность личности

“Никто не может быть подвергнут аресту иначе как на основании судебного решения или с санкции прокурора ... ”

УПК РСФСР Статья 89, параграф 1 - Применение мер пресечения

“При наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый скроется от дознания, предварительного следствия или суда или воспрепятствует установлении истины по уголовному делу, или будет заниматься преступной деятельностью, а так же для обеспечения исполнения приговора, лицо, проводящее дознание, следователь, прокурор, и суд вправе применить в отношении обвиняемого одну из следующих мер пресечения: подписку о невыезде; личное поручительство или поручительство общественных объединений; заключение под стражу. ”

ЖАЛОБЫ

1. Заявитель жалуется, ссылаясь на Статью 3 Конвенции, что она была помещена в заключение, несмотря на то, что страдала от многих болезней, требующих постоянного лечения; на то, что она должна была есть “грубую пищу” в СИЗО; на то, что следователь оскорблял, запугивал и пытался унижать ее человеческое достоинство; и на то, что разделение ее от сына было болезненно для нее.

2. Заявитель жалуется, ссылаясь на Статью 5 § 3 Конвенции, что законность ее содержания в предварительном заключении не была расследована быстро. Она указывает, что (i) Люблинский Районный суд Москвы рассмотрел ее жалобу на арест, произведенный 9 декабря 1998 только 21 декабря 1998; и (ii) Лефортовский Районный суд Москвы не рассмотрел жалобы, поданные 15 и 19 октября 1999 до 1 ноября 1999.

3. Заявитель жалуется, ссылаясь на Статью 5 § 3 Конвенции, что решение о помещении ее в предварительное заключение принято прокурором, а не судьей.

4. Заявитель жалуется, не ссылаясь на конкретные положения Конвенции, на чрезмерную длительность предварительного заключения.

5. Заявитель жалуется, ссылаясь на Статью 6 § 1 на необоснованную длительность судебного разбирательства ее дела и чрезмерные задержках в расследовании дела по обвинению ее в уголовном преступлении.

6. Заявитель жалуется, не ссылаясь на конкретные положения Конвенции, что в ходе первого слушания дела по обвинении, выдвинутому против нее, внутренние суды неправильно оценили показания свидетелей и материальные доказательства.

7. Заявитель жалуется, ссылаясь на Статью 6 § 2 Конвенции, что заявления работника прокуратуры и представителя ФСБ средствам массовой информации нарушили в отношении нее принцип презумпции невиновности.

8. Заявитель жалуется, не ссылаясь на конкретные положения Конвенции, на нарушение ее права защищаться от предъявленного обвинения с помощью адвоката. Она жалуется, что 4 июля 1998 она была допрошена в отсутствие адвоката; что ее адвокаты, прибывшие в 10 утра 6 июля 1998 должны были ждать в течение 30 часов прежде, чем они могли встретиться с ней; что следователи попытались допрашивать ее в отсутствии ее адвокатов 28 сентября 1998 и 14 января 1999.

ПРАВО

1. Заявитель жаловался, ссылаясь на Статью 3 Конвенции на грубое обращение со стороны следователя, низкое качества пищи и недостаточность медицинской помощи в СИЗО.

Статья 3 гарантирует следующее:

“Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию. ”

Власти указывают, что заявитель содержался в СИЗО Номер IZ-49/9 Москвы (теперь Номер IZ-50/9, “ СИЗО Номер 9”) с 3 июля до 26 октября 1998 и с 1 декабря 1998 до 29 апреля 1999. Между 26 октября и 2 декабря 1998 заявитель был помещен в Государственный Центр Социальной и Судебной Психиатрии имени Академика Сербского для проведения стационарной психиатрической экспертизы. Между 29 апреля и 30 декабря 1999 заявитель содержался в следственной тюрьме Федеральной Службы безопасности Российской Федерации в Лефортово.

Что касается СИЗО Номер 9, Власти утверждают, что заявитель имел индивидуальное спальное место, и ее камера отвечала общим санитарным требованиям. Заявитель имел право на прогулку в течение одного часа в день. Она могла покупать продовольствие в магазине СИЗО и получать передачи от родственников. В ноябре 1998 российский Омбудсмен посетил СИЗО Номер 9, чтобы исследовать условия содержания заявителя. Заявитель не сделал никаких жалоб ни ему, ни средствам массовой информации на пресс-конференции, которая была проведена после посещения Омбудсмена с участием заявителя. Напротив, она благодарила администрацию СИЗО за высокий уровень медицинской помощи. Заявитель не подавал никаких жалоб относительно условий содержания в течение всего периода предварительного заключения.

Что касается СИЗО в Лефортово, Власти утверждают, что камера заявитель имела не меньше чем 4 кв.м на обитателя. Камеры были оборудованы туалетом, сливом и вентиляцией, а так же холодильником, телевизором, радио, полкой, зеркалом и мусорным ящиком. Заявитель имел индивидуальное спальное место и постельные принадлежности. Она получала пищу три раза в день и имела право на прогулку в течение одного часа в день. Когда было необходимо, ей предоставлялась медицинская помощь. Заявитель никогда не жаловался на условиях содержания в СИЗО Лефортово.

Власти полагают, что условия содержания заявителя в предварительном заключении не были нарушающими положения Статьи 3 Конвенции.

Заявитель ссылается на многочисленные заключениям международных организаций по правам человека, типа Международная Амнистии и Human Rights Watch (американская правозащитная организация, примечание Финкова Е. В.), которые полагали, что условия содержания во многих российских СИЗО представляли собой жестокое и унизительное обращение с заключенными. Она далее утверждает, что, так как СИЗО в Лефортово находится в ведении Федеральной Службой безопасности, а не Министерства юстиции как все другие СИЗО, условия содержания обвиняемых в совершении преступлений против Государственной Власти были более жесткими чем в других местах. Наконец, что касается требования использования внутренних средств правовой защиты, она утверждает, что как вдова боевого генерала, она провела более чем тридцать лет в отдаленных военных гарнизонах, и поэтому не склонна к жалобам. Она полагает, что Статья 3 была нарушена, поскольку условия ее содержания в предварительном заключении были “чрезвычайно жесткими” и “достаточно отличны от условий в [других] европейских тюрьмах”.

Суд не видит необходимости, чтобы решить, истощил ли заявитель внутренние средства правовой защиты в отношении ее жалоб на нарушение гарантий Статьи 3, потому что эти жалобы в любом случае неприемлемы по следующей причине.

Суд напоминает, что абсолютное запрет на бесчеловечное или унижающее достоинство обращение, в том смысле, в котором говорится в Конвенции, рассматривает как нарушение ее гарантий когда “ достигнут минимальный уровень серьезности предполагаемого нарушения ” (см. Price v. Великобритания, Номер 33394/96, § 24, ECHR 2001-VII). Меры, лишающие человека свободы, сами по себе часто содержат неизбежный элемент страдания или унижения, связанного с данной законной формой предварительного заключения или наказания. Все это не позволяет утверждать, что содержание в предварительном заключении арестованного лица само по себе поднимает проблему нарушения гарантий Статьи 3 Конвенции. При оценке условий содержания в предварительном заключении, в расчет принимается совокупность характеристик этих условий, а так же характер утверждений, сделанных заявителем (см. Dougoz v. Греция, Номер 40907/98, § 46, ECHR 2001-II).

В данном случае жалобы заявителя являются чрезвычайно неопределенными и общими. Заявитель ничего не оспаривает в подробных описаниях Властей относительно условий ее содержания в предварительном заключении. Суд не может принять в качестве доказательств сообщения международных организаций по защите прав человека, на которые заявитель указывает как на бесспорные свидетельства, потому что эти сообщения не содержат никакой информации относительно условий содержания в тех конкретных СИЗО и камерах, в которых содержался сам заявитель. Утверждения о более жестких условиях содержания задержанных в СИЗО Федеральной Службой безопасности, выглядят как предположения, не обоснованные какими либо конкретными доказательствами.

Из этого следует, что эта часть жалобы явно необоснованна и должна быть отклонена в соответствии со Статьей 35 §§ 3 и 4 Конвенции.

2. Заявитель жаловался, что ее предварительное заключение было необоснованно длительным. Суд полагает, что эту жалобу необходимо рассмотреть с точки зрения Статьи 5 Конвенции, которая гарантирует, в применимой по делу, части, следующее:

«1. Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

. . .

с. законный арест или задержание лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным судебным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;

. . .

3. Каждое лицо, подвергнутое аресту или задержанию в соответствии с положениями подпункта (с) пункта 1 настоящей статьи, незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять судебные функции, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может ставиться в зависимость от предоставления гарантий явки в суд.»

Власти утверждают, что Статья 96 § 2 Уголовно-процессуального кодекса, действовавшего в то время, предусматривала возможность применения меры пресечения в виде предварительного заключения по единственному основанию в виде опасности совершенного преступления. Поскольку органы следствия имели разумные подозрения, что заявитель совершил убийство, ее помещение в предварительное заключение было законно. В любом случае, она не обжаловала сам арест в судебном порядке. Что касается последующего содержания в предварительном заключении, то его общая продолжительность составила один год, пять месяцев и 27 дней, что не превысило максимальной допустимый срок, предусмотренный Статьей 97 § 2 тогдашнего УПК с учетом серьезности и особенностей совершенного преступления. Кроме того, законность продлений срока предварительного заключения была подтверждена несколько раз внутренними судами.

Заявитель не соглашается с этим. Она указывает, что лишение свободы - самая серьезная мера пресечения, которую не было необходимости применить к ней ввиду ее возраста и постоянного места жительства в Москве, где она жила со своим психически больным сыном, требующим постоянной заботы и наблюдения. Из-за общественного положения ее мужа и, связанной с этим известности, заявитель имел высокий социальный статус, и не было разумных оснований полагать, что необходимо воспрепятствовать ей совершить новые преступления. При рассмотрении вопроса о продлении срока пребывания в предварительном заключении, внутренние суды были не в состоянии указать какие либо доказательства, свидетельствующие о том, что заявитель имел намерение скрыться, осуществлять давление на свидетелей или продолжать преступные действия. Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации 13 июня 1996 и 25 декабря 1998[i] высказал правовую позицию, состоящую в том, что серьезность преступления, по которому предъявлено обвинение, сама по себе не достаточна для того, чтобы оправдать длительность предварительного заключение обвиняемого. Наконец, период времени в восемнадцать месяцев для расследования одного эпизода убийства, при наличии одного обвиняемого (заявителя) нельзя счесть разумным сроком.

Суд полагает, в свете объяснений сторон, что эта часть жалобы содержит серьезные вопросы факта и права в смысле ЕКПЧ, решение которых требует проверки в ходе слушания по существу. Суд заключает поэтому, что эта часть жалобы не явно необоснованна в пределах значения Статьи 35 § 3 ЕКПЧ. Никакое другое основание для объявления этой части жалобы недопустимой не было установлено.

3. Заявитель жаловался, ссылаясь на Статью 5 § 3 Конвенции, что она не была доставлена в суд для получения разрешения на ее арест и помещение в предварительное заключение.

Суд обращает внимание на оговорку России относительно положений Статьи 5 § 3 Конвенции. Суд отмечает, что оговорка относится, среди прочего, к Статьям 11 § 1 и 89 § 1 Уголовно-процессуального Кодекса (действовавшего в то время), согласно которым гражданин может быть арестован по санкции прокурора, и обязательной проверки судом это не требовало. Суд исследовал законность данной оговорки и нашел, что она соответствует требованиям Статьи 57 Конвенции (см. Лабзов v. России, Декабрь Номер 62208/00, 28 февраля 2002).

С учетом срока действия оговорки, у Россия не было обязательства, вытекающего из Конвенции, гарантировать заявителю право быть незамедлительно доставленным к судье или к иному должностному лицу, наделенному судебной властью рассмотреть обоснованность ее ареста и избрание меры пресечения.

Из этого следует, что эта часть жалобы - неприемлема ratione materiae с положениями Конвенции в соответствии со Статьей 35 § 3 Конвенции.

4. Заявитель жаловался, ссылаясь на Статью 5 § 3 на то, что ее жалобы против продления срока содержания в предварительном заключении от 9 декабря 1998 и
15 и 19 октября 1999 не рассмотрены безотлагательно районными судами. Суд полагает, что эта часть жалобы должна быть исследована с точки зрения гарантий Статьи 5 § 4, которой предусмотрено следующее:

«4. Каждый, кто лишен свободы путем ареста или задержания, имеет право на разбирательство, в ходе которого суд безотлагательно решает вопрос о законности его задержания и выносит постановление о его освобождении, если задержание незаконно.»

(a) Суд обращает внимание, что он компетентен рассмотреть вышеупомянутую жалобу только, поскольку, поскольку она касается судебного разбирательства, которые завершились окончательным определением Московского Городского Суда от 25 ноября 1999. Что касается всех более ранних слушаний, то заявитель обратился в Европейский Суд по истечении шести месяцев после того, как были вынесены окончательные судебные постановления в отношении тех событий (сравни. Ilijkov v. Болгарии, Номер 33977/96, решение Комиссии от 20 октября 1997).

Из этого следует, что эта часть жалобы подана с опозданием и должна быть отклонена в соответствии со Статьей 35 §§ 1 и 4 Конвенции.

(b) Что касается жалоб, поданных 15 и 19 октября 1999, Власти указывают, что их слушание, первоначально назначенное на 27 октября 1999, было отложено из-за болезни заявителя. 1 ноября 1999 районный суд рассмотрел эти жалобы и отклонил их. 1, 4, 9 и 12 ноября 1999 заявитель и ее адвокаты обжаловали определение районного суда в городской суд. Слушание в городском суде было намечено на 17 ноября 1999, но впоследствии было перенесено на 25 ноября 1999, потому что заявитель заявил ходатайство о личном участии. 25 ноября 1999 Московский Городской Суд поддержал определение районного суда от 1 ноября 1999. Власти полагают, что требования Статьи 5 § 4 были выполнены.

Заявитель утверждает, что Статьей 220-2 § 2 действовавшего в то время Уголовно-процессуального Кодекса было предусмотрено, что жалобы относительно законности продления срока содержания в предварительном заключении, должны рассматриваться в течение трех дней после получения всех материалов. Это требование не было выполнено в ее случае.

5. Заявитель жаловался, ссылаясь на Статью 6 § 1 Конвенции, что разбирательство дела по обвинению ее в совершении уголовного преступления не было проведено в “разумный срок”. Статья 6 § 1, в применимой по делу части, гарантирует следующее:

«1. Каждый человек имеет право . . . при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на . . . разбирательство дела в разумный срок . . . судом, созданным на основании закона. . .»

Власти утверждают, что эта жалоба преждевременна, потому что разбирательство дела по обвинению заявителя в совершении уголовного преступления все еще продолжается в суде. Они не делают никаких комментариев относительно существа этой части жалобы.

Заявитель не соглашается с этим.

Суд напоминает свое установившееся прецедентное право по этому вопросу, а именно - что жалобы относительно длительности судебного разбирательства могут быть поданы еще до вынесения окончательного внутреннего решения (см.,
например, Тодоров v. Болгарии., Декабрь Номер 39832/98, 6 ноября 2003, с дальнейшими ссылками). Из этого следует, что это возражение Властей должно быть отклонено.

Суд полагает, в свете критериев, установленных его прецедентным правом по вопросу о соблюдении “разумного срока”, и на основании всех материалов, представленных ему сторонами, что эту часть жалобы требуется рассмотреть по существу.

6. Наконец, заявитель представил множество жалоб о неверной оценке доказательств, добытых по ее делу, внутренними судами и о предполагаемом предубеждении относительно ее невиновности и на нарушение ее прав на защиту.

Суд обращает внимание, что приговор в отношение заявителя был отменен, и обвинение, выдвинутое против нее все еще исследуется внутренними судами. У заявителя нет препятствий к тому, чтобы поднять эти проблемы в ходе проводящихся судебных разбирательств во внутренних судах.

Из этого следует, что эта часть жалобы должна быть отклонена на основании Статьи 35 §§ 1 и 4 Конвенции ввиду не исчерпания всех внутренних средств правовой защиты.

По этим причинам, Суд единодушно

Объявляет приемлемой, не предрешая решения по существу, жалоб заявителя, что:

- время ее содержания в предварительном заключении было чрезмерно длительным,

- проверка законности ее содержания в предварительном заключении не была проведена "быстро"

- длительность разбирательства дела по обвинению ее в совершении уголовного преступления превысила требование соблюдения принципа “разумного срока”;

Объявляет неприемлемой остальную часть жалобы.

Søren Nielsen Christos Rozakis
Секретарь (Грефье) Секции Президент